Часть 9 из 27 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Всё в порядке, — подавленный тон, всё ещё соответствовавший интонации вымышленной Никель Санны, говорил сам за себя. Марка выключила воду и покинула уборную быстрым шагом. Маску следовало сохранять до конца пьесы — даже если актёр пострадал.
Все эти дни Марка ожидала удобного случая, чтобы выбраться наружу с оружием. На её беду, миссия Хансена — а именно, если быть точнее, Коли — достаточно ответственно относилась к этому вопросу. Бойцы также держали оружие при себе. После того, как удастся провернуть задуманное, Марка намеревалась добраться до администрации, где её уже давно ожидали компрометирующие документы — столь ненавистные сердцу. После встречи с дочерью Марка решила, что старается не только для себя, но и для Вероники, которой не нужна мать-уголовница. И как же повезло Эго, что случай представился прямо сейчас!
Не успела Марка открыть дверь, ведущую в зал, как услышала вопли. Смущëнная, она вытерла слезы рукавом и зашла. Кричали выжившие, на глазах у которых один сторож нëс на руках тело другого. Укушенный в живот пострадал очень серьёзно: его одежда порвалась и вместе с вооружением спала на пол. Толпа окружила двоицу, направлявшуюся к Астрид. Из агрессивных воплей Марка рассудила, что на охрану напал теллуровик, который пришëл к ним в одежде, походкой выдавая себя за человека. Монстр укусил Аластора за живот и почти прогрыз себе путь до желудка, однако товарищ убиваемого догадался ударить монстра прикладом и достать дробовик. Тело белого зомби так и осталось лежать у входа, а Айзек спас друга. С мыслью о том, что её утверждение о редкостной удаче подтвердилось, Марка подняла желанный автомат. Не столь эффективно против белых зомби, но от обычных спасёт. Судя по всему, никто даже не заметил, что она украла оружие. Айзек, оставивший Аластора на попечении Астрид, уже звал других солдат, и Марка, краем глаза заметившая, как со второго этажа спускался Аксель, побежала к выходу по следу крови, оставленному раненым бойцом. Маленькая Наташа, обычно стоявшая у линии обороны с термометром, отсутствовала. Эго смело выскочила на улицу, где, как она и думала, лежал безголовый теллуровик. Возле него и начинался кровавый след.
На мгновение Марке стало страшно: она впервые видела тело этого могущественного создания, в существовании которого до сих пор сомневалось большинство выживших. Но возбуждение, вызванное слезами дочери, вынудило её бесстрашно продолжить путь. Ситуация усложнялась закатом: уже через полчаса в городе будет темно. Эго рассчитывала найти убежище и переждать ночь где-нибудь взаперти: она была недовольна тем, что возможность сбежать представилась в самое неподходящее время, но так уж повезло. Улицы практически не изменились — разве что зомби из ходячих мертвецов превратились в обычных, своими трупами усеяв асфальт. Ни одна машина не сдвинулась, ни одна баррикада не пропала. Марка опасалась идти по переулкам, где из-за узости её могли легко поймать, и предпочла пойти длинным путём — по шоссе. В таком случае ей требовалось повернуть налево через пятьсот метров, а потом ещё раз через столько же. Скорее всего, Эго успеет добраться до пункта назначения вовремя!
На протяжении первых ста метров Марке попадались только мёртвые тела, лежавшие в различных позах и сгнившие ещё сильнее. Она, всë ещё потрясëнная, начала испытывать угрызения совести: ответственность в смерти каждого, пусть и частично, нëс на своих плечах именно мэр. Вот расстрелянный солдатами зомби, чьë тело нелепо болтается на барьерном ограждении. Самое страшное заключается в том, что это семилетний ребёнок, и на изуродованном лице навсегда осталось запечатлено наивное мальчишество. Аналогично и другие обращённые, чьи тела забыты самим Богом, представляли из себя людей всех полов и возрастов. Никто из них и представить себе не мог 278 числа, что всего через пару часов перестанет быть самим собой... А о тех живых, кто стал жертвами зомби, и вовсе страшно думать. Если обращенные не успели столкнуться с экзистенциальным кризисом, то остальные пережили страшнейший стресс и, по большей части, всё равно погибли, оказавшись в руках людоедов. С каждым пройденным шагом Марка всë больше и больше привыкала к обыденности жестокости.
Движение! Марка спряталась за автомобилем, присев. Мимо неё, не заметя, пробежал человек в защитном костюме, который направлялся в участок. Не то смертельно устал, не то очень волновался. Удивлённая Марка узнала в непримиримом Тома Холма. Скорее всего, этот человек, помощник Коре Кнудсена, выступал представителем от своего начальника — иной причины посещать миссию Хансена непримиримому она не видела. Встав, Марка проследила глазами за Томом. Тот по её маршруту, но в обратном порядке преодолел весь путь до участка и тут же пал на колени перед выставленной охраной. Марке хотелось узнать, что же будет дальше, но загадочное прерывистое дыхание отвлекло её. Развернувшись, она столкнулась лицом к лицу с преследователем Тома, от которого её отделял только угол кузова автомобиля. Находившийся с другой стороны всего в метре от Эго, теллуровик медленно обходил машину, осмысляя каждый свой шаг. Неистовый крик Марки и выпущенные в голову пули никак не мешали ему с гордой зубастой улыбкой приближаться. А ведь солдаты знают — то, что теллуровик идёт медленно, не значит, что он не может бежать быстро.
***
— Чтоб он всрался! Предатель! Собака, привёл к нам какого-то цуцика! А я ему доверял, из-за тебя доверял! Кто теперь курсы по подготовке вести будет!?
Вечер. 287 день весны 318. Северо-восток Хескенеса, новая база непримиримых.
Подобный грому голос Коре обрушился на бедного Собаку, не способного и слова против сказать — потому что немой. Сталкиваясь с плохими новостями, Кнудсен не мог сдержать эмоций: он искренне верил, что их дело правое, и что рано или поздно им удастся зачистить Хескенес. Но появление "ходячих грибов" (именно такое нелестное прозвище дали теллуровикам непримиримые), массовые гибели бойцов и бегство Тома Холма окончательно добили Коре. Нет, огнемёты непримиримых хорошо помогали в борьбе с монстрами. Однако общий интеллект позволял теллуровикам легко настигать чересчур уверенных в непобедимости бойцов Коре. Из-за того, что теллуровики населили восточные границы города, где располагалась прежняя база, Коре с ребятами перебрались в новое убежище дальше к северу, которое ранее представляло собой школу. Теперь такие детские атрибуты, как рисунки на стенах, дружелюбные плакаты, доски и парты, сосуществовали с перегаром, бутылками водки, благим матом и массовыми убийствами.
И вот, когда после очередного расстрела пленных зомби, произошедшего, как всегда, в спортзале, Собака зашёл в общую спальню, чтобы, по обыкновению не снимая костюма, прилечь, его настиг взбешённый Коре. И, надо сказать, не гнев начальника потряс Собаку. Тот, сидя на кровати в освещаемом только свечами помещении, опустил голову. В маске отражался весь спектр эмоций от разочарования до злобы. Гневно тряс перед ним руками Коре, а Собаку вовсе не это волновало. Том Холм — друг детства. Названый брат. Самый родной человек после смерти родителей, которых Собака, впрочем, и не знал, так как рос в приёмной семье, где и так было усыновлено и удочерено не менее двух десятков детей — в рамках довольно странной программы "Стань хорошим отцом" супружеская чета Страндов решила выпендриться и собрать самую большую семью в стране. Вот только у отца семейства начались проблемы с финансами, и семейство попросту разорвало надвое. Верманд был в числе тех, кто постоянно покидал семью. С братьями и сёстрами отношения тоже не сложились, Верманду очень мешала немота. Тогда-то и пришёл на помощь Томас Холм — человек очень открытый, дружелюбный и понимающий. Они вместе поступили в школу, и там Том научился понимать каждый жест своего нового друга. Без него Собака был как без рук — точнее, как без голосовых связок. Вместе они прошли через огонь, воду и медные трубы. Но четвёртое испытание, зомби-апокалипсис, оказалось для них, видимо, последним.
С этих пор Собаке оставалось задаваться одним вопросом: что он не так сделал? Да, было очевидно, что жестокие методы непримиримых не нравились Тому, хотя Собака не просто одобрял их — он и был главным вдохновителем царившей в команде Кнудсена жестокости. Однако Собака рассчитывал на то, что друг не бросит его. Ведь даже в таких суровых условиях всегда были занятия, не столь изощрённо садистские: например, Том тренировал новичков, обучая азам стрельбы и выживания, а также заботился о больном отце Коре. Произошедшее показало, что Собака ошибался в брате. И ведь Том даже не предупредил его! Видимо, опасался, что не смог бы переубедить Верманда. В последние дни они часто ругались, и всё же Собака надеялся, что конфликты удастся разрешить. Теперь поступок Холма казался ему предательством. Гнев Коре только подогревал искренние чувства. Только Кнудсен собирался закончить, как разъярëнный Собака вскочил и бешено заревел в маску, отпугнув даже начальника. Коре интуитивно понял — лучше палача не злить, а то следующим будешь ты. Руки дëргались, дыхание сбилось, голова затряслась: сквозь маску было видно, как взбесился Собака. Очевидно, что как никогда он нуждается в новой жертве, на которой можно будет отыграться по полной. Словно спеша обрадовать лидеров непримиримых, в спальню ворвался, открыв двери настежь, довольный боец. Он снял шлем и торжественно сообщил, что с товарищем сумел захватить на границе города одного военного.
— Прекрасная новость! Собака, выведай всё, что знаешь, — Коре полегчало после гневливой тирады. А вот Собака, вытянувшись, окинул солдата мёртвым взглядом, проглядывавшимся сквозь маску. Тот съëжился: пленному конец.
Собака умел быть жестоким. На севере города он столкнулся с разведкой Хансена: все убиты и разорваны на кусочки местными обитателями, кроме одного, спрятавшегося в мусорном ведре. Решивший по звукам стрельбы, что за ним пришли, разведчик выглянул, однако Собака вырубил его прикладом и притащил на базу (ещё старую). Коре утверждал, что этот пленник вряд ли сообщит ценную информацию, однако даже он не предполагал, что у палача окажутся другие планы на пленного. Собака лично издевался над разведчиком, причём во время пыток не спросил даже имени: бил руками и кочергой, пинал, обливал холодной водой, а потом горячей. Через пять часов непрерывных мучений пытаемый скончался. Коре спросил Собаку, зачем тот это делал. Вендетта? Ненависть к миссии Хансена? Ответа не последовало. Все, включая Коре и Тома, с тех пор опасались Собаку. Кнудсен считал себя главным; каждый непримиримый понимал, что в случае чего именно Собака проявит себя как самый яростный и бесчеловечный монстр. Вот и теперь Коре, понимая, насколько зол помощник, решил не мешаться у него под ногами. Втроём они вышли в вестибюль, заполненный пустыми бутылками, где у входа лежал окровавленный солдат, окружённый поймавшими его бойцами. Остальной десяток непримиримых расселся на ящиках посреди вестибюля, играя в карты или бухая. Медики перевязали ранения на груди, что вряд ли поможет: жить пленнику осталось недолго.
Собака быстрым шагом подошёл к военному и поднял ногу, чтобы со всей силы ударить по животу, однако его и остальных остановил посторонний шум. Так как двери наружу были открыты, Коре не пришлось подходить. Отсюда было слышно, о чëм оповещал дрон, облетавший улицы города. Даже охрана, стоявшая за пределами школы, не заметила этого маленького устройства, будто нарочно изготовленного таким миниатюрным.
"Срочное сообщение! Срочное сообщение! Дорогоуважаемые выжившие! Говорит генерал Расмуссен! Обстановка в городе тяжёлая. Правительство решает судьбу Хескенеса, есть вероятность, что город будет уничтожен. Однако я предоставляю вам шанс спастись! Будет открыт гуманитарный коридор, если вы выполните одно-единственное условие. Требуется взорвать здание городской администрации. Это очень важно! Советую уничтожить его в ближайшие дни, это может повлиять на решение правительства. Срочное сообщение!..."
— Как вовремя мы тебя поймали... — сообщение повторялось, а дрон улетал восвояси. Коре дураком не был, поэтому догадался, что Расмуссен фальшивит: обещает открыть коридор, намекая, что действует отдельно от правительства, не желающего помочь выжившим; в то же время в конце утверждает, что предложенное им условие повлияет на власти, и они помогут выжившим, хотя ранее единственным спасителем он считал сам себя. Вне себя от ярости, он пригрозил кулаком военному: — Урод, я знаю, что это обман! Уничтожение мэрии в его интересах, я прав? Он кинет нас всех, не так ли?
— Конечно, — прошептал военный. — Ты его хорошо понимаешь, ведь ты от него ничем не отличаешься. У нас много говорят о тебе, Кнудсен. Убиваешь всех, несёшь долю ответственности и, в конце концов, кидок. Да, ты кидок. Тебя заботит только твой больной отец, а других непримиримых ты бросишь, когда настанет время. Что смотришь на меня так? Мне нечего терять. Убейте меня, как вы делали с другими. Вы же ни на что больше не способны, палачи. Вы не добро, вы самое настоящее зло. О вас никогда и не вспомнят, убийцы. Попомните мои слова, шайка мародёров.
Коре, отвернувшийся от пленника к стене, молчал. Собака неловким мычанием спросил, можно ли кончать с тем. Военный тоже не говорил, дыша тяжело, но с гордостью — как единственный на свете человек, способный сказать Коре правду в лицо. Непримиримые стояли молча, напуганные молчаливостью начальника. Только через пару секунд Кнудсен резко развернулся и ударом сапога проломил военному череп. Немного пошаркал ногой, расплющив мясистое содержание головы, и отошёл.
— Пусть говорят что угодно. Нас не сломить! — разгневанно сообщил Коре. Теперь уже Собака боялся его, а о других и говорить не приходится. — Значится, так. Поход к Хансену будет! Готовьтесь. Им пизда. Собака, делай что хочешь с этим ебланом. Хочешь, сожри его — не знаю, до какой степени ты Собака и сколько в тебе ещё Человека.
Дело в том, что после бегства Марки непримиримые не стали её преследовать, столкнувшись с оравой зомби. Коре справедливо предположил, что она скрылась у Хансена, и решил до поры до времени не трогать. Предательство Холма расстроило первоначальные планы. Кнудсен на эмоциях приказал непримиримым готовиться к карательному походу на Хансена, после чего отругал Собаку. Встреча с военным убедила Кнудсена, что нужно действовать ещё активнее, невзирая на эпидемию и ходячие грибы. Первый враг — миссия Хансена, второй — военные Расмуссена. Последние дни Кнудсен только и думает над тем, что лучшим способом спасти город будет спровоцировать аварию на АЭС к северо-востоку, у горы Ассете; по наблюдениям, грибы дышат. Для этого следует пробраться через армию, что будет возможно только в том случае, если Расмуссена сместят. А Коре уверен, что такой мудак на месте не задержится. Но это планы на будущее. Сейчас важнее всего добраться до полицейского участка. Непримиримые выступят ночью, когда Хансен будет уязвим. В зависимости от ситуации Коре предполагал два возможных сценария: вторжение и мирные переговоры с давлением. Рассчитывал на второй. Страшно ли было идти по улицам, захваченным теллуровиками, в темноте? Конечно же нет, потому что непримиримые — самые отъявленные головорезы.
Перед походом следовало посетить отца. Тот, как и прежде, занимал отдельную комнату. Мартиниус Кнудсен, двадцатилетний старик, давно утратил возможность двигаться. Инвалидной коляски не покидал, ходил под себя. Был глуховат, слеп — в общем, одной ногой уже в могиле. Рядом с Мартиниусом всегда находился как минимум один медик, коих в стане непримиримых было не более двух: всё же в их тесную организацию никого нового не принимали, это был тесный круг. Зайдя в ещё более тёмную, чем спальня, комнатушку, Коре поздоровался со врачом. Каждый раз, навещая отца, он спрашивал у господина Ли о состоянии пациента, что было неудивительно: старик после нападения теллуровиков стал совсем плох. При переезде на новую базу один такой гриб напал на Коре, перевозившего отца. Монстр пытался заразить Мартиниуса, однако Кнудсен вовремя разнëс ему голову из дробовика, не желая тратить слишком много времени на огнемёт. Однако одна из спор успела залететь в рот к старику, отчего тот поперхнулся. После того случая Мартиниус кашляет, а его кожа, кажется, побледнела.
— Как папа, Ли? — спросил Коре, не боявшийся говорить с тем в присутствии отца: всё равно Мартиниус почти ничего не видит и не слышит.
— Сомнений больше не остаётся, Коре, — врач покачал головой и многозначительно взглянул на старого, — перед нами обращение. Но замедленное. Осмелюсь предположить, связано с заражением. Большому количеству спор легче разростись и сформировать полноценный плазмодий. А вот одной-двум придётся потратить на это гораздо больше времени. Как правило, у зомби, если не ошибаюсь, формируется около пятнадцати спор. Если такое количество обращает в нежить за полдня, то вот одна спора... не такой хороший биолог и не могу быть уверен, но если говорить языком математики, то неделя. Да, неделя. Вот и всё, что остаётся у господина Кнудсена.
Кнудсен, и так нервный, хотел наброситься на Ли и придушить за такую новость. Но в то же время медик был специалистом и помогал, не требуя ничего взамен, так что Коре подавил свою злобу и сухо поблагодарил того. По приказу Ли вышел, и тут очнулся дед:
— Коре, это ты! Подойди сюда, сынок, кхе-кхе.
Сын послушно приблизился к нему.
— Слушаю, папа! — Кнудсен-младший с отцом говорил громко и чётко.
— Странные дела делаются. Ты меня покатаешь на пони? Доктор сказал, у тебя есть лошадка!
— Нет, папа! Лошадки пока нет! Но потом будет!
— Это что, кхе, обманул?... Вот тебе раз. Коре, а те алкаши нападать больше не будут? А то боюсь их. Раньше никогда столько неадекватов не видел.
— Как получится, папа! Мы с ребятами тебя прикроем! Побьём их всех!
Старик совсем не соображал. Он воспринимал непримиримых как друзей Коре, с которыми тот отправился в поход, зомби — как алкоголиков, а катастрофу — как выход на природу. Лидеру непримиримых было очень тяжело с отцом.
— Но вы строго их не бейте, лучше поговорите, когда протрезвеют, или полицию вызовите... Помнишь, чему я учил тебя, Коре? Нельзя отвечать насилием на насилие.
— Стараемся быть дружелюбными, папа!
— Вот, молодцы, кхе... Что-то плох становлюсь, Коре. Ты пока обо мне забудь, я тут подышу свежим воздухом, — слабый нос Мартиниуса не улавливал, что в комнате пахло его же говном. — Я посплю...
Закрыл глаза, чтобы отдохнуть. Коре не мог спокойно смотреть на больного отца. Можно сказать, что вся организация непримиримых была создана им не столько ради спасения внешнего мира, сколько ради обеспечения безопасности Мартиниуса. Коре всем сердцем желал, чтобы старый умер в тишине и покое. И вот новость о том, что тот заражён, подкосила Кнудсена-младшего. Он остановился, как истукан, перед спящим отцом, со шлемом в руках и опечаленно нахмурился. Нет, плакать Коре не умел, он был для этого слишком агрессивным. Но разве мог он проявлять злость в отношении своего отца — самого доброго на свете человека, даже в молодости не способного обидеть и мухи? Мартиниус воспитал из Коре бизнесмена и достойного человека своими религиозными притчами и уроками доброты, а тот, когда началась катастрофа, откинул все нравоучения отца ради жестокости. В какой-то мере Коре было даже стыдно.
— Я спасу тебя, папа, — дрожащим голосом сказал он, протянув руку к помирающему отцу. Желавший положить ладонь на родное плечо, он отдëрнул руку и стыдливо отвернулся, будто не считал себя достойным. — Обязательно...
Во всяком случае, в отличие от Стеллы и Марки, он всегда заботился об отце. Как только появились первые сообщения о заражении, он покинул офис компании и приехал домой, к Мартиниусу. Кричали прохожие, машины попадали в аварии, автобусы были забиты людьми, а один человек уверенно вез инвалидную коляску, в которой сидел его отец, уверенный по шуму, что посетил зоопарк. Вместе со стариком они нашли убежище, Коре вызвал верных друзей и сотрудников Xmon, а за ними подтянулись и остальные. Но безопасность старика всегда была на первом месте, и это знал каждый непримиримый. Те, кто шутили над Мартиниусом и его немощью, безжалостно убивались Коре на месте. И в каком-то смысле его можно было понять.
А солдаты уже заждались. Когда Коре вернулся, они отметили, что тот был подавлен.
— Что, Коре, совесть замучала? — заметил рядовой непримиримый, намекая на убитого военного, чьë тело с раздавленной головой так и не убрали с пола.
— Хенрик, я отрежу тебе язык, — всего четырёх слов хватило, чтоб отпугнуть смельчака. Коре встал во главе десятка непримиримых, в число которых вошёл и Собака. — Выдвигаемся. Предатели ответят за всë. За Алласориес! Готовы? Тогда чего стоите? Вперёд!
Под покровом ночи, пройдя мимо охраны, на улицу выбрались вооружённые огнемëтами негодяи. Лица скрыты за покрытыми грязью респираторами. Глаза полны решимости. Каждый надел на защитный костюм фонарик таким образом, чтобы светить наружу сформированного клина. Таким образом, непримиримые освещали всю местность вокруг себя и были готовы встретиться с любой нечистью. На всякий случай взяли и батарейки, которые были в дефиците. Коре не заботило, насколько дорого обойдется им такой марш-бросок — главное, что непримиримые, грозно шагавшие по Хескенесу, своим видом и ярким свечением отпугивали большинство зомби. И только теллуровики, прятавшиеся за столбами и обломками транспортных средств, с интересом оглядывали желанную добычу.
Предстоял долгий путь. Солнце уходило за горизонт, и последние его лучи отражались в стёклах высоток. Неизбежно темнело. Клин непримиримых превратился в круг света, путешествовавший по чëрному городу. Периодически попадались баррикады, машины, которые они осторожно обходили. Некоторые непримиримые, самые пугливые, нервозно оглядывались по сторонам. На границе круга порой попадались теллуровики, которые просто стояли и не предпринимали никаких действий, наблюдая. Их призрачные силуэты, которых было бесчисленное количество, сопровождали на протяжении всего пути. Один раз, когда бойцы проходили мимо разбитой машины, из неё вылез зомби, напавший на Собаку. Тот пнул мертвеца в лицо и расстрелял. Даже тогда ходячие грибы безмолвно наблюдали, будто заинтересованные необычными людьми, от которых исходил свет.
— Не обращайте внимания. Сжигайте, если будут атаковать, — без доли сомнения приказал Коре.
В его совете не было необходимости, поскольку теллуровики, казавшиеся при свете фонарей проклятыми ангелами, не двигались. Складывалось ощущение, что это единый коллективный разум приказал им застыть и дать непримиримым пройти. Даже если это так, рядовых бойцов не покидал страх, проявлявшийся в мелочах: вспотевшем лице, метающихся с места на место зрачках, неровном шаге. Собака с Коре тоже временами поглядывали по сторонам, пристально вглядываясь в силуэты. Нет ничего страшнее, чем когда неведомая сущность наблюдает, а ты, понимая, чего от неё ожидать, не можешь с ней бороться, потому что в противном случае будешь сметëн и уничтожен. А Коре знал: что зомби, что ходячие грибы разумны. И теллуровики ещё лучше, чем обычные заражённые, подтверждали данный вывод. Если не приказ от коллективного разума, то собственный интерес или холодная издёвка стали причиной нестандартного поведения монстров, которым нравится наблюдать за добычей. Белоснежные создания ещё долго смотрели — но как, если не имели глаз? Очередная загадка... — вслед людям, появляясь и исчезая по очереди в кромешной тьме.
***
Поход, неожиданно, занял не больше нескольких часов: опытные разведчики, входившие в состав группы, прекрасно знали местность и помогли во многих местах срезать. Чем ближе было к участку, тем больше попадалось призрачных силуэтов, но где-то в пятистах метрах от Хансена теллуровики полностью пропали, чем ещё сильнее напугали некоторых непримиримых. А вот Собака и Коре вздохнули с облегчением: пробрались.
Охрана участка издалека узнала непримиримых по их выделяющейся форме, а также яркому свету. Уже через пару минут перед входом выстроились солдаты, во главе которых стоял Оскар собственной персоной. Справа от него Эрик, слева — Аксель. Коли, Астрид и некоторые солдаты остались в убежище, чтобы удержать выживших от очередного потрясения. Тем не менее, за первой линией обороны, за поваленным шкафом стояли Эмма и Вероника, которым разрешили наблюдать за процессом переговоров. На улице было очень холодно, вследствие чего Оскар и остальные дрожали, в то время как тепло одетые бойцы Коре чувствовали себя более чем нормально. Отдельные бойцы как со стороны непримиримых, так и со стороны миссии наблюдали, чтобы процесс переговоров не был прерван зомби или теллуровиками. Особенно их напрягали два силуэта, стоявшие вдалеке от участка и по обыкновению не двигавшиеся. Оскар и Коре бесстрашно стояли на расстоянии пяти метров друг от друга, глядя глаза в глаза.
— Ну как, готовы говорить!? — громко и недовольно начал диалог с противником Кнудсен.
— Более чем. Каковы ваши требования?
— Не нужно делать из нас дураков. Вы и сами знаете... Впрочем, раз так, то требуем в официальной, мать его форме. Хансен, у вас нашли приют Том Холм, предатель, и Марка Эго, мэр города. Холм состоял в наших рядах, пока не перешëл к вам. Этот подонок покинул наше братство, его нахождение вне рамок непримиримых будет чревато его смертью — рано или, сука, поздно. Требуем выдать его нам. То же самое с Эго. Эта мразь виновна в заражении города, с пособниками она подставила мою компанию. Если вы хотите, чтобы между нами сохранялся нейтралитет, выдайте их. В противном случае, суки, мы за себя не отвечаем. Можете поболтать, как угодно. Мы ждём чёткого и ясного ответа.
Если о Холме, скрывшемся в участке, было известно, то вот наличие Марки Эго в рядах выживших Хансена оказалось новостью. Последовав совету Коре, Оскар с Эриком и Акселем отошли в сторонку, к стене участка. Их слова были хорошо слышны Эмме и шокированной Веронике. Последняя потеряла дар речи и застыла, не веря своим ушам. Её мать всё это время была рядом!?
— У нас не могло быть Эго. Коли бы сообщил, — сказал Оскар.
— Тогда надо спросить у Коли. Допросить-осмотреть каждого, проверить, все ли на месте. Мало ли, Марка трансгендер, — неудачно пошутил Аксель, за что получил по шапке от Эрика:
— Юморист хуев! Петух!
— Нет, идея хорошая, — заметил Хансен и, кивком головы намекнув Аммоду, пожелал удачи. Тот вернулся в участок, пройдя по коридору мимо не замеченных им девочек. Эмма пыталась поддержать Веронику, гладя по волосам, но та совсем приуныла.
— А с Холмом что? Ну не до войны же доводить, — пытался вразумить лидера Эрик.
— Коре угрожает нам, хотя, по существу, и так постоянно провоцирует. Как минимум несколько солдат пропало из-за его ребят. Вспомни Кристиана, который младший, и Ульриха. Мы уже давно воюем, Эрик... А Томас изъявил желание помочь с железной дорогой. Такой специалист, перешедший прямо из непримиримых, будет подспорьем в освобождении станции от белых зомби. Томаса не выдадим, ни за что. Насчёт Марки не уверен... мы даже не знаем, есть ли она у нас.
Замолкли, ждали ещё минут пять. Один из охранников убежища снял с себя куртку и заботливо передал Оскару, но тот вернул обратно. Эрик тоже отказался надевать еë, поскольку стремился выглядеть солидно перед непримиримыми. Коре, откровенно скучавший, только сейчас догадался, что у участка может быть запасной выход, через который могут вывести Марку. Однако посылать на обход здания кого-либо было безумной идеей: такой не доберётся обратно. Наконец на улицу вышли Коли и Аксель. Первый, осмотрев всех присутствующих и на удивление вежливо поздоровавшись с Коре (как ни странно, но тот ответил взаимностью), признался ребятам:
— Одной не хватает. Никель Санна, девушка в худи. Расспросил, она вечно держалась в сторонке. Помните, сегодня Аластор потерял автомат? Видимо, она стащила и сбежала. Прискорбно, но да — мэр сбежал.
Вероника, внимательно вслушивавшаяся в каждое слово Коли, после последних впала в истерику. Она тяжело посмотрела на Эмму, на Оскара с друзьями и непримиримых, на пол и вдруг закричала, обратив на себя внимание всех присутствовавших на этой сцене. Громко заплакала и стала психованно бить себя по голове. Эмма поймала подругу за руку и попыталась успокоить, однако тщетно: понимавшая, что её бросили, леди Вера кричала и рыдала. Если мама бы заботилась о ней, то хотя бы оставила весточку, что жива и следит за ней. Но даже так Марке было плевать на дочь. Аксель покинул Оскара и Эрика, чтобы помочь девочкам. Коли с сочувствием оглянулся.
— Похоже, вы уже всё решили, — надменно заметил Коре, скрестив руки на груди. Стоявший рядом Собака покачал раздосадованно головой. — Мы вас слушаем.
Оскар, попросив отсрочки, ещё минуту переговорил со своими коллегами. Взвесив — раз и навсегда — все за и против, Оскар наконец мог с чистой душой дать ответ:
— Мы переговорили и даём тебе такой ответ, Коре Кнудсен — никаких тебе Тома Холма и Марки Эго. Причины просты. Том Холм изъявил желание нам помочь, он заявил, что не поддерживает ваши жестокие методы. Мы приняли решение не бросать его на произвол судьбы, поскольку, в отличие от вас, ценим каждую человеческую жизнь. Марку Эго выдать не можем, так как её на нашей базе банально нет — сбежала этим вечером. Оставляем её вам. Коли хотите начать войну, милости просим. Всё равно как такового нейтралитета никогда и не было. Лишь просим вас, как парламентёров, покинуть это место с миром. Войну можете начать завтра, а этой ночью следует отдохнуть.
Слова, касавшиеся Тома, разозлили Собаку. Тот было начал поднимать пушку, намереваясь выстрелить в Оскара, как его вовремя жестом руки остановил Кнудсен. Солдаты с обеих сторон напряглись и прицелились, однако, заметя мирные намерения Коре, опустили оружие.
— Хансен выдал базу, — покачав плечами, сказал Коре. — Ну то есть, блять, я с ним согласен. Раз он так решил, то мы, парламентёры, должны повести себя как джентльмены и уйти в закат. Собака, ствол опусти. Вы, кстати, тоже. Ну тогда, Хансен, добра тебе. Но при следующей встрече уже не ожидай, что я оставлю тебя в живых.
— Аналогично, — холодно отрезал Оскар, затем, когда непримиримые выдвинулись в обратный путь, добавив: — Удачи...
— И тебе, — не оборачиваясь, сказал Коре, после чего вместе с отрядом ушёл по прежней дороге. Зоркий глаз Оскара заметил, что силуэты, всё это время наблюдавшие за ними, исчезли, хотя места их прежнего нахождения всё ещё освещались фонарями медленно исчезающих за автомобилями непримиримых. Он нахмурился. На фоне продолжала реветь Вероника, и никто — даже Астрид — уже не мог остановить её мучений. Хансен, которого раздражал плач, убедил Коли и Эрика вернуться в участок, чтобы не мёрзнуть. Осталась только стража, всё ещё взволнованная, как и Оскар, исчезновением теллуровиков-наблюдателей.
***
book-ads2