– Вышла подышать. Как раз собиралась возвращаться и выпить чаю. – Пойдем выпьем чаю у меня. Его квартира была за углом. Том заметил Джулию, когда подходил к своим дверям. – Ты так рано вернулся с работы? – Сейчас в конторе не особенно много дел. Знаешь, один из компаньонов умер около двух месяцев назад, и у меня увеличился пай. А это значит – мне всё же удастся не расставаться с квартирой. Майкл вел себя на редкость порядочно, сказал, что я могу не платить до лучших времен. Мне ужасно не хотелось уезжать отсюда. Заходи. Я с удовольствием приготовлю тебе чашку чаю. Том болтал так оживленно, что Джулии стало смешно. Слушая его, никому бы и в голову не пришло, что между ними когда-нибудь что-нибудь было. В нём не заметно было ни малейшего смущения. – Хорошо. Но у меня есть всего одна минута. – О'кей. Они свернули к его дому, Джулия первой пошла по узкой лестнице наверх. – Проходи дальше, в гостиную, а я поставлю воду на огонь. Джулия вошла в комнату и села. Огляделась. В этих стенах разыгралась трагедия её жизни. Здесь ничего не изменилось. Её фотография стояла на старом месте, но на каминной полке появилась ещё одна – большой снимок Эвис Крайтон. На ней было написано: «Тому от Эвис». Чтобы увидеть всё это, Джулии хватило одного взгляда. Комната казалась ей декорацией, в которой она когда-то давно Играла; была знакома, но ничего больше не значила для неё. Любовь, которая снедала её, ревность, которую она подавляла, исступленный восторг поражения – всё это было не более реально, чем любая из её бесчисленных прошлых ролей. Джулия наслаждалась своим равнодушием. Вошел Том – в руках его была подаренная ею скатерть – и аккуратно расставил чайный сервиз, который тоже подарила она. Джулия и сама не понимала, почему при мысли, что он так вот бездумно пользуется всеми её подарками, её начал разбирать смех. Том принес чай, и они выпили его, сидя бок о бок на диване. Он продолжал рассказывать ей, насколько улучшилось его положение. Как всегда, стараясь быть любезным, он признался, что больший пай в фирме ему дали за то, что он привлек туда много новых клиентов, а это ему удалось только благодаря ей, Джулии. Рассказал, как провел отпуск. Джулии было ясно, что Том даже не подозревает, какие жгучие страдания он некогда ей причинял. От этого ей тоже захотелось рассмеяться. – Я слышал, тебя ждет сегодня колоссальный успех. – Неплохо бы, правда? – Эвис говорит, вы оба, ты и Майкл, замечательно относитесь к ней. Смотри, как бы она тебя не обошла. Том хотел её подразнить, но Джулия спросила себя, уж не обмолвилась ли ему Эвис, что надеется на это. – Вы обручены? – Нет. Эвис нужна свобода. Она говорит, что помолвка помешает её карьере. – Чему? – Слово само собой сорвалось у Джулии с губ, но она тут же поправилась: – Ах, да, ясно. – Естественно, я не хочу стоять у неё на пути. Вдруг после сегодняшней премьеры она получит приглашение в Америку? Конечно, я понимаю, ничто не должно помешать ей его принять. Её карьера! Джулия улыбнулась про себя. – Знаешь, я и вправду думаю: ты – молодец, что так ведешь себя по отношению к Эвис. – Почему? – Ну, тебе самой известно, что такое женщины. Говоря это. Том обнял её за талию и поцеловал. Джулия рассмеялась ему в лицо. – Ну и забавный ты мальчик! – Может, позанимаемся немного любовью? – Не болтай глупостей. – Что в этом глупого? Тебе не кажется, что мы и так слишком долго были в разводе? – Я за полный развод. И как же Эвис? – Ну, это другое. Пойдем, а? – У тебя совсем выскочило из памяти, что у меня сегодня премьера? – У нас ещё куча времени. Том привлек её к себе и снова нежно поцеловал. Джулия глядела на него насмешливыми глазами. Внезапно решилась: – Хорошо. Они поднялись и пошли в спальню. Джулия сняла шляпу и сбросила платье. Том обнял её, как обнимал раньше. Он целовал её закрытые глаза и маленькие груди, которыми она так гордилась. Джулия отдала ему своё тело – пусть делает с ним что хочет, – но душу её это не затрагивало. Она возвращала ему поцелуи из дружелюбия, но поймала себя на том, что думает о роли, которую ей сегодня предстоит играть. В ней словно сочетались две женщины: любовница в объятиях своего возлюбленного и актриса, которая уже видела мысленным взором огромный полутёмный зал и слышала взрывы аплодисментов при своем появлении. Когда немного поздней они лежали рядом друг с другом, её голова на его руке, Джулия настолько забыла о Томе, что чуть не вздрогнула, когда он прервал затянувшееся молчание. – Ты меня совсем не любишь больше? Она слегка прижала его к себе. – Конечно, люблю, милый. Души не чаю. – Ты сегодня такая странная. Джулия поняла, что он разочарован. Бедняжка, она вовсе не хочет его обижать. Право же, он очень милый. – Я сама не своя, когда у меня впереди премьера. Не обращай внимания. Окончательно убедившись, что ей ни жарко ни холодно от того, существует Том или нет, Джулия невольно почувствовала к нему жалость. Она ласково погладила его по щеке. – Леденчик мой. («Интересно, не забыл ли Майкл послать тем, кто стоит в очереди, горячий чай? Стоит это недорого, а зрители так это ценят».) Знаешь, мне и правда пора. Мисс Филиппс придет ровно в шесть. Эвис с ума сойдет. Она и так, верно, голову себе ломает, что со мной стряслось. Джулия весело болтала всё время, пока одевалась. Она видела, не глядя на Тома, что он не в своей тарелке. Джулия надела шляпу, затем сжала его лицо обеими руками и дружески поцеловала. – До свидания, мой ягненочек. Надеюсь, ты хорошо проведешь вечер. – Ни пуха ни пера. Он неловко улыбнулся. Она догадалась, что он не может её понять. Джулия выскользнула из квартиры, и, если бы она не была ведущей английской актрисой и женщиной, которой далеко за сорок, она бы проскакала на одной ножке до самого дома. Она была страшно довольна. Джулия открыла парадную дверь своим ключом и захлопнула её за собой. «А в словах Роджера, пожалуй, что-то есть. Любовь и вправду не стоит всего того шума, который вокруг неё поднимают». 29 Четыре часа спустя всё было уже позади. Пьесу прекрасно принимали с самого начала; публика, самый бомонд, несмотря на неподходящее время года, была рада после летнего перерыва вновь очутиться в театре, и ей нетрудно было угодить. Это было удачным началом театрального сезона. Каждый акт завершался бурными аплодисментами. После окончания спектакля было больше десяти вызовов. На последние два Джулия выходила одна, и даже она была поражена горячим приемом. Прерывающимся от волнения голосом она произнесла несколько слов, – приготовленных заранее, – которых требовал этот торжественный случай. Затем на сцену вышла вся труппа, и оркестр заиграл национальный гимн. Джулия, довольная, взволнованная, счастливая, вернулась к себе в уборную. Никогда ещё она не была так уверена в своем могуществе. Никогда ещё не играла с таким блеском, разнообразием и изобретательностью. Пьеса кончалась длинным монологом, в котором Джулия – удалившаяся на покой проститутка – клеймит легкомыслие, никчемность и аморальность того круга бездельников, в который она попала благодаря замужеству. Монолог занимал в тексте целые две страницы, и вряд ли в Англии нашлась бы ещё актриса, которая могла бы удержать внимание публики в течение такого долгого времени. Благодаря своему тончайшему чувству ритма, богатому оттенками прекрасному голосу, мастерскому владению всей палитрой чувств, Джулия сумела, при её блестящей актёрской технике, сотворить чудо – превратить свой монолог в захватывающий, эффектный, чуть не зримый кульминационный пункт всей пьесы. Самые острые сюжетные ситуации не могли быть столь волнующими, никакая, самая неожиданная развязка – столь поразительной. Все актёры играли превосходно, за одним исключением – Эвис Крайтон. Направляясь в уборную, Джулия весело мурлыкала что-то себе под нос. Майкл зашел почти вслед за ней. – Что ж, победа за нами, – сказал он и, обняв Джулию, поцеловал её. – Господи, как ты играла! – Ты и сам был очень хорош, милый. – Ну, такую роль я могу сыграть, стоя на голове, – ответил он беззаботно, как всегда скромный в отношении собственных возможностей. – Ты слышала, какая тишина была в зале во время твоего последнего монолога? Критики будут сражены. – Ну, ты знаешь, что такое критики. Все внимание чертовой пьесе и три строчки под конец – мне. – Ты – величайшая актриса Англии, любимая, но, клянусь богом, ты – ведьма. Джулия широко открыла глаза, на её лице было самое простодушное удивление. – Что ты хочешь этим сказать, Майкл? – Не изображай из себя невинность. Ты прекрасно знаешь. Старого воробья на мякине не проведешь. Его глаза весело поблескивали, и Джулии было очень трудно удержаться от смеха. – Я невинна, как новорождённый младенец. – Брось. Если кто-нибудь когда-нибудь подставлял другому ножку, так это ты сегодня – Эвис. Я не мог на тебя сердиться, ты так красиво это сделала. Тут уж Джулия была не в состоянии скрыть лёгкую улыбку. Похвала всегда приятна артисту. Единственная большая мизансцена Эвис была во втором акте. Кроме неё, в ней участвовала Джулия, и Майкл поставил сцену так, что всё внимание зрителей должно было сосредоточиться на девушке. Это соответствовало и намерению драматурга. Джулия, как всегда, следовала на репетициях всем указаниям Майкла. Чтобы оттенить цвет глаз и подчеркнуть белокурые волосы Эвис, они одели её в бледно-голубое платье. Для контраста Джулия выбрала себе жёлтое платье подходящего оттенка. В нём она и выступала на генеральной репетиции. Но одновременно с желтым Джулия заказала себе другое, из сверкающей серебряной парчи, и, к удивлению Майкла и ужасу Эвис, в нём она и появилась на премьере во втором акте. Его блеск и то, как оно отражало свет, отвлекало внимание зрителей. Голубое платье Эвис выглядело рядом с ним линялой тряпкой. Когда они подошли к главной мизансцене, Джулия вынула откуда-то – как фокусник вынимает из шляпы кролика – большой платок из пунцового шифона и стала им играть. Она помахивала им, она расправляла его у себя на коленях, словно хотела получше рассмотреть, сворачивала его жгутом, вытирала им лоб, изящно сморкалась в него. Зрители, как заворожённые, не могли оторвать глаз от красного лоскута. Джулия уходила в глубину сцены, так что, отвечая на её реплики, Эвис приходилось обращаться к залу спиной, а когда они сидели вместе на диване, взяла девушку за руку, словно бы повинуясь внутреннему порыву, совершенно естественным, как казалось зрителям, движением и, откинувшись назад, вынудила Эвис повернуться в профиль к публике. Джулия ещё на репетициях заметила, что в профиль Эвис немного похожа на овцу. Автор вложил в уста Эвис строки, которые были так забавны, что на первой репетиции все актёры покатились со смеху. Но сейчас Джулия не дала залу осознать, как они смешны, и тут же кинула ей ответную реплику; зрители, желая услышать её, подавили свой смех. Сцена, задуманная как чисто комическая, приобрела сардонический оттенок, и персонаж, которого играла Эвис, стал выглядеть одиозным. Эвис, не слыша ожидаемого смеха, от неопытности испугалась и потеряла над собой контроль, голос её зазвучал жестко, жесты стали неловкими. Джулия отобрала у Эвис мизансцену и сыграла её с поразительной виртуозностью. Но её последний удар был случаен. Эвис должна была произнести длинную речь, и Джулия нервно скомкала свой платочек; этот жест почти автоматически повлек за собой соответствующее выражение: она поглядела на Эвис встревоженными глазами, и две тяжелые слёзы покатились по её щекам. Вы чувствовали, что она сгорает со стыда за ветреную девицу, вы видели её боль из-за того, что все её скромные идеалы, её жажда честной, добродетельной жизни осмеиваются столь жестоко. Весь эпизод продолжался не больше минуты, но за эту минуту Джулия сумела при помощи слёз и муки, написанной на лице, показать все горести жалкой женской доли. С Эвис было покончено навсегда. – А я, дурак, ещё хотел подписать с ней контракт, – сказал Майкл. – Почему бы и не подписать…