— Строго говоря, нет. Это дети жены от первого брака. То есть, отец уже женился на тетке с тремя детьми. И он их не усыновлял, понимаете? Потому они так и бесятся: мы с Ликой настоящие дети, и это докажет любая экспертиза. А они — так, с боку припека, и прав на наследство имеют гораздо меньше, чем мы с сестрой, если вообще имеют. Потому и интригуют. Ясно? — Чего же не ясно, яснее некуда, — вздохнула я. Блондин увидел мою машину и закрутил головой, как встревоженная сова. Потом махнул рукой охраннику у ворот и что-то спросил, кивая на кабриолет. Охранник ответил, ткнув пальцем в сторону дома. Парень поднял голову, безошибочным чутьем угадав, где мы находимся; наши взгляды скрестились на миг, и я инстинктивно, почти против воли отпрянула от перил. Слишком свежи были воспоминания о том, что рассказывал Егор: как его избили, пытались кинуть под машину… Добрые, милые братцы! Спустя минуту в гостиной раздались шаги. Мартышка стояла полуобернувшись и сквозь ресницы разглядывала вновь прибывших. — Что это вы опаздываете? — холодно спросила Ира. Мужской голос что-то невразумительно забубнил в ответ, к нему присоединился второй, и в этом бормотании я уловила слова «что за девки приперлись?». — А это подружки нашего мальчика, — очень охотно ответила Ирина, намеренно повышая голос. — Как почуяли запах денежек, так сразу и примчались. — Мало нам этих двух спиногрызов? Валерий Андреевич! По какому поводу у нас гости? А отец в курсе? Тут уж и я слегка повернулась, наблюдая за гостиной. В комнату царственно вплыл адвокат, встал точно по центру и театрально произнес: — Господа и дамы, Алексей Павлович пригласил гостей Егора к чаю. Надеюсь, вы не будете возражать? Ему хочется познакомиться с подругами сына. — Но папа себя плохо чувствует! — возразила Ира напряженным как струна голосом. — Полагаю, общение с молодыми красивыми барышнями пойдет Алексею Павловичу только на пользу. И потом, вы же знаете, что своих решений он не меняет. Дамы! Что же вы стоите на балконе? Прошу к столу. * * * Инвалидное кресло в гостиную вкатила старшая сестра Егора — измученного вида девица в растянутом тонком свитере и с наспех забранными в крысиный «хвостик» светлыми волосами. Глаза ее покраснели и воспалились — явно спала плохо или не спала вообще. Сидящий в кресле старик выглядел совсем не так, как я его себе представляла по рассказам Егора. Его даже стариком было назвать нельзя — красивый пожилой человек, седоватый, ухоженный, с высоким умным лбом. Лика на него нисколько не походила, а вот сходство Егора с отцом было очевидным: такие же темные глаза и правильные, гармоничные черты лица. Ноги Модестова были укутаны клетчатым пледом, руки спокойно и уверенно лежали на коленях. Вообще, судя по внешнему виду хозяина дома трудно было предположить, что он тяжело болен и жить ему осталось недолго. — Здравствуйте, — подал голос мой хорошо воспитанный ребенок, который от непривычного великолепия слегка оробел, но держался хорошо. — И вам не хворать, — ответил Модестов и подал Лике знак, чтобы та подкатила кресло к накрытому столу. — Егор, представь нам своих гостей! Голос у него был под стать внешности: уверенный, сочный, низкий, и совершенно не сочетался с этим старческим пледом и креслом-каталкой. Чем же все-таки болен хозяин дома? Горничные принялись разливать чай, но отцовскую чашку Лика никому не доверила, налила чай сама, плеснула сливок, отрезала самый лучший кусок шарлотки — такой румяной и ароматной, что у меня давно уже слюнки текли. — Много сливок, — недовольно заметил дочери Модестов. — Ты что, не знаешь, как я люблю? — Извини, папа, я сейчас налью новый, — с ангельской улыбкой ответила Лика и взглядом приказала горничной нести чистую чашку. — Папочка, как ты себя сегодня чувствуешь? — спросила Ирина сладко. — Тебе лучше? — Нашла, о чем спрашивать! — обжег ее взглядом хозяин. — Моя болезнь неизлечима, и тебе об этом прекрасно известно. Или ты хочешь узнать, когда я наконец помру, чтобы доставить вам всем удовольствие? Егор втянул голову в плечи, избегая встречаться взглядом со мной и Машкой. Ирина забормотала какие-то извинения, оправдания, она на глазах сжалась и побледнела, да и с ее нагловатыми холеными братьями произошла такая же метаморфоза. С них как будто стянули личину баловней судьбы, отчего они стали меньше ростом, и смотрели на отца с робкой покорностью. На их лицах были приклеены одинаковые резиновые улыбки, словно улыбаться их заставили под дулом пистолета. Не надо быть ясновидящим, чтобы понять: отца они все дружно ненавидят и боятся. Вот это коктейль! — Не волнуйся, папа, тебе вредно, — попросила Лика, подливая янтарный крепкий чай. — Поешь лучше пирога, очень вкусно. — Только ты одна, девочка, меня и любишь, — растрогался тот и притянул к себе дочь, потрепал по затылку, ласково погладил нежную щеку. — Только те, кто искренне любят, не ожидая ничего взамен, достойны награды. Ликочка, обещай, что будешь разумно распоряжаться деньгами и имуществом, которые я тебе завещаю, постарайся не растранжирить. Ну, ты девочка умненькая, я в тебе уверен. Лика сияла, как начищенный медяк, у Егора на физиономии было написано такое неподдельное отвращение, что я испугалась, как бы его не стошнило прямо в тарелку с шарлоткой. В общем-то, я его понимала: старшая сестра так откровенно лебезила и заискивала, так натужно изображала любовь, что назвать ее искренней мог только абсолютно наивный человек. А ведь Модестов наивным уж точно не был, судя по рассказам Егора. Или это уже необратимые возрастные изменения, а там и до старческого маразма недалеко? Я с нежностью подумала о своих здравомыслящих, классных родителях, которые не мешают своим детям жить, не закатывают истерики на пустом месте, и посочувствовала Егору — вот ведь досталась ему семейка! Что отец, что мать, что сестра… Ирина между тем едва удерживалась от того, чтобы не взорваться раздражением, и здорово походила на чайник, которого распирает от пара, а нерадивая хозяйка никак не догадается выключить плиту. Гордая своей победой, Лика не удержалась, и из-за отцовской спины злорадно показала сестрице язык. Один из братьев, — я так и не узнала, как их зовут, различала только по внешности, — светловолосый, широкоплечий и лоснящийся, как масляный блинчик, покраснел, стиснул в кулаке салфетку, и по его виску проползла капля пота. Мне стало не по себе. Неужели даже при гостях эти люди будут выяснять отношения и решать свои семейные проблемы? Может быть, слинять отсюда, пока не поздно? Я уже приготовилась толкнуть Мартышку локтем в бок и сквозь зубы прошипеть «пошли домой», но тут поймала отчаянный и совершенно потерянный взгляд Егора… и прикусила язычок. Черт возьми, бедный парень: мне уже через десять минут стало невыносимо тяжко в этом богатом и тоскливом доме, а он тут с утра торчит. Ирина взяла себя в руки, но от маленькой мести не удержалась. Бросила на Лику, которая заботливо намазывала маслом тостик для отца, пренебрежительный взгляд и холодно приказала: — Налей-ка и мне чаю, дорогуша! Горничная рванулась было к ней, но Ира остановила ее легким движением руки. — Я прошу свою сестру налить мне чаю. Это доставит мне удовольствие. Та молча проигнорировала хамский тон и все с той же кроткой, светлой улыбкой протянула отцу поджаристый тост, но на ее точеном скуластом личике было написано все, что она думает о своих новоявленных родственничках. — Джен Эйр, блин, — еле слышно простонал Егор, уткнувшись носом в свою чашку. — Лика, неужели тебе трудно сделать сестре приятное? — поднял бровь Модестов. — А ты, Егор, лучше пей чай и помалкивай, если не хочешь питаться на кухне с прислугой. Темпераментный Егор вспыхнул, но под гневным взглядом Лики тут же сник. — Конечно, Ирочка, — пропела девица, изображая лицом неземной восторг. Стол был слишком большим, с ее места до Ирининой чашки было не дотянуться, поэтому она поднялась с места и подошла к сестре. — Тебе полную? — Да, спасибо, дорогая, — улыбнулась Ирина и неуловимым движением локтя качнула чайник в руках у Лики. Горячая струя услужливо вылилась из носика на свитер девушки. Лика взвизгнула от боли. — Я такая неловкая, — растерянно пожала плечами Ирина и протянула сестре салфетку. — Вот, возьми, приведи себя в порядок. — Лик, ты как? — встревожился Егор. — Прекрасно! — сдавленно выговорила та и, стиснув зубы, выбежала из гостиной. — Разве можно быть такой неуклюжей? — пожурил Иру Модестов. — Ну прости, папочка, — легко откликнулась та, вспорхнула со стула и присела рядом с отцом. — Давай я сделаю тебе еще один тостик? — Сделай, сделай. И все-таки я уже решил, что завещание перепишу на Лику, она девочка умная и добрая. А вы, друзья мои, — и он посмотрел на детей своей первой жены, — уж простите, но слишком много поводов дали не доверять вам. Помнишь, Коля, как ты в карты продулся, что пришлось квартиру продать? А ты, Андрей, начал писать свой гениальный роман, бросил работу, и решил, что я должен тебя содержать. Ну а Ирина у нас известная любительница молодых мальчиков с жадными глазами и загребущими руками. Я не могу позволить, чтобы заработанные таким трудом деньги вы профукали на всякую чепуху. Троица сидела с каменными лицами и было видно — каждый изо всех сил удерживается от того, чтобы не сорваться, не заорать, не выплеснуть эмоции. Отец бы не понял, а значит нужно было держать себя в руках. Мне было противно до изумления, Мартышка сидела, опустив глаза в пол и давно уже не ела потрясающе нежный пирог. Шурка ковырял в тарелке десертной вилкой и смотрел на все происходящее с таким же видом, с каким он смотрит на обезьянок в зоопарке — завороженно и с искренним интересом. — Пап, а давай в карты сыграем, — нарушил наконец тишину старший из сыновей, худощавый брюнет. — В карты? Ну давай. — В «дурачка»? — усмехнулся парень. — А я ни во что больше не умею. Быстро расчистили угол стола, сын подсел к отцу, раздал карты. Я пила чай, без аппетита ела шарлотку и вяло наблюдала за игрой. Уже через полминуты стало ясно, что парень безбожно поддается: забирает себе безропотно всю мелочь, бьет козырным королем какую-нибудь ерундовую карту… Любой человек, если только он не полный кретин, и обладает хоть каплей подозрительности, обязательно насторожился бы, но Модестов так азартно выигрывал, как будто иного и быть не могло. Я коротко глянула на Егора, тот обреченно кивнул. Да, мол, отец проигрыша не потерпит. Господи, ну и дела творятся в этом доме! Четверо взрослых людей ради отцовского наследства готовы на все: унижаться, лебезить, даже покушаться на убийство, как это случилось с Егором… И меня передернуло от ужаса. Три раза кряду Модестов выиграл, он раскраснелся от удовольствия, вытирал платочком пот со лба и одобрительно похлопывал по плечу сына. Лика, которая тем временем уже вернулась, переодевшись в чистый свитер, сидела рядом с отцом и изо всех сил пыталась обратить на себя внимание: то плед на коленях поправит, то чашку придвинет. — Молодец, Андрюша, — заявил Модестов. — Я решил, что тебе все состояние завещаю, хороший ты все-таки парень. — А как же… я? — пискнула Лика. — А ты что, за мной только ради денег ухаживаешь? — ледяным взглядом уколол ее хозяин дома. — Нет, ты скажи, ради денег? — Ну что ты, папа, — пролепетала она, хотя по ее лицу можно было отчетливо прочитать: да, ради денег, старая ты сволочь, скорей бы уже подох, что ли! — Слушай, па, ну хватит уже! — не выдержал второй сын. — Он же поддавался как свинья! Неужели не заметно? — Заткнись, урод, — ласково посоветовал старший. — Нет, правда! Достало уже все это! Па, ты свои решения меняешь как беременная женщина, не надоело еще? То этому отпишу, то другому… реши уже, наконец, и не морочь нам голову! — Ну поговори у меня, поговори, — угрожающе произнес Модестов. — Без штанов оставлю, по миру пойдешь. Ясно? И тут я не выдержала.