– Подумай, Хайрам, – повторила Коррина. – Вы говорили, будто бы свобода человека приневоливает. Будто она как надсмотрщик. И сбежать нельзя, потому что мы к Тайной дороге прикованы. Помните, как вы сказали: «Я понимаю, а значит, должна служить». – Хайрам, у меня сердце не каменное. Я тебе сочувствую. Я знаю, каково тебе пришлось. – Не знаете и знать не можете. – Обещай, Хайрам, что не погубишь нас. – Обещаю, Коррина, что не погублю нас. Разумеется, моя уловка с выбором слов Коррину не одурачила. Что касается нашего спора, его финал я приводить не стану, ибо в последующие годы Коррина была для меня объектом глубочайшего уважения. Скажу только, что говорила она честно и прямо. Впрочем, как и я. Глава 32 Иллюзий не осталось: вызволять Софию и Фину придется мне одному. Ни помощи, ни поддержки не предвидится, думал я; а значит, рассчитывать можно только на свои сверхспособности. И пора уже открыться самим переправляемым. Лучше сообщить им по очереди, а не обеим сразу – ведь объяснение с Финой предполагало мое покаяние. Вот почему я начал с Софии; мне казалось, она легче поверит, я же потренируюсь – ага, на ней. Фину после инцидента мучили ночные кошмары, и мы сообразили укладывать Кэрри ей на грудь для успокоения. Именно в такую тяжелую ночь я решился. – София, я готов рассказать тебе, чего ради побег и как я его устрою. Она лежала на спине, уставившись на стропила, однако при моих словах резко повернулась, натянула до самого подбородка тощее одеяло. – Я не просто исчез, София. Я… был кое-где, и это связано с побегом. – Так и знала, что ни в какой Брайстон тебя не забирали. – Еще как забирали. Там все началось, а продолжилось в другом месте. Ничего не было видно во мраке – только Софиины глаза. Их-то взгляда я и не мог вынести. Я повернулся к Софии спиной, трудно втянул воздух, с усилием выдохнул. И начал рассказывать. Я рассказывал о далеких, не похожих на Виргинию краях, о вольном Севере, где даже дышится иначе, где встаешь с постели, когда выспишься, и гуляешь сколько хочешь. Я рассказывал об инструкциях для поездки в Балтимор, о празднике жизни в Филадельфии, о лагере в штате Нью-Йорк. Я подчеркнул, что являюсь членом организации, о которой София слышала краем уха, о которой ходят легенды, которую поминают только шепотом. Которая известна как Тайная дорога свободы. Я ничего не утаил. Ни о тюрьме, ни о Коррине, ни о брайстонских занятиях, ни о вовлеченности Эми и Хокинса. Я сообщил, что Джорджи Паркс уничтожен, и объяснил степень собственного участия в операции по его уничтожению. Я рассказал об Уайтах, обласкавших меня и вызволивших Мэри Бронсон. Я рассказал о Микайе Блэнде и его подвиге. И о знакомстве с Мозес, и о Кессии – как она избегла продажи в бордель, как бережет память о Фине. Наконец, я сообщил о клятве вызволить Фину и доставить ее к дочери и о своем намерении вызволить также и Софию с Каролиной. – Я обещал, что вытащу тебя отсюда, и не отступлюсь. Ты будешь вольной, София. Переведши дух, я повернулся к ней – глаза поджидали меня. Ни изумления не было в них, ни восторга – только тусклый блеск стылой воды. – Так-так. Вот почему ты вернулся. Чтобы обещание выполнить. – Нет. Я вернулся, потому что мне так организация велела. – А если б не велела? – София, ты у меня из мыслей не шла. – Я погладил ее по щеке. – Чем бы ни занимался, а про себя каждую минуточку думал: как она, что с ней? Извелся весь. – Пока ты там думал да изводился, я тут – жила. Не знала, чего назавтра ожидать. Не знала, куда тебя отправили. Не представляла, на что я сама надобна этой Коррине. – Она тебя выкупила у Натаниэля. Бумаги уже готовы. Теннесси тебе не грозит. София повела головой. – Ну и как это все понимать, Хайрам? Ты год пропадаешь, потом являешься, сказки мне тут рассказываешь. Нет, я тебе верю, правда-правда. Потому что я тебя знаю. А этих твоих? Что они за люди? – Главное, ты про меня знаешь, мне веришь. Я очень сожалею, что так все обернулось, София. Год назад ты мне о Кэрри намекала – я тогда не сообразил. Но запомнил. Теперь мне все понятно. Вы обе свободны будете. И Фина тоже. – А ты сам? – Я останусь в Локлессе – новых инструкций ждать. Я себе не принадлежу. Я – агент Тайной дороги, а она главнее моих желаний. – И моих, – пробормотала София. – Главнее, чем я, эта твоя Дорога. И уж точно главнее, чем мое дитя. Только ты ведь сам говорил, Хайрам, что Кэрри тебе не чужая. Говорил или нет? Повисло молчание. Не дождавшись моего ответа, София легла на спину, чтобы видеть одни только стропила. – И вообще ты до сих пор не объяснил, как будешь нас вызволять. А я ведь предупреждала: наобум больше не побегу. – Стало быть, нужно тебе это «как», София? – Конечно, нужно. – Тогда пойдем. – Что? – Ты хочешь узнать как? Или не хочешь? Сам я уже спускался с настила по лестнице. У двери я влез в башмаки, надел куртку – бурую, в тонах зимнего пейзажа. Оглянулся. София смотрела на Кэрри, которая мирно посапывала у Фины на груди. – Идем же, – позвал я. Мы двинулись по тропе, ставшей для меня священной. Всю дорогу я растравлял воспоминания и через несколько минут, когда мы достигли Гус-реки, совершенно уверился в своих силах. – Готова? – спросил я Софию. Она закатила глаза, нетерпеливо качнула головой. Тогда я взял ее за руку, а в другой руке стиснул деревянную лошадку. И мы с Софией пошли к берегу и стали спускаться. Я вел ее, а сам вслух вспоминал о рождественском вечере; с каждым словом картинка делалась ярче, передо мной оживали Конуэй и Кэт, Филиппа и Брик. И Фина – единственная, кому не было весело; Фина, бросившая с презрением: «На кону земля. И мы все». Затем сцена перенеслась во Фритаун. Джорджи Паркс, Эмбер, их малыш; другие свободные цветные – Эдгар и Пэйшенс, Пэп и Гриз; стоило только о них подумать, как Софиина рука дернулась в моей руке, и я понял: начинается. Реку скрывал густой туман, а над туманом, светясь потусторонней синевой, двигались, подергивались они – фантомы, образы всех, кто праздновал тогда на Улице. Джорджи Паркс с губной гармоникой, Эдгар с банджо, Пэп и Гриз – с округленными ртами (они ни на чем не играли, они поддерживали музыкантов пением); остальные плясали вокруг костра. Мы их слышали, только не ушами. Нет, мелодия проникла нам под кожу, запульсировала, вызывая мурашки. Сам туман казался живым существом – со щупальцами, которые двигались в общем ритме, тянулись к нам, приглашая присоединиться к джубе. Чтобы войти в круг танцоров, достаточно было покрепче стиснуть деревянную лошадку. Едва я это сделал, как щупальца-пальцы обвили нас, подняли, со свистом пронесли по воздуху – и отпустили. София покачнулась, я успел поддержать ее под локоть. В ее глазах застыло изумление. Лес был впереди, а река, с туманом и призраками позади. И мы все поняли. Здесь с нами случилась Переправа. Память переместила нас через Гус-реку. Синеватые щупальца пятились от наших ног; что касается музыки, она стала громче. Джорджи наяривал на губной гармонике, Эдгар немилосердно щипал струны банджо, остальные подвывали многоголосьем, выпечатывали речитатив и плясали. Туман снова ластился к нам, и я выхватил лошадку, и поднял высоко, словно светоч, и оглянулся на Софию, и сжал в пальцах игрушечный конский круп. Вторично выплеснулась пара щупалец, и мы очутились на другом берегу, на нашем берегу. София упала, я бросился поднимать ее. Фантомы все плясали над водой, туман манил: «К нам, к нам, к нам!» – Это как танец, София, – выдохнул я. И снова вцепился в лошадку. Теперь София полностью доверилась туману, потому и равновесие не подвело ее после третьей Переправы. Последовала четвертая Переправа, затем пятая, затем шестая. Моей задачей было вспоминать и передавать воспоминания талисману. На седьмой раз я подумал о Фининой хижине, о том, как мы с Финой коротали вечера у очага – но не только. Я задался вопросом: а что бы из меня выросло без Фины? Вот почему синеватые щупальца держали нас в воздухе чуть дольше, и отпустили не на берегу, а на Улице, и явили напоследок женщину с кувшином на темечке. Она протанцевала от нас прочь, повела головой. Неизъяснимая грация была в этом жесте. Кувшин скользнул ей на плечо, и, подхватив его тонкими руками за горлышко, женщина рассмеялась, отпила, протянула кувшин кому-то невидимому – и растаяла. Мы вошли в хижину. София сразу полезла на настил, а я впотьмах обо что-то споткнулся и упал с грохотом. – И чего вам среди ночи неймется? – проворчала спросонья Фина. – Подышать ходили, – отвечала София. – Подышать! Выбрали же время! София протянула руку, помогла мне влезть по ступеням. Я отключился мгновенно, снов не видел, а утром, еле живой, поплелся обихаживать отца. Тем же вечером, поужинав, мы, по обыкновению, лежали на настиле и шептались. – Скажи, София, когда ты впервые увидела, как джубу танцуют? – Ох, и не упомню! В моих родных краях без джубы никуда. Конечно, у кого-то лучше выходит, у кого-то хуже. Но пляшут все, и детей сызмальства учат. Потому что джуба – она в Каролине появилась. Ну да ты знаешь. – Впервые слышу. Нет, правда, я не знал, что этот танец из Каролины. – Неужто? Про это целая легенда есть. Погоди, расскажу. Плыл давным-давно из Африки невольничий корабль, и был на нем великий африканский вождь со своим народом. Вот уж корабль к берегу пристает – а пленники как вырвутся из трюма! Всех белых убили, в море побросали, и велел им вождь обратно поворачивать, чтоб, значит, домой плыть. Только не вышло ничего. Сел корабль на мель. Видит вождь – бегут белые, целая армия. С ружьями! Что делать? Он и говорит своим людям: прыгайте в воду, пойте и пляшите, тогда Великая Вода спасет нас. Так и случилось. Богиня Всех Вод унесла их домой. – Поэтому, – продолжала София, – мы здесь, в неволе, и пляшем с кувшинами на головах. Мы восхваляем племя, которому удалось вернуться в Африку. Понимаешь? Они, те люди, в воде плясали, а мы воду держим в кувшинах. Ведь где нам море взять, настоящее море? Приходится, как всегда, меньшим довольствоваться. Так и ты вчера ночью сделал. Игрушка-то не простая, а волшебная у тебя! И Санти Бесс тоже выкрутилась – с Гус-рекой. Она из моей головы целые сутки не идет. Только и думаю, что про великого вождя, джубу да Санти Бесс. И про тебя, Хайрам. Ты вот сказал: это как танец. Сказал или нет? Ну а Санти Бесс – разве она не танцевала? Она же в воду не входила. Зачем, когда через танец можно? Ты в нее уродился, в бабушку свою. София чуть подумала и добавила без вопросительной интонации: – Потому тебя и Тайная дорога забрала. – Да. Я и раньше переправлялся, только не по своему желанию. И не туда, куда хотел. Они силу во мне почуяли, следить начали. А потом, когда Мэйнард… когда он… – Вот, значит, как ты из Гус-реки спасся! И нас тем же манером вызволишь, да? – Тут проблема. Видишь ли, я сам еще не разобрался. Срабатывает, когда я вспоминаю. Чем живее воспоминание, тем дальше можно переместиться. Вчера я думал о прошлом Рождестве, а оно у меня с Джорджи связано и с игрушкой вот этой, которую я для сынишки его вырезал. У меня получилось через реку переправиться, а вот чтоб на Север – нет, для этого лошадка деревянная слабовата. Другой талисман нужен. И воспоминание другое. И чтоб они друг к другу подходили.