Его убили – просто, без затей, И он лежит, застывший и немой, Под мышкой куклы две – подарок для детей. Он не придёт, ни поздно и ни рано, В свой дом пустой, к любимым детям, внукам Он мёртв лежит, недвижный, бездыханный, К далёким небесам протягивая кукол. Раздался гром аплодисментов. Кто-то украдкой смахнул слезу. Кора, Паолетта, Чечилия и другие первоклассницы переспрашивали, почему дом опустевший, если в нём остались дети и внуки. Чиччи этого не объяснила, но девочкам рассказали, что убитый был отцом поэта и нёс кукол для двух его младших сестёр, Иды и Марии, которые, оставшись сиротами, от горя станут теперь одеваться в чёрное и никогда не выйдут замуж. Оказывается, убийцу видел свидетель, точнее свидетельница – лошадь, запряжённая в двуколку. И вот жена убитого пошла в сарай, чтобы расспросить её. – Отличная мысль – спросить у лошади! – усмехнулся Джакомо. – Интересно, как она предполагала получить ответ... «Наверное, эта женщина, как и настоятельница, даже став взрослой, не утратила Тайного Голоса», – решила Кора. – Если хотите знать, чем закончилась эта история, я могу прочесть «Лошадь в яблоках», – предложила Чиччи. Публика, кажется, была не очень рада: послышалось ворчание, потом кто-то выкрикнул: – Лучше не надо! Первоклассницам очень хотелось узнать, что лошадь потеряла в яблоках, но тут из-за кулис появилось жюри. – Наше решение было НЕ единогласным, – объявила настоятельница. – Сказать по правде, большинство членов жюри с ним не согласны. Но поскольку здесь командую я, мой голос значит больше остальных. В общем, после долгих споров мы вынуждены были признать, что настоящая красота не в том, как выглядит кукла, а в том, насколько она любима. Она замолчала, подошла к шкафу, достала Муммию и продемонстрировала её залу. – Скажите, что кроме большой любви может заставить девочку представить на конкурс красоты такую куклу? – спросила настоятельница. – Разве что полное непонимание определения красоты, – проворчала синьора Сфорца. – Заканчивайте уже, хватит с нас проповедей, – буркнул кто-то в зале. – Скажите, кто всё-таки победил? – выкрикнула одна из мам. – Победила эта замечательная и бесконечно любимая кукла, – объявила настоятельница, поднимая Муммию. – Её хозяйку мы просим выйти на сцену для вручения приза! – Я не её хозяйка, я её мама! – закричала Кора, подскочив так, что уронила стул. Зал взревел. Хозяйки других кукол и их матери были разочарованы и сердиты, зато первоклассницы неистово аплодировали. Кора выбежала на сцену. – Из какого ты класса, малышка? – спросила настоятельница. – Из первого «Д», – выпалила она. Все обернулись к синьоре Сфорце, которая, побагровев от гнева, пронзила Кору яростным взглядом. «Ох и не поздоровится тебе завтра в классе», – блеснули из-под очков её горящие глаза. Ей даже не понадобился Тайный Голос – всё было понятно без слов. 14 Весь ноябрь Муммия наслаждалась своим триумфом: её выставили в вестибюле школы рядом с восковым младенцем Иисусом. Вместо штанов у младенца был свиток пергамента (так называемый «картуш») со словами GLORIA IN EXCELSIS[4]. А на картуше у ног Муммии было написано: «НАСТОЯЩАЯ КРАСОТА – НЕ В ОБЛИКЕ, А В ДУШЕ». И каждое утро, заходя в школу, синьоре Сфорце приходилось обходить обе фигурки по большой дуге, чтобы не видеть этого непотребства. В её классе на Ослиной Парте теперь сидели две девочки, Кора и Серенелла. У каждой на шее поверх халатика висели картонные таблички. На Кориной можно было прочесть: «ОСЛИЦА – НЕВЕЖДА, НЕ УМЕЮЩАЯ ЧУВСТВОВАТЬ КРАСОТУ», – а на Серенеллиной: «ОСЛИЦА – НЕВЕЖДА, НЕ ЗНАЮЩАЯ РАЗНИЦЫ МЕЖДУ ЧЕЛОВЕКОМ И ЖИВОТНЫМ». Я пишу «можно было прочесть» – если, конечно, уметь читать. Но ни одна из учениц в классе читать пока не умела. Впрочем, они знали, что там написано, потому что учительница каждое утро, прежде чем потребовать очередных крючочков, громко читала обе таблички на случай, если кто-нибудь, включая двух отщепенок, подзабыл, о чём они. Так девочки выучили второе трудное слово – первым было «непотребство». «Отщепенка» значило «злодейка, подверженная всеобщему осуждению», и в нем было сложное сочетание звуков – ТЩ. Хотя в «непотребстве» (так называют нечто позорное или постыдное) было ещё более сложное сочетание – БСТ. Сказать по правде, никто из одноклассниц Коры и Серенеллы так и не понял, что такого ужасного и позорного они сделали, поэтому решили, что учительница слегка тронулась. Её также считали трусихой, потому что она ужасно боялась критики со стороны взрослых. После окончания занятий синьора Сфорца снимала с обеих преступниц таблички и остроконечные колпаки с длинными ушами, убирая в шкаф. А отщепенки так стыдились своего наказания, что никому о нём не рассказывали – ни за пределами класса, ни, тем более, школы. В противном случае кто-нибудь из родителей или, может, дядя, а то, глядишь, и сама матушка-настоятельница обязательно возмутились бы подобными методами воспитания. Наверное. Или не возмутились бы, а ещё раз повторили: – Ты же хотела любой ценой пойти в школу? Так знай, что в школе случается и такое. Что касается табличек, то из-за них вышло то, чего синьора Сфорца совсем не ожидала. Её ученицы, сами того не сознавая, но каждое утро наблюдая эти две надписи и понимая, что они значат, вдруг научились читать. Теперь, видя где-нибудь ОСЛИЦА, ЖИВОТНОЕ, ДЕВОЧКА, КРАСОТА, НЕВЕЖДА или какие-то ещё знакомые им слова, они могли сказать, что те означают. Впрочем, поскольку в классе не было зеркала, Кора узнавала только слова, что были написаны на груди у Серенеллы, а Серенелла – написанные на груди у Коры. И почти все девочки не раз записали их – только, не дай бог, не в тетрадь с чёрточками и крючочками, а на попавшемся под руку клочке бумаги, на пакете из-под пончиков, а то и на крышке парты. Таким образом, вопреки воле учительницы, класс синьоры Сфорцы заодно научился писать. 15 Школа стала Коре невыносима. Мечтая воплотить своё Жгучее Желанье, она представляла всё совсем по-другому. И пусть жаловаться старшим или даже Джакомо совершенно бессмысленно – это не значит, что нельзя поделиться своей бедой с подружками-Гиганти, с куклами или с близнецами. Донателла поморщилась: – Со мной ничего такого не было. Наверное, папа прав: обычная школа лучше частной. – А почему ты не плеснёшь чернил прямо в лицо этой вашей ведьме-училке? – спросила Чечилия. – Представь себе, у нас даже чернил нет! Чтобы писать чёрточки, они не нужны – хватит и карандаша. – Тогда кинь в неё карандаш – может, повезёт, и попадёшь в глаз. – Ты что, с ума сошла? Что за дурацкие советы? – возмутилась Донателла. – Знаешь же, что Кора никогда не станет делать ничего подобного. Смотри, с такими замашками и до тюрьмы недалеко. А Паолетта ничего не советовала – она просто продолжала учить согласные вместе с подругой. Теперь благодаря нарисованным ею карточкам Кора узнала, что З – это Заяц, Й – ничего, потому что слов на эту букву нет (если не считать Йода и Йемена, но их нарисовать трудно), К – Кузнечик, Л – Лиса, М – Медведь, Н – Нос, П – Пони, Р – Рука, С – Солнце, Т – Торт, а Ц – цикада, которую нужно рисовать другим цветом, чтобы не перепутать с Кузнечиком. Кора пробовала жаловаться на школу куклам, но толку было мало. – Что ты! Как может не нравится место, где работают такие чудесные люди! Они же поставили нам самые высокие баллы на Конкурсе Красоты! – осуждающе ворчала бывшая Дамочка. – И даже посадили Муммию рядом с младенцем Иисусом, чтобы все ею восхищались... – добавила бывшая Красная Шапочка. – Хотя на самом деле это я должен быть там, рядом с Иисусом, я ведь единственный среди вас мужчина, – заявил младенец Риккардо. Тогда Кора решила выпустить пар с близнецами, но они, бедняжки, знали о школе только то, что оттуда выходят их поклонницы, и не могли ничего посоветовать. – А если тебе сказать маме, что ты передумала? Что ты ещё слишком мала, даже шести нет, и больше туда не пойдёшь? – предложил Джованбаттиста. Но тут в Коре заговорили гордость и упрямство. Ей не хотелось признавать поражение: если Джакомо, Артуро и Летиция смогли закончить первый класс, чем она хуже? – А вы двое чем занимаетесь, пока я учусь? – спросила она, чувствуя угрызения совести: из-за всех этих сложностей она слегка подзабыла младших братьев. – Вчера вот ходили в гости, – гордо сообщил Анджело. – Одни, – добавил Джованбаттиста. – Да ладно! Я вам не верю! – Слушай, ты же знаешь, что по четвергам у няни свободный вечер, – принялся рассказывать Анджело. – И что вчера у мамы так разболелся зуб, что ей пришлось бежать ко врачу, – продолжил Джованбаттиста. – И что Анастасии было не до нас, потому что ей нужно было прибраться в папином кабинете... – Так что мама отвезла нас к бабушке Ренате.