— Да ладно, — ответил мистер Верлок, сипло шмыгая носом. Он явно умудрился где-то сильно простудиться между семью часами утра и пятью вечера. Миссис Верлок смотрела на его согнутую спину. — Где ты был сегодня? — спросила она. — Нигде, — глухо и гнусаво ответил мистер Верлок. Было непонятно, то ли он дуется на что-то, то ли у него сильно болит голова. Недостаточность и неискренность его ответа были мучительно очевидны в мертвой тишине комнаты. Он примирительно шмыгнул носом и добавил: — Я был в банке. Миссис Верлок насторожилась. — В банке? — бесстрастно спросила она. — Зачем? Придвинув нос к решетке, мистер Верлок с явной неохотой пробормотал: — Снял со счета деньги. — Зачем это? Все деньги? — Да. Все. Миссис Верлок аккуратно расстелила простенькую скатерть, достала из ящика стола два ножа и две вилки и внезапно прервала свои методичные действия. — А зачем ты это сделал? — Они могут скоро понадобиться, — невнятно прогнусавил мистер Верлок, приближаясь к пределам допустимой откровенности. — Не понимаю, что ты хочешь сказать, — произнесла его жена совершенно обыденным тоном, но не меняя неподвижной позы, в которой она застыла между столом и буфетом. — Ты же знаешь, что можешь доверять мне, — с хриплой душевностью сообщил мистер Верлок каминной решетке. Миссис Верлок медленно повернулась к буфету, отчетливо проговорив: — Да, я тебе доверяю. И она продолжила свою методичную деятельность: поставила на стол две тарелки, достала хлеб, масло, спокойно перемещаясь между столом и буфетом в мирной тишине своего дома. Когда она уже собралась доставать джем, ей пришло в голову практичное соображение: «Он же есть хочет, весь день дома не был», — и она еще раз вернулась к буфету, чтобы взять холодную говядину. Поставив тарелку под мурлыкающим газовым рожком и бегло взглянув на льнущего к огню неподвижного мужа, она спустилась (на две ступеньки вниз) в кухню. И только уже возвращаясь с кухни с ножом для резки мяса и вилкой в руке, она заговорила снова: — Если б я не доверяла тебе, я бы не вышла за тебя замуж. Мистер Верлок, сжимавший голову руками и склонившийся над камином, казалось, заснул. Уинни налила чай и негромко позвала: — Адольф. Мистер Верлок тут же поднялся, чуть пошатываясь, и уселся за стол. Супруга, проверив, наточен ли мясной нож, положила его на тарелку и попыталась привлечь внимание мистера Верлока к холодной говядине. Он сидел, опустив подбородок на грудь, и оставался безучастен. — Когда простужаешься, надо поесть, — догматично поведала миссис Верлок. Он взглянул на нее и покачал головой. Глаза, налитые кровью, красное лицо, взлохмаченные волосы — такой потрепанный вид, выражающий неспокойствие, раздражение и сумрачность в душе, бывает при тяжелом похмелье. Но мистер Верлок не был пьяницей. Он был человеком респектабельным. А вид… что ж, может быть, тут все дело в сильной простуде, сопровождающейся лихорадкой. Он выпил три чашки чаю, но к еде не прикоснулся. Когда миссис Верлок проявила настойчивость, он отшатнулся от еды с угрюмым отвращением. Тогда она наконец сказала: — Ноги у тебя не промокли? Тебе лучше надеть домашние туфли. Ты никуда больше уже не пойдешь сегодня. Угрюмым ворчанием и жестами мистер Верлок дал понять, что ноги у него не промокли и что в любом случае это ему не важно. Предложение надеть туфли вообще было проигнорировано им как не заслуживающее внимания. Но упоминание о вечернем выходе из дома получило неожиданное развитие. Мистер Верлок думал не о вечерней прогулке — у него были более обширные планы. Из его угрюмых и отрывистых фраз можно было сделать вывод, что мистер Верлок подумывает о том, чтобы эмигрировать; не совсем было понятно куда — то ли во Францию, то ли в Калифорнию. Полнейшая неожиданность, невероятность и немыслимость подобной затеи лишили его туманное заявление всякого эффекта. Миссис Верлок с той же невозмутимостью, как если б муж пугал ее концом света, произнесла: — Ну ты и выдумал! Мистер Верлок объявил, что он болен, устал от всего и кроме того… Она перебила его: — Ты сильно простыл. Действительно, было очевидно, что физическое, а возможно, и психическое состояние мистера Верлока необычно. Какое-то время он мрачно и нерешительно молчал, потом пробормотал несколько туманно-многозначительных слов о том, что «так надо». — Надо, — повторила Уинни, спокойно откинувшись на спинку стула напротив мужа и скрестив на груди руки. — Хотела бы я знать, кто может тебя заставить. Ты не раб. В этой стране нет рабов — и тебе не нужно делать себя рабом. — Она помолчала и с непобедимой, ровной прямотою продолжила: — Дела идут не так плохо. Ты живешь в хорошем доме. Она оглядела гостиную — от буфета в углу до доброго огня в камине. Уютно укрывшийся за лавкой сомнительных товаров, с ее таинственно тусклой витриной и выходящей на темную и узкую улицу подозрительно приоткрытой дверью, это был во всех отношениях приличный, удобный, респектабельный дом. Преданной любви миссис Верлок не хватало только брата Стиви, ныне под присмотром мистера Михаэлиса наслаждающегося в Кенте сырой villégiature. Ее опекающей любви остро не хватало Стиви. Этот дом — крыша, буфет, жарко пылающий камин — был и домом мальчика тоже. Подумав об этом, миссис Верлок поднялась и, перейдя к другому концу стола, сказала от полноты сердца: — И ты не устал от меня. Мистер Верлок не издал ни звука. Уинни, подойдя сзади, прилегла ему на плечо, прижалась губами ко лбу. В этом положении она замерла. Ни шепота не доносилось до них из внешнего мира. Звук шагов на тротуаре угасал в сдержанном сумраке лавки. Только газовый рожок над столом продолжал невозмутимо мурлыкать в гнетущей тишине гостиной. Все время, которое занял этот неожиданный и продолжительный поцелуй, мистер Верлок, сжимая обеими руками края стула, сохранял иератическую неподвижность[89]. Получив свободу, он отпустил стул, поднялся и подошел к камину, но не стал поворачиваться к жене спиной. Осовелые глаза на его распухшем лице следили за всеми ее движениями. Миссис Верлок безмятежно убирала со стола. Ее спокойный голос разумно и толково комментировал подброшенную им идею. Та не выдерживала никакой критики. Миссис Верлок осудила ее со всех точек зрения. Но на самом деле ее волновало только благополучие Стиви. На ее взгляд, он был несколько «необычен», чтобы вот так, с места в карьер, везти его за границу. Точнее не скажешь. Вновь и вновь возвращаясь к этой важной мысли, она распалилась до крайности. Резким движением облачилась между тем в фартук для мытья посуды и, словно возбужденная звуком своего не встречающего сопротивления голоса, дошла до того, что воскликнула почти со злостью: — Если ты поедешь за границу, тебе придется отправиться без меня. — Ты же знаешь, что без тебя я не поеду, — хрипло сказал мистер Верлок; его домашний, незвучный голос дрожал от непонятного волнения. Миссис Верлок уже пожалела о своих словах. Они прозвучали более резко, чем ей хотелось. Кроме того, в них не было мудрости, как и во всем, что не необходимо. Она, собственно, и не имела в виду ничего такого. Это была одна из тех фраз, которые подсказывает демон извращенного вдохновения. Но она знала, как можно заставить забыть об этой фразе. Она обернулась через плечо и устремила на мужчину, тяжело стоявшего перед камином, полулукавый-полужестокий взгляд своих больших глаз — взгляд, на который была бы неспособна неопытная и благовоспитанная Уинни белгравских дней. Но этот мужчина теперь ее муж, и она утратила неопытность. Она задержала взгляд на секунду; ее серьезное лицо оставалось неподвижно, как маска, но в голосе звучала игривость: — Не сможешь. Тебе будет слишком меня не хватать. Мистер Верлок сделал движение с намерением двинуться вперед. — Это точно, — произнес он более громким голосом и, протянув руки, внезапно шагнул к ней. Что-то дикое и неуверенное сквозило в выражении его лица — было непонятно, то ли он хотел удушить, то ли обнять свою жену. Но внимание миссис Верлок отвлекло дребезжание дверного колокольчика. — Звонят, Адольф. Пойди открой. Он остановился, его руки медленно опустились. — Иди, — повторила миссис Верлок. — Я в фартуке. Заторможенно, с остановившимся взглядом, похожий на автомат с раскрашенным красной краской лицом, мистер Верлок повиновался. Сходство с заводной фигурой доходило до того, что его движения, казалось, с неуклюжей правильностью подчинялись скрытому внутри механизму. Он закрыл за собой дверь, ведущую в лавку. Миссис Верлок проворно унесла поднос на кухню. Она успела помыть чашки и что-то еще, прежде чем прервала свое занятие и прислушалась. Ни звука не доносилось до нее. Покупатель уже долгое время находился в лавке. Это был именно покупатель, иначе мистер Верлок провел бы его в гостиную. Одним движением развязав тесемки фартука, она бросила его на стул и медленно вернулась в гостиную. Именно в этот самый момент в гостиную вошел и мистер Верлок. Он ушел красный, а вернулся бледный как бумажный лист. Выражение его лица уже не было осоловелым и больным, как в лихорадке, а за короткое время приобрело вид очумелый и затравленный. Он сразу подошел к дивану и остановился, глядя на лежащее там пальто; казалось, он боится до него дотронуться. — Что случилось? — приглушенно спросила миссис Верлок. Сквозь приоткрытую дверь она видела, что покупатель еще не ушел. — Похоже, сегодня вечером мне все-таки придется выйти, — сказал мистер Верлок, но не сделал попытки взять свою верхнюю одежду. Ни слова не говоря, Уинни вошла в лавку, закрыла за собой дверь, прошла за прилавок, удобно устроилась на сіуле и только после этого взглянула на покупателя. Он был высок и худ; кончики его усов были загнуты кверху. Длинное костлявое лицо высовывалось из поднятого воротника. Человек немного забрызгался грязью, немного промок. Смуглое лицо — четкие линии скул хорошо подчеркивали слегка впалые виски. Совершенный незнакомец. И явно не покупатель. Миссис Верлок спокойно смотрела на него. — Вы приехали с континента? — спросила она наконец. Длинный, тощий незнакомец, не глядя на нее прямо, ответил только слабой и странной улыбкой. Невозмутимый, нелюбопытный взгляд миссис Верлок уперся в него. — Вы ведь понимаете по-английски, не правда ли? — О да. Я понимаю по-английски. Он говорил без всякого иностранного акцента, но медленно и как будто с трудом. Кроме того, миссис Верлок знала по опыту, что некоторые иностранцы говорят по-английски лучше самих англичан. Она перевела взгляд на дверь гостиной: — Вы не собираетесь, наверное, навсегда обосноваться в Англии? Незнакомец снова молча улыбнулся в ответ. У него был добрый рот и пытливые глаза. Он покачал головой — как будто бы с легкой грустью. — Муж позаботится о вас. Пока, на ближайшее время, вам лучше всего будет поселиться у мистера Джулиани. «Континентальный отель». Частный. Там спокойно. Муж отвезет вас туда. — Хорошая мысль, — сказал худой смуглый человек, взгляд которого неожиданно стал жестким. — Вы уже раньше были знакомы с господином Верлоком? Может быть, во Франции познакомились? — Я слышал о нем, — медленно и старательно, но при этом явно давая понять, что не собирается распространяться на эту тему, произнес незнакомец. Возникла пауза. Потом он заговорил снова и уже куда менее старательно: — Ваш муж не мог случайно выйти на улицу, чтобы подождать меня там? — На улицу?! — удивленно переспросила миссис Верлок. — Не мог. В доме нет другого выхода. — Какое-то мгновение она продолжала бесстрастно восседать на своем стуле, потом встала и пошла взглянуть сквозь застекленную дверь. Неожиданно она открыла ее и скрылась в гостиной.