Марков подмигнул молодому акустику. «В кои-то веки, старина, ты, возможно, ошибаешься». — Беликов, на каком расстоянии находится паковый лед? — Дистанция два с половиной километра, товарищ командир. — Будем надеяться, Паваротти с этим согласится. Несколько тонн воды, перекаченные в кормовые балластные цистерны, задрали нос лодки. Палуба в центральном посту чуть провалилась вниз. Звук распространяется в море со скоростью около полутора километров в секунду. Если игла самописца дернется через три и три десятых секунды после того, как кит начнет петь, это будет означать, что сигнал отразился от льда и вернулся назад к «Байкалу». — Удерживаю дифферент на корму в пять градусов, командир. Марков кивнул Беликову. Тот включил записанную песнь кита. Неземные стоны устремились вперед от носа, содрогнув корпус лодки призрачными отголосками. Марков включил секундомер. Стрелка дернулась, приходя в движение. Одна секунда... две секунды... Марков не отрывал взгляда от глубиномера. Игла самописца оставалась неподвижной. Три и... Игла дернулась. Самописец вывел на бумажной ленте маленький острый пичок. — Сработало? — спросил Беликов. Три целых и три десятых секунды. Марков улыбнулся. — Пусть Паваротти поет. Выровнять лодку. Малый вперед. Глава 23 ЗОНА КОНВЕРГЕНЦИИ 9 августа «Портленд». Каньон Геральда. Фельдшер «Портленда» старшина Купер переминался с ноги на ногу перед каютой Ванна с чемоданчиком, в котором лежали лекарства первой помощи. Фельдшер — это далеко не то же самое, что судовой врач, но Купер был обучен лечить все от сердечных приступов до пищевых отравлений, в том числе депрессию, и даже мог выполнять простейшие хирургические операции. Это был невысокий серьезный мужчина в веселых очках в металлической оправе. Его светлые волосы были так коротко острижены, что напоминали белую щетку. Ванн бежал из радиорубки, таща за собой Купера за фонендоскоп. Выглянув в коридор, Стэдмен знаком пригласил Купера пройти в центральный пост. Они остановились у навигационных карт, сзади от помоста с перископами. К ним присоединился боцман Браун. — Что случилось? — спросил Стэдмен. — Меня вызвал лейтенант Уоллес. Прибежав в радиорубку, я застал командира сидящим у шифровальной машины. Его лицо было серым, покрытым потом. Я спросил, как он себя чувствует, а он, казалось, меня не услышал. После этого я, конечно, решил, что у него сердечный приступ, правильно? Достав фонендоскоп, я начал прослушивать сердце. Оно колотилось, как бешеное. Я спросил командира, где у него болит, а он посмотрел на меня так, словно видел впервые в жизни. — Зрачки у него были нормальные? — спросил Браун. — Нет. Я посветил в один глаз, проверяя рефлекс. Командир неподвижно смотрел прямо в луч света секунды две, наверное. И только потом хлопнул меня по руке, отстраняя фонарик. Как будто ему потребовалось какое-то время, чтобы понять, в чем дело. Я предложил проводить его в каюту и подключить кардиограф, но он отказался. Я все равно попытался произвести осмотр, но он выскочил в коридор, таща меня за собой. Захлопнул дверь своей каюты у меня перед носом. — Радисты только что получили какое-то срочное сообщение из Норфолка, — заметил Браун. — Уоллес пропустил его через шифровальную машину и протянул Ванну. Командир прочитал сообщение и сел в кресло. Уоллес спросил, не нужно ли ему что-нибудь — Ванн молчит. Он повторил вопрос — результат тот же. Ванн не отвечает. Тогда Уоллес подошел к нему, проверяя, не случилось ли что, и как только увидел его лицо, сразу же позвал на помощь. — Старшина Купер, как, по-вашему, сохранил ли коммандер Ванн дееспособность? — Несомненно, с ним случился какой-то приступ, но что именно, я сказать не могу. — Как вы думаете, ему безопасно находиться одному в каюте? — Вы хотите сказать, возможен ли новый приступ? Не знаю. Я не могу сказать, чем был вызван первый. — Хорошо. Спасибо, вы свободны. Фельдшер ушел. — Что скажете, боцман? — Мистер Стэдмен, вы много играете в покер? Хороший игрок смотрит на лицо соперника и читает его карты. Играешь с новичком, и рано или поздно всегда наступает момент, когда до него вдруг доходит, что он влип по уши. Поставил на кон больше, чем может позволить себе проиграть, а карты у него никудышные. И это будет видно по его глазам. Губы могут оставаться растянутыми в улыбке, а вот в глазах смертельная пустота. — Вам уже приходилось видеть Ванна в таком состоянии? Браун кивнул. — Если бы мне предложили высказать свое предположение, я бы сказал, что командиру только что сдали такие карты, которые ему совсем не понравились. Сообщение из Норфолка. Сняв трубку внутренней связи, Стэдмен набрал номер радиорубки. — Радиорубка, говорит центральный пост. Это старший помощник. Мне немедленно нужна копия срочного сообщения, которое вы только что получили. — Оно предназначалось лично для командира. — Затем: — С коммандером Ванном ничего не случилось? Я хочу сказать, если он серьезно болен, командование перешло к вам, так? Стэдмен посвятил много часов изучению «Правил и положений Военно-морского флота Соединенных Штатов». Параграф 2 раздела 1088 главы 10 он помнил наизусть: Подчиненный офицер может отстранить своего начальника от выполнения обязанностей только в том случае, если ситуация позволяет четко и однозначно сделать заключение о том, что вышеозначенный начальник не может продолжать дальше выполнение своих обязанностей, не ставя под серьезную угрозу общественные интересы. — Нет. Командиром «Портленда» по-прежнему остается коммандер Ванн. «Байкал». Беликову удалось превратить свой грубый «китовый» гидролокатор в нечто такое, что действительно можно было использовать для управления кораблем. Теперь вместо одной иглы, отмечавшей на бумажной ленте наличие льда по курсу, самописец был оснащен двумя: нижняя рисовала океанское дно, верхняя — нижнюю границу льда. Марков должен был вести «Байкал» между двумя этими линиями. Командир развернулся в кресле к рулевым. — Что показывает эхолот? — Сто метров и повышается, товарищ командир. «Байкал» уже дошел до устья каньона Геральда, где крутой поднимающийся склон переходил в мелководный континентальный шельф. Подлодка двигалась над равниной, изрезанной оврагами и желобами, направленными в сторону Берингова пролива: самый глубокий из них был известен как желоб Врангеля. Звучное название для русла древней реки, прорезанного в те времена, когда Чукотское море было еще степью, соединяющей Азию и Америку. Маркову требовалось отыскать желоб Врангеля и пройти по нему, подобно лососю, с трудом поднимающемуся вверх по течению бурной речки. Имел значение каждый метр воды под килем, ибо следующие большие глубины начнутся только на Тихом океане, через три дня пути. — Подняться на глубину восемьдесят метров. Малый вперед. Встав, Марков подошел к самописцу глубиномера. Игла, отмечавшая морское дно, поднялась: пятнадцать метров вверх с тех пор, как рулевой докладывал последний раз. Верхняя игла, показывавшая лед, оставалась на месте. Вдруг и верхняя игла пришла в движение. Поколебавшись, она дернулась, затем начала опускаться вниз. — Льды, — объявил Марков. Он был встревожен тем, что глубиномер обнаружил по курсу лед, но в то же время обрадовался исправной работе прибора. По мере того как «Байкал» приближался к первому ледовому хребту, игла самописца опускалась все ниже и ниже, пока наконец не перешла на горизонтальную прямую на отметке восемь метров. В своем теперешнем состоянии подводная лодка уже не могла проломить такой лед и всплыть, но все же под ним оставалось достаточно простора. — Рулевой, переложить руль влево на пять градусов. Новый курс сто семьдесят девять. «Байкал» чуть повел носом на восток. Игла немного помедлила, затем снова начала опускаться вниз. Толщина льда возросла с восьми метров до десяти, потом до двенадцати. На юг не получилось. — Переложить руль вправо на десять градусов. Подводная лодка повернула в сторону более тонкого льда, но промежуток между ледовыми торосами вверху и илистым дном внизу неуклонно сокращался. Затем толщина льда снова начала расти. Десять метров. Пятнадцать. — Рулевой, право руля до отказа, курс сто сорок восемь. Этот курс прямиком вел на остров Врангеля — территорию Российской Федерации, населенную лишь моржами и белыми медведями, которые ими питаются. — Опуститься на глубину семьдесят метров. Брюхо лодки окажется в каких-то метрах от дна. Огромная ракетоносная субмарина медленно двигалась вперед. Наконец линия, отмечавшая нижнюю границу льда, прекратила опускаться и начала подъем. Прошли. «Байкал» выдержал первое испытание.