— Эхолот показывает восемьдесят метров, товарищ командир. — Держать глубину. Каких-нибудь десять метров отделяли киль лодки от ила. Это был абсолютный минимум, на который готов был пойти Марков. Командир посмотрел на ленту самописца. Верхняя игла снова начала движение вниз. Когда она прошла отметку двадцать метров, Марков скомандовал: — Стоп машина! Впереди была стена. На этой своеобразной карте было видно, что путь «Байкалу» преградил не один уходящий под воду ледяной хребет, а два. Оставшаяся щель имела в высоту всего пятьдесят метров, из которых сорок были нужны «Байкалу». — Переложить руль прямо. Самый малый вперед. Когда подводная лодка проползала под первым хребтом, верхняя игла вплотную подошла к линии, отмечавшей верх рубки. Марков поднял взгляд, ожидая услышать скрежет льда по стали. Прямо впереди был второй хребет. — Эхолот? — Глубина семьдесят шесть метров, товарищ командир. Возможно, пройденный хребет был худшим, что ожидало «Байкал». Возможно, дорога дальше будет относительно простой. С другой стороны, щель может сомкнуться до глухой стены. Марков снова мысленно повторил приказ: «Пройти в подводном положении через Северный Ледовитый океан и не позднее тринадцатого августа прийти в северо-западную часть Анадырьского залива в квадрат двадцать два, где ждать корабли сопровождения Тихоокеанского флота». До истечения срока оставалось трое суток. Идти вперед или вернуться? — Подняться на глубину шестьдесят шесть метров. Самый малый вперед. «Портленд». Стэдмен постучал в дверь каюты Ванна. Ответа не последовало. Постучав снова, он собрался уже подергать за ручку, проверяя, не заперто ли, но тут Ванн сам распахнул дверь изнутри. — В чем дело? — Сэр, я просто хотел вас проведать, узнать, как вы себя чувствуете. Вы до смерти перепугали лейтенанта Уоллеса. Стэдмен заметил у Ванна в нагрудном кармане сложенный листок бумаги с сообщением. — Купер сказал, что со мной все в порядке? — Он полагает, что с вами случился приступ. — Он говорит, что я не могу выполнять свои обязанности? — Нет, сэр, не говорит. — В таком случае, вот и ответ на ваш вопрос. И впредь без необходимости не беспокойте меня. Ванн начал было закрывать дверь. — Командир, было ли в сообщении из Норфолка что-нибудь такое, о чем я должен знать? Какие-либо уточнения приказа, которые нам следует обсудить? — Мы по-прежнему идем курсом на запад? Акустик ищет шумы подводных лодок? — Так точно. Бам-Бам сейчас сменит старшину Нибела. — В таком случае, что еще я могу сделать? — сказал Ванн, захлопнув дверь перед носом у Стэдмена. Бам-Бам Шрамм опустился в кресло перед экраном шумопеленгатора и скорчил гримасу. — Терпеть не могу сидеть на теплом сиденье. Старшина Нибел опустил взгляд на его щиколотки. — По крайней мере, ты не забыл надеть носки. Как дела на лодке? — У рулей опять сидит Мазила, — сказал Бам-Бам. — Этот болван не найдет дорогу к поверхности, даже если ему к заднице привязать воздушный шарик. — Боцман присматривает за ним. А в столовой крутят Си-эн-эн. — Бам-Бам натянул наушники. — Китайцы настоятельно советуют нам не лезть не в свое дело. — Да, будет очень плохо, если мы не сможем покупать в универмаге китайские футболки по два доллара за штуку. — Черт бы их побрал. — Черт бы их побрал, — согласился Нибел. Предварительные любезности закончились. Настала пора перейти к делу. — Есть что-нибудь? — спросил Шрамм. — Лед, рыболовецкие траулеры у побережья, и уйма биологического шума. — Креветки хрустят? — Да, и еще надрывается один кит, который ни хрена петь не умеет. Послушав звуки, Бам-Бам настроил акустические фильтры. — Самец голубого кита. — Он вслушался внимательнее. — И звук какой-то искаженный. Как будто проходит через ЗК. — Зоны конвергенции, подводные слои, где звуки изменяют свое направление, отражаются и часто подвергаются искажениям. — Ты определил дистанцию до него? — Болван, это же кит, — сказал Нибел. Склонив голову набок, Бам-Бам закрыл глаза. — Какой-то он странный. — Говорю тебе, петь он ни хрена не умеет. Покрутив ручки управления, Шрамм вывел на экран спектр пения кита. — Только взгляни, — присвистнул он. Огибающая имела колоколобразную форму, но только крайние частоты слева и справа были словно отрублены топором. А между ними красовались обычные пичкѝ и долины. — Смотрю, — буркнул Нибел. — Ну и что? — Ты знаешь разницу между бревном и брусом два на четыре? — Бревно круглое, а... — Этот кит квадратный. Взгляни, как обрезан его спектр. У настоящего голубого кита голосина простирается на семь октав. Так что этот кит вовсе и не кит. Это запись. «Байкал». Марков смотрел, как игла самописца, отмечавшая нижнюю границу льдов, неуклонно опускалась вниз, и не мог поверить своим глазам. Двадцать метров... двадцать пять... двадцать восемь... — Стоп машина! — в отчаянии крикнул он. «Байкал» плутал по лабиринту ледовых коридоров, находя несколько лишних метров свободы в одном месте, теряя в другом. В конце концов подводная лодка оказалась гораздо ближе к острову Врангеля, чем к Берингову проливу. Марков как будто вел старинный парусник против ураганного ветра. Каждый километр вперед давался ценой пяти, а то и десяти, потраченных на рыскание по сторонам. От устья каньона Геральда Марков повел «Байкал» вдоль русла опустившейся под воду реки на юго-запад. Затем древнее русло повернуло на юг, потом строго на запад. Наткнувшись на непроходимую стену, подлодка повернула влево, отыскала проход и двинулась дальше. Один раз, оказавшись в ледовом тоннеле, который оканчивался тупиком, «Байкал» был вынужден дать задний ход. Теперь лодка находилась слишком близко к острову Врангеля, и Маркову это очень не нравилось. Если бы она всплыла на поверхность, можно было бы увидеть сам остров, тянущийся черной, неровной полоской вдоль горизонта на юге. Проход вдоль русла древней реки потребовал от Маркова всего мастерства, всего опыта. Однако в конце концов все усилия оказались тщетными. Марков чувствовал, что впереди становится свободнее. Желоб расширился до размеров небольшого озера. Появился простор, позволяющий поворачивать, маневрировать; появилась надежда, что худшее осталось позади. Но это было не так, ибо когда «Байкал» подошел к южному берегу древнего озера, желоб, вдоль которого он двигался, сжался до размеров трещины и исчез совсем. Дороги вперед не было. К командиру, стоявшему перед самописцем глубиномера, подошел старший помощник. Гаспарян посмотрел на узкую щель между уходящим глубоко вниз льдом и дном.