Эладора намазала рану притиранием, наложила чистый бинт. – В городе есть ученые. Кафедра археотеологии в университете, гильдия алхимиков. Правда, настоящих мастеров тут уже не сыскать. – Не совсем ложь. – Но есть и другие города. Эладора подошла к гардеробу, обезвредила защитное заклинание. – Мудрецы из Кхебеша слывут величайшими знатоками «волшебных штук» на всем свете. И, судя по намекам, тебе бы лучше на время уехать из Гвердона. И это тоже не совсем ложь. Здесь, в городе, предстоят дела, которые лучше проделать без Кари. – Про Кхебеш и мне много рассказывали, – буркнула Кари. – Они ни за что не пустят чужачку. Эладора открыла гардероб и вытащила тяжелый свод записей, перетянутый кожей. Колдовской дневник доктора Рамигос, включающий заметки о сборке божьих бомб и машины с Чуткого острова. Эладора отдала книгу Карильон. – Привезешь им ее. Обменяешь на все, что понадобится. Я не знаю, способны ли они помочь господину Иджсону, но надеюсь, что это возможно. Карильон взяла книгу, держа в руках, будто заразу. – Смогут ли они с помощью этого создать новые божьи бомбы? – Великое прозрение Роши состояло в том, что Черные Железные Боги в своем заточении были неизмеримо сильны, но статичны. Поэтому их можно было использовать, чтобы прервать вечно самовоспроизводящийся образ иного бога. Но работало это лишь потому, что неутолимый голод вывел их на самую границу со смертным миром. Такое… совпадение – редкость. Доктор Рамигос верила, что раки хайитян могут послужить какой-никакой низкосортной заменой, но даже среди сосудов, накопивших более ста поколений душ, лишь считаные раки обладают достаточной духовной силой, чтобы разорвать истинную божественную сущность. – Эладора хмыкнула. – Поэтому – нет. Без сырья у них не получится. – Ладно. Спасибо. – Постой, сумку отдам. – Эладора снова залезла в гардероб. Извлекла сумку, положила туда деньги, целебную мазь. Сняла с шеи амулет Кари и тоже сунула туда. Чем дальше этот амулет будет от Гвердона, тем обе они в меньшей опасности. – Эге, – спросила Кари, заглядывая за плечо Эладоры. – А зачем тебе эфирограф? Я думала, их все поотключали. – Эфирографный аппарат стоял на полу гардероба, обвитый замкнутой петлей серебряных кабелей. – Он отсоединен, – проговорила Эладора. – Исследовательский проект. – Она похлопала по металлическому корпусу – дружески потрепала машину. «Я буду работать над тем, чтобы спасти тебя, – подумала она, – но еще не время. Я еще не знаю наверняка». Она закрыла дверцы и активировала обережные чары. – Эл, – сказала Карильон. – Пока я не ушла… Там, в хранилище, что ты сделала? С Черными Железными Богами? Эти гниды сидели у меня в башке, когда я была их Предвестницей, заставляли меня видеть, чувствовать всякое. Не дай им воспользоваться тобой. – В том году, когда сразу после Кризиса я пришла к тебе на Семь Раковин, то сказала, что при таких обстоятельствах не стоит себя винить. – Эладора на минутку задумалась, потом вручила Карильон сумку. – Остаюсь при прежнем мнении. Не иди на поводу ни у собственных страхов, ни у мелочной зависти – хоть людишек, хоть божков. Одна история судить имеет право. Несколько дней спустя Эладора пробиралась через пепелище на улице Сострадания. Посередине дороги расчистили обломки, но проезд все равно забит экипажами, спешащими к открытию парламента. Улица Сострадания проходила по краю ишмирской зоны, над пограничной полосой постоянно висела мглистая дымка, и нарушителей без соответствующего благословения прибирала к себе Облачная Роженица. Народ тщательно старался не заступать за черту разметки, отчего продвижение замедлялось еще сильнее. Проталкиваясь в толпе, она вдруг поняла, что за ней кто-то идет. И тут рядом оказался Абсалом Спайк, подстроив свои размашистые шаги к ее скромной походке. – Начальник желает видеть тебя, пока все не завертелось, – шепнул он ей на ухо. – Я знаю, – ответила она. – Крыс уже сказал. – Сказал словами из ее же рта, оторвав от занятий. – Начальник также хочет убедиться, что ты жива, – прошипел Спайк. – Говорят, куча народу не против, если тебя не станет. Прикончить бы, мол, ту скотину, которая заставила нас сдаться. – Перханье в его глотке подразумевало, что в свободное время он был бы одним из них, но сейчас выполняет распоряжения Келкина. – Они вольны свободно выражать свое мнение, – сказала Эладора. – В том-то и прелесть оставаться живым. Спайк недовольно хрюкнул. Перемирие остановило сражавшихся, однако ценой продолжения оккупации. Крупные доли города пришлось уступить Ишмире, Хайту и Лириксу. Если одна из этих трех сил нарушит мир, то две других плюс гвердонские войска объединятся против них. Нейтралитет Гвердона в Божьей войне сохранился – только линии фронта были прочерчены уже посреди его улиц. На подходе к парламенту Спайк расслабился. – Дальше твои новые друзья тебя встретят. Он немедленно пошел прочь. Через пару минут она заметила его невдалеке в обнимку с молодой девушкой. Хорошенькая при других обстоятельствах, она была перепугана, стиснутая рукой Спайка. Она бросила на Эладору умоляющий взгляд, и Спайк уволок ее к боковому входу, ведущему на зрительскую галерею. Мхари Воллер она тоже заметила. Воллер носила платье по-джирдански и надела искусное украшение – золотого дракона, который обвивал ее левую руку. Она поймала взгляд Эладоры и помахала ей. Изобразила губами что-то насчет напитков. Наверняка из лириксианского ресторана. Если бы не сработала божья бомба, то Воллер вырезала бы сердца и сжигала их на кадильнице в подношение Пеш. Все-таки, несмотря на все недостатки, данное Перемирие – лучшая участь. И для Воллер, и для города. Эладора пересекла парламентский двор. Повсюду толчея, но возле дракона пространство свободно. Громадное создание лежало на куче щебня с разбитой стены, нежась на солнце, как задремавший котяра. Молодой человек, джирданец, отдыхал, сидя на валуне у головы дракона. Он узнал Эладору и встал поздороваться. – Мисс Эладора, – сказал Раски с сочным лириксианским акцентом. – Мы, поди, не виделись с тех пор, как вы прибыли. Вы выздоровели, да? Когда вы прибыли, то выглядели, как смерть! «Когда прибыла, – подумала она. – Когда договорилась с Черными Железными Богами? Когда они проковыряли дыру в мире и во мне, и я за миг пересекла океан?» Она прикрыла остервенение улыбкой. – Мне куда лучше, спасибо. – Мой Прадедушка переговорит с вами, ладно? Сюда, пожалуйста. Он подвел ее к драконьей голове. Чудовище открыло глаза. – Пробегись, Раски. Глянь, не раздобыл ли твой братец мне козлика в вашем неплодородном городе. Дракон обратился к Эладоре: – Эта штука, которую ты придумала, совсем новая. Вы тут в Гвердоне вечно изобретаете новые штуки. Сперва пасете богов, как мой внучатый племянник пасет коз. Потом убиваете их. А теперь вот это. Что теперь будет, как ты считаешь? – Надеюсь, мир. – Трое приставили мечи к горлу друг друга – и это, по-твоему, мир? – Другого пока у нас нет. – Строите вы тут мелкие дома, – посетовал дракон, – и я не помещаюсь у вас в парламенте. Но у меня чуткие уши, и я слышу, что многим не по душе то, что ты понаделала. Скажи, они примут твой уговор? – Примут, – без колебаний ответила она. Ей не позволено сомневаться. – Значит, сегодня войны ждать не стоит, – проговорил дракон, вытягивая шею, чтобы оглядеть город. – Нет, не сегодня. Внутри здания парламента зазвенел колокол. – Надо идти. – «Вечно держать меч в руке не хватит сил никому. Рано или поздно придется его отложить». Келкин ждал ее в небольшом уединенном кабинете. В зале снаружи Огилви с несколькими промлибами спорили над законопроектом о помощи пострадавшим. Эладора была удивлена тем, что Келкин не с ними. Обычно он был в гуще подобных дискуссий, стремясь убедиться, что ни пенни из городской казны не потрачен впустую и никто другой не получит и толики его заслуг в этом вопросе. «Оказалось, что на нем горностаевая мантия государственного секретаря. Поношенная, – непредумышленно отметила она, – еще королевским министром времен монархии. Те дни опять вернулись. Келкин невелик ростом и на вид едва ли сдюжит носить тяжелый мех». – Даттин. Наконец-то ты явилась сама. У меня зрение садится читать бесконечную корреспонденцию. – Он взмахнул ее письмом, посланным через день после приостановки огня. Она доверила его Барсетке. – Мне нужно было отойти в сторону, – сказала она, – и отдохнуть. Переправа в Лирикс отняла у меня уйму сил. – А кто тебя просил туда отправляться? Я же, черт подери, велел тебе договориться с Хайтом, привести их подкрепления! С их дохляками и бомбой мы бы отбили ишмирцев… – Разве что первую волну. Но не полную мощь Праведного Царства. Не богов, Эффро. – Эладора обернулась на внешний зал, поглядеть, кто там вместе с Огилви. Запомнить лица, имена. – И, допустим, вы выиграли, каким-то чуд… чудовищным недоразумением. Тогда вместо Ишмиры нас бы оккупировал Хайт, причем Ишмира готовилась бы к новому нападению. В лучшем случае мы оказались бы… провинцией, под их королем-наместником. – А вот с ним мы бы сладили, – рявкнул Келкин. «Он на взводе, – подумала Эладора, – потому что сам себя пытается убедить в правоте». – Спайк нашел девчонку, которая кувыркалась с хайитянским шпионом и встречала нашего доброго короля Беррика на поезде из Хайта. Ее немного подтолкнуть, и она подтвердит под присягой, что Беррик тоже хайитянский агент. Мы бы тогда его свергли – и Хранителей заодно, попробуй они его покрывать. Но ты же ведь все это испортила! – Келкин взбешен, и тем не менее он – смертный человек. Эладора же отстояла свое перед Черными Железными Богами. – Спайк сейчас водит девку по галерее. Я даю Хранителям понять, что у нас кое-что есть на их долбаного государя. У нас есть рычаг давления – но из-за тебя мне приходится тратить его на их поддержку твоего гадского Перемирия! А потом мне придется склониться перед этой тряпкой, виноторговцем, и назвать его «величеством». Тьфу. – Он захлебнулся лающим кашлем. – Мир, Эффро. Барыш стоит сделки. – Мир, – передразнил он. – Рамигос обещала, что ее чертова машина отвратит Божью войну – а вот она, война, у моей глотки! Чего стоят твои заверения? Пошло все к черту. К черту все. – Келкин взвыл. – Ты-то когда придешь на работу? – негромко проговорил он затем. – Ты мне нужна. Снаружи кабинета зашумели. Ворвался Огилви. – Мы не набираем голосов. – Парламент же еще не открылся! – заорал Келкин. – Мне шепнули словечко. Двадцать пять наших и половина Хранителей собрались голосовать против Перемирия. Все перебежчики из ее шайки, – сверкнул глазами на Эладору Огилви. – Они говорят, что нельзя договариваться со злыми богами. Что они спасались здесь от Ишмиры, а мы хотим их продать. – Кто? Назовите имена? – попросила Эладора. Огилви отбарабанил несколько имен. Все были из Нового города, из того списка, что дал ей Шпат. Только одного не хватало. – Дайте, я разберусь, – попросила Эладора.