Когда погибла богиня плодородия из Грены, ее долина потеряла всю свою жизнеспособность, весь плодородный дух. Понемногу животные и травы соседних земель – те, что не были угодны ни одному богу – пробирались туда, обживая окраины. Подобное случилось и с войною в Гвердоне. Те, кто был в центре удара, не могли даже помыслить о драке. Раненые мирно уходили навсегда, лишенные воли бороться за жизнь. Матерая солдатня становилась кроткой, как новорожденные ягнята. На отдалении воздействие помалу истончалось. Происходили вялые полустычки между гвердонским флотом и остатками кракенов, и уголовники из Нового города, хоть и замирали в нерешительности, все равно готовы были прирезать ради добычи, дай только шанс. Тем не менее многие теряли рассудок – отсутствие части души терзало, как боль в отрубленной конечности. Захватчики несли извне свое представление о войне, заполняя понятийную пустоту. Среди подкреплений из Хайта бытовала хайитская война, со своими обычаями и твердой как кость дисциплиной. Дозор в Маредоне тоже пока еще помнил, как охранять гвердонские границы и территориальные воды. На кораблях наступавшего ишмирского флота священники Пеш неистово клали жертвы своей вдребезги разбитой богине, увещевали ее вернуться к жизни. Возможно, как пройдет срок, им удалось бы сотворить ее заново – или родилось бы иное ишмирское божество конфликта. Например, Верховный Умур вполне мог совокупиться с Облачной Роженицей и произвести на свет бога райского гнева. Те, кто выжил и оказался бессилен убивать в этом противоестественном перемирии, пытались действовать в обход. Колонны хайитянских солдат вступили в северные пригороды Гвердона, двигаясь маршем в сторону высот Священного холма. На берег накатывались новые кракеновы волны, неся в Мойку свежие флотские подкрепления. Но прежде чем сражение вспыхнуло снова, пока враждующие стороны не успели вспомнить, как воевать, небеса заполонили драконы. – Снижайтесь здесь, – Эладора указала на двор, окружавший парламент. Ей приходилось кричать, чтобы быть услышанной сквозь встречный ветер, но джирданский пират разобрал ее жест и передал указания дракону. Они заложили круг над руинами Мойки, пока другие драконы усаживались на шпили Священного холма или проносились над портом. Занимали позиции между рядами противников, между Ишмирой и Хайтом. Пламя клокотало в их глотках, но рептилии пока сдерживали свое смертоносное дыхание. Эладора нетвердо сошла на землю, ноги затекли и болели от долгого полета через океан от самого Лирикса. Она попыталась заговорить, но горло ободрано криком. – Скажите им вы, – бессильно выдавила она. Дракон по-крокодильи улыбнулся и направился к парламенту – растолковывать городу цену спасения. Будто по воле какого-то гражданско-правового чуда выборы в парламент все-таки состоялись, и вопреки обстоятельствам – по расписанию. Боевые действия в основном ограничились припортовыми округами, и знаменитая гвердонская стойкость проявила себя в том, что граждане вылезали из укрытий и посреди разрухи выстраивались в очереди, чтобы отдать свои голоса. Оккупационные силы изумлялись, наблюдая за этим отправлением избирательного права. Хайитяне – бесстрастно, ишмирцы обвиняли местных в безбожии, а лириксиане бились об заклад на победителя. Итоговый подсчет разочаровал азартных игроков. Парламент получился равновесным, ни одна из партий не набрала большинства. Предпочтения избирателей распределились почти строго поровну между Келкином, алхимиками и церковью. Тем не менее от парламента требовались ключевые решения. Первый созыв стал одним из самых важных за всю историю Гвердона. Им предстояло определиться с такими вопросами, как признание короля, помощь обездоленным войной гражданам и – наиболее насущным – прекращение боевых действий на Чутком. В пивных и кофейнях, прокуренных подсобках и светских салонах на Брин Аване, в гостиной Келкина, дворце патроса и гильдейских палатах по новой закипела политическая жизнь. Сперва замедленно, потом лихорадочно ускоряясь, партии принялись бороться за превосходство при новом порядке. Город преобразился в очередной раз и при этом остался Гвердоном. Как всегда готовым продать то, о чем ты мечтал, попутно обчистив твои карманы. На этот раз Эладора не участвовала в подковерной возне. Ее не приглашали на собрания в верхах после подсчета голосов; она не ходила на вечеринку в «Вулкан» после объявления результатов. Ее редко встречали на улице; никто толком не знал, где она теперь обитает. Газетам интервью она не давала и никаких заявлений не делала. Чаще всего ее видели в Университетском районе – там она помогала ремонтировать поврежденную библиотеку, но при этом порой исчезала на несколько дней подряд. В определенных кругах гуляли слухи: она то ли проводит тайные переговоры с Лириксом, а может, и с Хайтом, то ли помирилась с матерью и метит королю Беррику в невесты, то ли ее арестовали за подрыв чудо-машины на Чутком и скоро казнят за измену. Одним дождливым вечером по прошествии трех недель после выборов чтение Эладоры прервал стук в дверь ее гостиничного номера. Она отложила «Костяной щит» – уже почти дочитала, пара глав осталась – и босиком прошла через скудно обставленную комнату. Гостиница стояла на Долу Блестки – нейтральной полосе между подконтрольным Хайту Священным холмом и ишмирской областью, бывшей Мойкой, прозванной ныне в народе Храмовой Четверью. Хоть территория и нейтральная, жить по соседству с оккупационными зонами вовсе не безопасно. Перед дверью она сунула в карман халата пистолет. Поглядела в глазок. В ответ ей широко ухмыльнулся скелет. – Это, хм, я, Теревант Эревешич, – проговорил мертвец. Глава 55 – Хотел повидаться с вами, пока не уехал, – пояснил он. – Значит, вы возвращаетесь в Хайт? – Эладора разглядывала скелет, что, закинув одну костистую ногу на другую, сидел в кресле и неловко вертел чашку чая. Он, не подумав, сразу налил себе чай и сейчас не имел понятия, куда его девать. – Да, в общем-то, нет. Я… я вступил в роту наемников. Отряд из Восьми. Вечером отплываю. – После того, что вы пережили, хотите снова на Божью войну? – изумилась она. – Понимаете, я же убил богиню. Ну, вроде как. Надеюсь, моя репутация разнесется по свету. Даст мне хороший козырь в бою против других божественных созданий. – Теревант расхохотался. – Да нет – просто на Хайт мне возвращаться не с руки. Есть, хм, политические препоны. – Понимаю. – Сейчас, в отрыве от Келкина и потока разведсводок, она довольствовалась лишь обрывочными намеками из газет. Впрочем, были сообщения о том, что нынешний носитель Короны принял вытяжку болиголова, и вскоре на смену ему изберут нового. А еще, что некоторые из оставшихся колоний Империи взбунтовались, поскольку Дома отозвали войска на защиту Старого Хайта. Новому носителю Короны достанется в управление сильно умалившееся государство, но, возможно, лучше подготовленное к встрече Божьей войны. В газетных известиях из Старого Хайта упоминалось имя Лиссады. – В Хайте говорят, что мертвым не дано любить так, как живым. Я бы, наверное, поспорил. Не думаю, что и среди живых найдутся такие, кто любит одинаково. Однажды, может статься, я вернусь. – Он пощупал пустую глазницу. – Со свежим, так сказать, взглядом. – Если не слишком личный вопрос… – Задавайте. – С вами был Меч Эревешичей. Вы могли умереть оберегаемым. Могли ведь? – До последнего верен, – пробормотал сам себе Эревешич. – Да, благодаря вам меч был у меня. Я был старшим Эревешичем, и это было… блистательно. Но я увидел, как подлетает ракета, и… не знал, как подействует божья бомба на раку. И я заглушил меч. Перекрыл, насколько мог, его связь с внешним миром, чтобы уберечь живущие в нем души. Он поднял саквояж, и она увидела, что из него торчит рукоять этого древнего оружия. – А в нем… отсутствуют активные чары? – Она задрожала, внезапно похолодев. Она не видела Карильон с самого возвращения. – Нет. Души пращуров все еще в нем, но им нужен живой меченосец, чтобы соединиться с ним. Это был единственный способ отгородить их от удара. – А вы – последний из Эревешичей. – Может, и так. Он поставил чашку на столик, поболтал чай костистым пальцем, наблюдая за волнами. – Моя мать и младшие сестры пропали, когда на их корабль напал кракен. Вероятнее всего, мертвы, но… одно в этом Перемирии хорошо: можно взаправду поговорить с ишмирцами. И дать им денег. Похоже, на том корабле они захватили пленных. Может статься… – Пусть вам сопутствует удача. – Спасибо. Я еще раз хотел вас поблагодарить. И кое-что подарить. – Он достал из саквояжа изукрашенную росписями бумагу. Банковский чек. – Не совсем королевское состояние, но какое-то время продержитесь. Мне сказали, что вы больше не служите в промышленно-либеральной партии. Чем вы все эти дни занимались? Эладора покосилась на ворох бумаг и рукописей на столе. Закрыла «Костяной щит» и отдала книгу скелету. – Читала и размышляла. – Она встала. – Сижу взаперти уже несколько дней. Пройдусь-ка с вами до корабля, провожу вас. Второй посетитель как-то вечером поскребся к ней в дверь, как собака. Расстриженный жрец, в опале у патроса – союзники кончились, кончились и хитрые ходы. Он угрожал, хотел выколотить из нее деньги. Эладора сделала встречное предложение – поработать на нее. Такой как есть, замаранный, он ей сгодится. * * * Третий посетитель пришел глухой ночью. Карильон. Она не постучалась – Эладора очнулась от кошмара и увидала подсевшую к ней на кровать фигуру. – Не пугайся, – сказала Кари. – Это я. Эладора и не пугалась. Больше она не боялась ни ножей Мирена, ни воздаяния Черных Железных Богов – по крайней мере, пока. Она вытолкала подальше память о заключенном с ними договоре – заперла его в ныне пустой сейф и захоронила в самом темном отстойнике своего разума. – Ожидаемо, – произнесла Эладора. – Заявилась негодовать, что я пригласила в город Джирданские семейства. – Она подхватила с тумбочки охапку газет и помахала ими перед Карильон. – Вообще-то после уколов в прессе получить настоящей заточкой будет явно переменой к лучшему, так что валяй. – Дело не в том. То есть в том, но… твою мать, Эл, все из-за Шпата. – А что с ним? – Он надорвался. С тех самых пор, когда мы поднимали божью бомбу, он стал очень… тихим. Слабым. Не таким, как раньше. Я больше не могу управлять камнем, не могу пропускать удары. Эл, большую часть времени я его совсем не слышу – или, еще хуже, он стал мало разговаривать. Эладора слезла с кровати, наворожила призрачный огонек. Кари вздрогнула от света. Эладора отметила, что двоюродная сестра в синяках и царапинах. Перевязана шея – бурые пятна. – Чем я, по-твоему, могу помочь? – Эладора отвела Кари в другую комнату, выудила аптечку и начала разматывать перевязку. – Знать бы. Какой-нибудь волшебной штукой. Божьей. Онгентовой. Эладора выпучила глаза при виде воспаленной раны: – Нижние боги, как это тебя угораздило? – Если помнишь, я выпинала джирданских козлов из города, а ты телепортировалась на Лирикс и мило попросила их обратно. Вот так и угораздило.