Кари прыгнула к нему, хватая штурвал, пока Эладора выворачивалась из-под Барсетки, чтобы помочь Альдрасу с ранами. В тот миг она пожелала снова призвать врачующий дар Хранимых Богов. Но ей не вогнать себя в молитвенный транс, а боги чересчур далеко, чтобы без их участия зачерпнуть у них силы. Кракен теперь прямо позади них – новые щупальца впились в корму, пытаются вывести из строя двигатель. Эладора вскользь увидала огромный глаз – кровавый и водянисто-зеленый, он пялился на нее из-под бурлящих вод. Какой-то пушечный расчет на берегу заметил их сигналы, их бедственное положение. Выстрелы легли в воду рядом с бортом, в воздух вскинулся ливень брызг вместе с расколотыми пластинами стекла. Кракен скорчился, потом нырнул, зарываясь для надежности в мглистый ил. И уже из этой схоронки в исступлении плюнул последним чудом. Волшебная рябь пронеслась по морю, и вся вода вплоть до самого берега застыла стеклом. Буруны лезвий, пена ледяных заточек. От уступов Нового города до Мыса Королевы Гвердон внезапно подернулся стеклянной кромкой. Жидкое стекло переламывалось волнообразно, осыпая смертоносными градинами причалы и доки. Они отрезаны от суши. До берега тридцать футов – непреодолимый барьер из ощетинившихся ножей. Карильон взмолилась, и тогда содрогнулся Новый город. Один из шпилей, высившихся над домами, покачнулся, накренился и завис над бухтой – глыбы его чудородного камня повалились в залив, и там, где они падали, поверхность снова превращалась в воду. Карильон направила катер в этот узкий проход, пробитый в толще стекла. Скоро они будут дома. Глава 44 Они причалили к пристани. Над головой высился Новый город, отвесная гряда причудливой архитектуры. Здесь пролегал самый край Помойного Чуда, последние мгновения краткой божественности Шпата, в которые он так расточительно тратил накопленную Черными Железными Богами мощь. Каменные формы застыли разветвленным, дробным узором, громадные павильоны нависали над обрывами, башни, словно пальцы окаменелой великаньей ладони, вырастали из единого корневого строения. С балконов и верхних галерей на них посматривали любопытные лица, но на улицах непривычное безлюдье. Множество здешних поселенцев приехало в Гвердон из завоеванных Ишмирой земель, из Маттаура и Севераста. Они уже видели, как воюют ишмирские боги. Хорошо знают, что будет дальше, и укрываются как могут. Только дураки да святые открыто встанут против богов, когда они в гневе. Выбраться из лодки непросто; уровень воды в гавани неестественно низок, и пришлось карабкаться по обросшей водорослями веревочной лестнице сбоку причала. Отхлынувшее море обнажило бесцветные бока волнолома, где кишели моллюски и пузырились алхимические отходы. Морские птицы слетались на нежданную поживу, верещали и галдели. В курлыканье чаек Эладора распознала обрывки молитвы Облачной Роженице. Боги уже близко. Все, кто здесь, – под угрозой. – Идем. – Кари повела Барсетку и Эладору по причалам в сторону волнолома. Даже спустя месяцы исследований познания Эладоры в топографии Нового города по большей части туманны, поэтому она не сразу сообразила, что они высадились неподалеку от улицы Семи Раковин. Старый дом Кари на несколько уровней выше, но его отделяла от них всего одна улица. – Стойте, – закричал Альдрас. Он на четвереньках выкарабкался из лодки и теперь спешил за ними. – Вам придется пройти с нами на Мыс Королевы. Вы по-прежнему взяты под стражу. – Непременно, – согласилась Кари. – Валяйте, арестовывайте меня. Она дотронулась до камня на волноломе, и он разошелся, как мокрая бумага, плавно растягиваясь, пока не образовался вход. Барсетка с Эладорой вошли следом за ней. За смыкающимся проемом Эладора помахала рукой, извиняясь. Проход, открытый Кари, вел к лестничному колодцу. Кари глянула на узкие витые ступени, спускавшиеся во тьму. – Да ну нахер, – сказала она. – Поговорим тут. – Она присела на низкую ступеньку, прислонила голову к каменной стене. – Эй, – сказала она камню. – Я снова здесь. На вид она уже казалась сильнее, напитываясь жизненными соками Нового города. Эладоре отовсюду слышался звук, похожий на льющуюся воду. Она не знала, то ли так шумят улицы наверху, то ли море с отливом уходит из глубинных туннелей – или же так, где-нибудь в отделенном отсеке, бьется каменное сердце. – Уровнь воды падает. Вся бухта осушается. – Кари говорила немного отстраненно, будто слушала собеседника вполуха. – Сука, сука, сука, – зашептала она под нос. – Что там происходит? – Страх Эладоры заранее предоставил ей перечень возможных ужасов. – Твою же мать! Этой ночью улицы Мойки, похоже, вымерли. Тем не менее если кто пялился в дверные глазки или с верхних окон обсевших улицу многоэтажек, то наверняка посчитал эту парочку странной. Мертвец и колдунья торопливо шагали по тротуару, у обоих нелегкая ноша. Меч Эревешичей, пристегнутый у Йораса за спиной, казалось, извивался, выкручивался, буравил позвоночник и ребра. Рамигос с кряхтением волокла свою сумку и толстый журнал чародейских заметок. Йорас предложил помощь, но получил отказ. – Мы скоро с тобой распрощаемся, – сказала она. – Как только дойдем до Вдовьих ворот, я отправлюсь на запад, а ты – на север. – На север, то есть к лагерю хайитянцев. На запад, то есть… на запад, подальше от ишмирского флота вторжения, пересекавшего покоренное море. Подальше от гневных богов. Где-то на Замковом холме жалобно выла сирена, оповещая о комендантском часе. Поезда не ходили. Извозчика не поймать во всем городе. Улицы пустынны в предчувствии шторма. Самый простой маршрут до Вдовьих ворот, это идти себе через Мойку, пока не пересечешь улицу Сострадания, а потом двинуться на север по бульвару под виадуком. Но улица Сострадания, как и площадь Мужества, в ожидании атаки превратилась в оборонные форпосты, и ни Рамигос, ни Йорасу нечего будет ответить, если их остановят. Поэтому они заложили крюк к подножию Замкового холма. Каменистый склон за века стал особым, вертикально расположенным городом – районом крутых лестниц и узких площадок под сенью здания парламента. Здесь легко пробраться незамеченными. Рамигос – кажется, единственное живое создание во всей Мойке – одышливо бормотала Йорасу указания, что ему говорить, когда доберется до лагеря. Он уже уяснил, что существует замысловатая сеть тайных интриг и договоренностей, но разобраться в ней превыше его способностей. Он просто молча слушал, помогая немолодой женщине взбираться по ступеням, что поднимались от Мойки на скалистые высоты Замкового холма. – Когда доберешься туда, не расслабляйся. Не позволяй никому брать меч, пока не найдешь наследника и не отдашь ему лично в руки. Рака своего узнает. Следи за… – Рамигос цокнула языком, потом покачала головой, решив не облекать в слова последнюю мысль. – Я никому из ваших не желала зла. Никак не предполагала, что из-за меня может пролиться кровь, чур меня. – Она сложила ладонь в любопытный знак, и Йорас счел, что сюда примешан какой-то чародейский зарок. Ее беспокойство о кровопролитии выходило за грань обычного чувства вины. Он сомневался, что те, с кем она вступала в сговор, испытывают то же самое. У мертвых нет чувств, какими наделены живые. В Хайте жизнь коротка и в результате недомыслия и страстей часто впадает в дикие крайности. Империя же зиждется на хладнокровном подчинении обычаям и стальном хребте дисциплины. Пройдя великое множество ступеней, но пока только на полпути к вершине Замкового холма, Рамигос попросила остановиться. Она вынула из-под пальто свои божественные бусы и вгляделась в их знаки. – Ну вот. – Она выпрямилась, повернувшись к югу. Над городом зазвенела пушечная пальба. Выстрелы уносились в сторону моря. Вспышки загорались прямо над ними на Замковом холме. Затем со стороны порта ответил огнем Мыс Королевы. Могучей канонадой, от которой затряслась земля, – и земля продолжала дрожать, даже когда пушки Гвердона смолкли. Загудел нарастающий, раскатистый шум, обширней, чем само небо. Такой протяженный, что нельзя было отличить источник грохота от его эха. Весь горизонт зашелся ревом. Йорас видел в темноте. Живые так не могли. Они ни о чем не имели понятия, кроме ужасного шума. А он смотрел, как из городской гавани утекала вода. Отодвигалась белая линия прибоя. Мачты пришвартованных кораблей валились, как срубленные деревья, скрываясь из вида за товарными складами. С убываньем воды вязли в иле громадные сухогрузы. Море отступало от берега по всей ширине бухты. Темная стена, зловещая, необъятная, вставала, росла над заливом. Приливная волна, выше всех башен. Давным-давно Ишмира покорила моря. И теперь море вступало в войну на стороне Праведного Царства. Когда этот невиданный горб перекатился через остров Сорокопутов, то не разбился, не рухнул. Вместо этого волна поделилась надвое, потом опять, дробясь снова и снова. Уже не одна стена воды, а дюжина валов, дюжина непомерных водяных рук по образу Кракена. И на гребне у каждой восседал, мчался громадный, чудовищный боевой корабль. Уродливые посудины с молельнями на борту, с торчащими со всех сторон божественными реликвиями – эти суда никогда не пересекали смертные воды. Порождения кракенов из бескрайнего океана по ту сторону от Ишмиры. Первое щупальце обрушилось на гавань, как лезвие прорезало порт, заливая пирсы каскадом водных потоков. Еще два, три или больше изогнулись вокруг Мыса Королевы. Потом эти щупальца опали, растеклись, ссадив с себя боевые корабли. Одно безобразное судно грохнулось с самого верха крепости на площадку внутреннего двора. Наступающий океан выпрастывал новые щупальца-волны. Они вскидывались над доками, над Мойкой, изгибались дугой прямо над черепом Йораса. Снизу он разглядел киль одного ишмирского корабля, несшегося на волне, расслышал вопли святых и отродий на борту. Щупальце вытянулось вровень с плоской вершиной Замкового холма, и боевой корабль пропахал землю, зависая над краем обрыва. Сверху грянула мутная жижа. Йорас втолкнул Рамигос в ближайшую нишу под лестницей. Бритвенно-острые струи воды изорвали его мундир и глубоко пробороздили кости, но он вынесет их удар несравнимо легче любого смертного существа. Лестница превратилась в водопад. Рамигос что-то кричала – видимо, скандировала заклинание, но даже в считаных дюймах от ее лица черепу Йораса ничего не было слышно. Мир раскололи шесть новых столкновений стихии, шесть новых волн обрушилось на сушу. И где бы ни приземлялась волна, после нее оставался корабль с командой из тронутых богом чудовищ и фанатичных жрецов. – Уходим вниз, – кричала Рамигос. – В туннели! В туннели! С невероятной скоростью налетел визгливый шторм, тучи вскипали среди ночной мглы. Это пронзали поднебесье боевые святые. Слабенькие гвердонские боги могли в лучшем случае один раз громыхнуть с небес. Боги Ишмиры осияны Верховным Умуром, а тот повелевал снопами и вязанками молний. Ночное небо разверзлось сотней обманных рассветов – боги разили укрепления и пушечные позиции по всему городу. Одна молния ударила в лестницу, и сотрясение швырнуло его через край. Он плюхнулся в разлив потока, и течение подхватило его. Улицы Мойки обратились в быстротечные реки, наперебой спешащие к морю. Вода несла не один его труп. Повсюду покойники, пляшут вокруг и под боком, пока его затягивает исполинский водоворот, который раньше был Гвердоном. Карильон положила руку на камень – скорее ради опоры, а не волшебной связи со Шпатом. Голос сестры дрожал, пока она передавала открывшиеся видения. – Дюжина ишмирских кораблей. Прилив… приливные волны, как щупальца, несут их в глубь суши, далеко от морского берега. Высаживают их на Мойку, на Замковый холм. Там святые и… мать твою! Дозору хана. Мыс Королевы обложили, в порту у причалов их тоже полно. Укрепленный лагерь на площади Мужества смыло совсем. Кажется, сейчас бьются у церквей Хранителей и на Долу Блестки. – Перво-наперво они будут стараться взять храмы, – сказала Эладора, вспоминая летучки с адмиралом Вермейлом. При захвате других земель в ходе Божьей войны главной целью любых нападавших были храмы противника, святилища и местные святые. Главное – воспрепятствовать богам собрать себя воедино. «Жив сейчас адмирал или погиб?» – задумалась она. Замолчали пушки наверху, у парламента. Она вспомнила, что сотворенная из Эмлина паучья тварь вторглась в эфирную сеть, а ведь в штабе командования при парламенте тоже стоял эфирограф. Паук мог преодолеть устаревшие парламентские обереги и в долю секунды скакнуть с острова Чуткий прямо к сердцу правительства. Если Эладора правильно рассуждает, то Келкин, Вермейл и прочий чрезвычайный комитет уже мертвы, а город обезглавлен, лишен руководства. Мучительно напрягшись, Кари оторвалась от видений. – Тебе надо бежать, Эл. Мне не уйти, а ты справишься. Выбирайся из города. Все как один советуют ей бежать. Рамигос, Крыс, а теперь еще и Кари. Советуют уйти от опасности, отвернуться. Она отвергла дареную святость, и она не мастер чародейских искусств. Она не солдат, не полководец, не святая и не шпионка. Какая же роль во всем этом предназначена ей? Она покачала головой, не зная, есть ли на это ответ. – Будем прятаться? Идем вниз? – спросила Барсетка, пряча лицо в ладонях при этой мысли. – По-моему, Крыс так и планировал. Под городом есть места, где даже ишмирские боги нас не найдут. – Да ну нахер, – сказала Кари. – Мы должны остановить их вторжение. Не то оно превратится в резню. Опять. Нужно добыть оружие. Оно было на «Отповеди», но она затонула. Еще два колокола засыпало толстым слоем алхимического дерьма, а теперь Крыс жалуется на хайитянских солдат в своих сраных упырьих туннелях. Эладора едва не пояснила: «Рамигос нашла эти бомбы и продала их местоположение Хайту», но прикусила язык. Карильон не стоит об этом знать, а то, чего доброго, порежет кого-нибудь с досады. Кари щелкнула пальцами. – Вот они, козлы костяные. Хайитяне приперлись за бомбами. Солдаты ломают саркофаг над колоколами, но там полно разной алхимзаразы, поэтому им приходится осторожно колупать по кусочку. А я-то могу менять форму камня! Мы быстренько туда проберемся, стащим их первей тех и пустим в ход. Бдыщ! – Нет, – тихо сказала Эладора. – Что – нет?! – рявкнула Кари. Она аж вскочила. – Есть что еще предложить? Раз ты остаешься, тогда дерись, ясно? Или побежишь к своему сраному Эффро Келкину? Будешь доклады строчить, пока флот принимает бой? Уж я-то, блин, знаю, чем старый хрыч тебе на это ответит! Они, Эл, своими указиками отпишут ишмирцам Новый город, Мойку и половину нижних кварталов. Точно так же, как раньше. Богатеев будут охранять, а остальных хоть перевешай, не жалко. Я давно прощелкала их мерзкие мыслишки, Эл! Сколько я защищала Новый город вообще в одну харю! – Кари, ус-успокойся, – выговорила Эладора. – Мне надо подумать. – Нет времени думать. Надо бомбы забирать.