– Ваша вещица пробудилась, проклятие. Я не могу даже притронуться, и меч рассеивает мои заклинания. Возьми и отнеси его куда полагается. – К старшему Эревешичу. – Видимо, да. – Она встала перед мечом на колени, провела пальцем по воздуху над всей длиной лезвия, но не дотрагиваясь до металла. На волшебное оружие она глядела с сожалением, словно отдавала драгоценный камень неслыханной стоимости. – Ладно уж, вдруг мне еще выпадет другой случай. В терпении – сила, а в жизни бывает всякое. – Смиренно не соглашусь. – Он подобрал клинок. По руке пробежала непривычная дрожь, словно кровь прокачало по призраку вен, но души оберегаемых внутри раки опознали в нем хайитянина. Клинок не ударил его, но без живой души, проводника волшебства, меч равно не смог и придать ему сил. Рамигос встала, отряхнулась. Сняла с приставного столика сумку и буркнула, закинув на плечо: – Идем. Дворцовые охранники сопроводили Тереванта назад в его комнату с окнами на личные сады патроса. Теревант предполагал, что его немедленно передадут Хайту, но вместо этого заставили ждать. Сады, сбегавшие с восточного склона, поутру, должно быть, прекрасны, но сейчас солнце садилось на противоположной стороне Священного холма, и в сумерках их населяли ломаные, искаженные тени. По извилистым тропинкам семенили слуги, зажигали фонари. За участками садов загорался и город. Мерцали газовые лампы, резко сияли эфирные светочи, приглушенно – ночные свечи. Благосостояние города прослеживалось по освещению. Если взглянуть подальше, то множество эфирных огней промышленных ламп указывало на новые, недостроенные фабрики алхимиков, замену погребенным под Новым городом. А там, за чертой Гвердона, похоже, разбило лагерь хайитянское войско. Небольшая армия, присланная добиться справедливого возмездия за Ольтика. Мысль о гибели Ольтика до сих пор казалась нелепой. Ольтик провел основные обряды неуспения в необычайно юном возрасте, и ему было уготовано стать наследником меча Эревешичей. Мало того, он слишком велик, чтобы умереть, слишком силен и чересчур громок. Его смерть ощущалась скорее неким отклонением, а не потерей. В ней было больше растерянности, чем скорби, точно мир – поезд, что съехал с рельс и теперь мчит в какую-то неведомую даль. За окном застучали копыта. Во дворик перед садовой оградой въехала карета. Ее везли не рэптекины, а четверка вороных коней. Правила пара неусыпных. Несговорчивого Эревешича заберет отсюда почетный караул. В дверном замке проскрежетал ключ. Те же охранники, что провожали его в покои патроса, отведут его вниз. – Прошу с нами, господин, – позвал один. Глядя на его раны, второй добавил: – Вам опять подать кресло, господин? – Нет, – сказал Теревант. – Идти я могу. Глава 39 Когда канонерка приблизилась к острову Чуткий, к Эладоре с Барсеткой подошел Альдрас. Он похлопал по стенке большого короба. – Это надо отвезти на дальнюю сторону острова. Сперва я доставлю вас в форт, потом пойду туда разгружаться. Где-то через час за вами вернусь. Не опаздывайте. Лодка шла вдоль бетонного причала под сенью форта. Слева от них – надо говорить «по борту», поправила себя Эладора – еще два суденышка встали у каменного зубца, торчащего из моря. Там возводили некую конструкцию. Неожиданная волна догнала лодку, качнула ее. Здоровенная клеть накренилась над Эладорой. Барсетка вытолкнула ее с пути махины, когда короб порвал ремни и врезался в перила над бортом. Доски клети раскололись, и Эладора заметила внутри нечто серое и продолговатое. «Чудовище», – пронеслась вначале мысль, но было в нем и что-то необъяснимо знакомое. На судне поднялись шум и гвалт, команда принялась с трудом сдвигать клеть на место. Барсетка внесла свой вклад недюжинной упырьей силой. Альдрас помог Эладоре выбраться на пустой причал – не из рыцарских чувств, а просто поскорее убрать ее, чтоб не мешалась. Несколько толчков общими усилиями – и короб возвратили на середину лодки, тогда Барсетка тоже высадилась на берег. Упырица, казалось, была подавлена и негромко рычала на отходящую лодку. Понюхала воздух, припала к земле и обнюхала камень. Присмотрелась к сооружению на уступе у дальнего берега острова. Похоже на какую-то машину – вроде бы металлическое кресло посреди эфирных устройств. Лодка Альдраса уже шла туда, закладывая широкую дугу, чтобы не напороться на невидимые с берега скалы. – Небезопасно тут, – шепнула Барсетка. – Глядите в оба. Ворота форта отворились, и появилась пара стражников, вооруженных и в масках. У Эладоры тут же наготове письмо от Келкина. – Мне нужно переговорить с руководящим офицером, именем чрезвычайного комитета. – Капитан пока не освободился, миледи. Вам придется подождать. – Безотлагательно. – Эладора подбоченилась, пуская в ход самый командный голос. – Меня уполномочил министр Келкин. Вопрос крайней важности. Она осознала, что такая манера речи немного похожа на дедушкину. Часть ее при этой мысли с отвращением отшатнулась, но она помнила, как страшилась его и как ужас заставлял ее подчиняться приказаниям Тая. Что ж, значит, этим она и воспользуется. Стражники обменялись взглядами поверх масок, потом кивнули. Ее проводили в форт, петляя мимо химических распылителей и следящих устройств. Две дюжины святых безразлично пялились на нее. «Скудна божья милость», – подумалось ей. Сколько их осознанно выбрало стезю святости, а сколько выгнано на нее насильно, захвачено в плен безумными богами? Она просмотрела камеры – искала Карильон, искала Эмлина, но никого из них не увидела. Синтер распорядился поместить Кари в глухую камеру, неизвестно, где тут такие, но Эмлин наверняка должен быть частью этого чудного набора святых. Когда она очутилась внутри структуры наблюдения, то схемы и графики, которые показывал Теревант, начали обретать смысл. Дуговой ряд одиночных камер для святых каждого бога отдельно и без повторов. Мониторы отслеживания и наблюдатели, что обязаны подстраивать их под занебесную связь и отмечать любые ее изменения. Механизированное таинство – если боги Ульбиша, Лирикса или Ишмиры, распространяя свое влияние, дотянутся до Гвердона, то соответствующие святые в отсеках зарегистрируют их воздействие. Изменения могут быть как обширными, так и едва уловимыми, но приближение богов обязательно скажется на всех сопричастных с ними. Пока они пересекали двор вдоль очередного полукольца камер напротив зеркальной сторожевой вышки, она дала волю воображению. Если город надзирает и за Хранимыми богами, то не запрут ли в здешнюю камеру и Эладору тоже? Стрелки на приборах наверняка подергивались во время Фестиваля Цветов и заскакивали на красные отметки, когда Сильва дралась в Новом городе с Кари. Барсетка украдкой рыгнула. – Не могу дышать этой отравой, – сказала она. – У вас не найдется еще маски? – попросила Эладора. Ее подмывало сдвинуть свою и поглубже вдохнуть, уничтожить остатки связи с Хранимыми, но сейчас необходимы трезвый рассудок и четкое восприятие. Стражник покачал головой: – На такое рыло ничего не натянешь. – Я пока подожду, где посвежее, – сказала Барсетка. – Позовите, коли понадоблюсь – прибегу со всех ног. – Оставайся на причале, – предостерег стражник. – Не уходи с берега – не то застрелят. Барсетка на четвереньках выкатилась за ворота, коротко оглянувшись на Эладору, и кто смотрел в тот миг из упыриных глаз? Слова Крыса звенели в сознании, не утихая. Беззащитно одинокая, она пересекла двор. Стражники по бокам были безымянны в своих масках. Ее провели в зеркальную башню, вверх по лестнице, обвивавшей хребет этой постройки. Поднимаясь, Эладора видела, как алхимики и чародеи корпели над инструменатми, рассматривали святых сквозь стекла увеличительных труб, вычисляли течения волшебства и сдвиги эфира. Некоторые приборы она опознала по кабинету Онгента, набитому редкими и сложными приспособлениями, либо по обиталищу Рамигос, но другие ей были малопонятны. В этой машине больше, чем чистая ворожба – из подземных глубин слышалось урчание громадных двигателей. И снова наверх. Башня выше опоясывающих стен форта, сверкающий столб посреди двора. Отсюда видны приземистые укрепления за тюремным рядом, причал и южный конец острова. У каменистой отмели возле металлической конструкции пришвартованы три лодки, еще четверь витка лестницы – и показалась «Великая Отповедь», на крейсерской скорости идущая вдоль западного берега Чуткого, ровно тем курсом, что выбрал и Альдрас. Они поднялись на верхний уровень башни. На обзорную площадку с видом на остров и даже на город. Чирикал эфирограф, принимая послания с Мыса Королевы и парламента – сокращения государственных нервов. У окон теснились солдаты и чародеи, наблюдая за южными подступами. – Мисс Даттин? Командир стоял в центре площадки, у эфирографа – как осевой стержень, вокруг которого все вращается. Он выглядел воплощением самого форта: пот на лысине блестел подобно зеркальным окнам башни, а стойкости в нем хватит выдержать артиллерийский обстрел. Он взял у Эладоры письмо Келкина. – Имена нужных вам заключенных? – Алик Немон. – Он вас ждет. Эддер отведет вас вниз. – Один из стражников выпрямился, отдавая честь. – Его сын, Эмлин. Я знаю, к нему прикасался бог, но… Командир перебил ее: – Вы белены объелись? Это что, розыгрыш? Или проверка? – Нет, я… – Эладора смущенно сглотнула. – Я бы тогда с ним повидалась, если его нельзя отпустить. – Невозможно, – резко оборвал командир. – А также – не знаю, под каким именем ее поместили – Карильон Тай. Девушка примерно моих лет, темноволосая, у нее шрамы на лице. – Когда дозорный не прореагировал, она добавила: – В глухих камерах? Командир покачал головой: – Доступ к особым заключенным воспрещен. Вам пора уезжать. Эддер, пропусти представительницу господина Келкина в первый блок и приведи к ней этого заключенного. Эддер подступил к Эладоре. – Есть, сэр. Идемте со мной, мисс. Лучше бы вам здесь не быть, когда пойдет заваруха. Но не успела она сделать и шаг, как началось. С южной оконечности форта взметнулся сполох – запуск с катера Альдраса. Эддер вполсилы попытался увлечь Эладору вниз, не слишком усердно. Ему не меньше нее хотелось здесь задержаться. Такой же сполох поднимался с «Великой Отповеди», взлетал кровавой кометой. Знамением светского чуда. Они проводят учения? Готовятся вести огонь? Но в пределах видимости никого. Ни вражеских кораблей на воде, ни безобразных божьих отродий. Остров как остров. – Станция взывания докладывает о готовности, сэр, – говорит чародей. – Начали, – приказывает командир. Он шагает к южному окну, выдвигает подзорную трубу, фокусирует на пологом каменном горбике отмели. Башню пронзает чародейская дрожь. Громадные эфирные двигатели оживают. Это электромеханическое колдовство – провода и клапаны сообщают им чародейскую волю. Алхимический духовный сырец, грубое вещество, кипит в них, бурлит в реакционных камерах. Гудят и искрят врытые в землю кабели. Вся крепость светится от напряжения. Статические разряды ползут по дренажным трубам, проскакивают между прутьев решеток. На берегу, где проводка отходит от форта к каменному зубцу, вихрь волшебства вспыхивает и превращает наносы песка в стекло. Под стенами укреплений ворочаются какие-то тени. Прилив силы чувствуют и заключенные в своих камерах. Некоторые вопят. Некоторые пытаются укрыться. Кто-то с радостью встречает ураган волшебства, даже понимая, что оно не про них. Они бьются о прутья и пытаются поймать хоть капельку энергии столь мощного взывания. По городу перекатывается гром. Где-то на северо-востоке собралась буря, наседает на дальний склон Священного холма. Все настороженно следят за южными подступами. Даже те, чье внимание должно быть приковано к приборам, не могут удержаться и нет-нет да и зыркнут на юг.