– УРХХХХР. – Страшный вздох, отдаленно похожий на хохот, потом алхимик вдохнул воздух, скривившись всем телом. Некоторые в приемной с изумлением на него обернулись. Крыс заставил его кашлянуть, как бы прикрывая свое странное поведение, но получилось ужасно ходульно. – ОТ ТЕБЯ НЕСЕТ СВЯТОСТЬЮ. В ОТКРЫТЫЕ РАНЫ ЧАСТО ПРОНИКАЕТ ЗАРАЖЕНИЕ. – На краткий миг внимание Крыса сместилось куда-то еще в другой части города, и алхимик, свободный от его контроля, покачнулся, начиная валиться с ног. Затем Крыс вернулся. – ХРАНИМЫЕ БОГИ. ФУ. – Даже отсюда чувствовалось, как от упыря исходит отвращение пополам с подозрительностью. Свет в глазах алхимика померк. – Постойте! – Свет замерцал снова. – Я не вступала с ними ни в какой с-с-союз. Я не сафидистка. И вы бы тоже погибли там, в гробнице моего дедушки, если бы не Святая Алина. Алхимик всхрапнул, как конь, выплескивая длинные сопли на великолепный костюм. – Карильон НУЖНА МНЕ. В ПОДЗЕМЬЕ НАГРЯНУЛИ НЕДОУМКИ. ЛЮДИ ИЗ ХАЙТА ЛЕЗУТ КУДА НЕ ПРОСЯТ. ПУСТЬ ОНА ПОМЕШАЕТ ИМ ОТКРЫТЬ ГРОБНИЦЫ. В НИЖНЕМ ГОРОДЕ ДОЛЖНО БЫТЬ СПОКОЙНО – МНЕ И МОИМ. ЛЖИВЫЙ ЖРЕЦ УПРЯТАЛ ЕЕ НА ЧУТКИЙ. НЕ ГОВОРИ НИКОМУ, НО ПРИВЕЗИ ЕЕ МНЕ. И МЫ БУДЕМ С ТОБОЙ ДОБРЫМИ ДРУЗЬЯМИ. И человек опять повалился ничком, избавленный от власти упыря. В следующий миг открылась дверь в кабинет и вышла секретарша Келкина. – ЭЛАДОРА ДАТТИН? – позвала она необычным, гортанным голосом. Тело ее словно окоченело, а глаза выпучились и незряче таращились. Крыс отошел недалеко. Протиснувшись мимо одержимой секретарши, Эладора вошла в святилище высокой политики. У стола Келкина примостился несчастный машинист эфирографа из городского дозора, занеся пальцы над медными кнопками своего инструмента. Вокруг напирали вожди промлибов и флотские командиры. На карте ближних морей стояли отметки обнаружений вражеских судов и показаний колдовских приборов. Внезапно она ощутила здешнее напряжение, едва сдерживаемый в этой комнате ужас. Это не учебная отработка, не обсуждение вероятных будущих угроз. Это миг перед тем, как на побережье обрушится буря. Перед тем, как в Гвердон придет Божья война. Эладора отразила укол животного страха, сопутствующий этому осознанию – падению в невообразимую пропасть, где невидимые силы и чокнутые фанатики кромсают реальность чудесами со скотобойни. Заодно проскочило и короткое, недостойное облегчение – она почитай целый год жила с этим страхом бок о бок, с самого Кризиса, с той встречи с дедом в семейной гробнице. А теперь к ней приобщится весь остальной город, души людей омрачат те же самые ночные кошмары. Это бремя ей больше не нести в одиночку. Пока Эладора тихонько и незаметно занимала место в кабинете, адмирал Вермейл гремел, втолковывая Келкину: – Парламент совершенно не прикрыт! Этому зданию тысяча лет. Мы не можем его укрепить. Надо немедленно перебираться на Мыс Королевы. Возразил помощник Келкина, Огилви: – Министр Дроуп не далее как в прошлом году следил отсюда за развитием Кризиса, а тогда город подвергался куда более прямой угрозе, чем сегодня. – Дроупу не разрешалось и высморкаться без команды, – рыкнул Келкин. – Я не Дроуп, вам понятно? Командую я, и я отсюда не уйду. Вы притащили сюда свою шарманку, – показал на эфирограф, – и сами все в сборе, так что давайте уж приступим к делу. Вермейл вздохнул: – Мониторы на Чутком пока еще подстраиваются под новый лагерный набор. Но уже даже здесь, в Гвердоне, мы сталкиваемся с признаками враждебного божественного вмешательства. По наводке жреца Хранителей мы арестовали вражеского святого. – Какого бога? – Ишмирского паука, божества тайн. Ткача Судеб. Мы ожидали, что Ткач прибудет вперед главных сил, собирать разведданные и передавать сведения от внедренных шпионов. – Так вы думаете, что бог уже здесь? Не просто какое-то его проявление? – Келкин заметил в глубине комнаты Эладору, поманил ее к себе. Она подошла, будучи не в своей тарелке у всех на виду. – Его влияние накрывает широким охватом, – спорил Вермейл. – Паук уж точно связан с часовней в Ишмирском посольстве – они используют его божественную паутину для передачи секретных посланий. – Но этот самый Ткач Судеб не военное божество – или я ошибаюсь? Рами… ах да, ее здесь нет. – Келкин посуровел, тыча пальцем на другую женщину в комнате, незнакомую сотрудницу дозора. – Вы. Он ведь не бог войны, так? – У них воюет весь пантеон, но у нас нет сведений о том, чтобы Ткач Судеб возглавил хотя бы одно нашествие, – отвечала дозорная. – Вероятнее всего, это будет Кракен или Царица Львов. Вермейл покачал головой: – Донесения о кракенах в море уже поступали. Они идут. Божья война. Страх грозит подмять Эладору. Она смотрит на лица созванных в этот кабинет, на солдат, генералов и чародеев, согнувшихся над своими приборами; уверяет себя, что они готовы к любой катастрофе. «Для того алхимики и выводили чудовищ», – подумалось ей. Гвердону полагается быть самым защищенным из всех городов на свете. И если война пришла-таки сюда, то что она может с этим поделать? Внезапно застрекотал эфирограф, Эладора аж подпрыгнула. Затрещал сосуд с зеленовато-желтой жидкостью, и в его мутной глубине вспыхнул свет. Клавиши стали двигаться сами по себе. Машинист положил ладони на рычаги механизма, беззвучно шепча слова, из которых пытался составить сообщение. Комната погрузилась в тишину, пока все ждали его расшифровки нового известия. Эладора воспользовалась моментом и пробралась вплотную к Келкину. – Вас сюда не приглашали, – негромко сказал ей Келкин. – Что происходит? – кивнула она на эфирограф. – Ничего. Пока. Пройдет несколько часов, и тогда, возможно, произойдет. Что вы хотели, мисс Даттин? – Я… – Она сглотнула. – Арестовали по меньшей мере одного нашего кандидата, вместе со многими невинными людьми. Это жертвы войны, а не святые, не божьи поклонники. И… – Она уже хотела добавить «и Карильон», но вспомнила о предупреждении Крыса. Она не догадывалась, зачем Крысу скрывать нахождение Кари в лагере острова Чуткий, но без нужды не собиралась перечить упырю. – И на мою м-мать напали. Синтер напал. – Ты сама пострадала? Она отрицательно покачала головой. – А мать? – Да. Не уверена, насколько сильно. Ее после этого забрали на Священный холм. – Синтер сосредоточивает власть, ясно, – пробормотал Келкин, понизив голос. – Хочу с тобой это обсудить поподробнее, когда закончу здесь. – Мне надо ехать на Чуткий, – сказала Эладора, – и освободить наших людей из лагеря. – Нет, нижние боги, не вздумай. Составь мне список имен, и посмотрим, что можно будет сделать, но прямо сейчас передо мной более важные вопросы. Ступай домой, Даттин. Подожди, нет. Будь тут, в парламенте. На случай, если… хм, в общем, здешние подземные убежища будут поглубже. Примчался Огилви, держа записку, нацарапанную машинистом эфирографа. – Только что поступило от патроса. У них тот, кто убил посла. – Долбаные Хранители сумели его взять? – восхитился Келкин. – Этот придурок что, пришел и попросил у них укрыться? – Он был со мной, когда на нас напала моя мать. Когда Синтер подстерег ее в засаде, – встряла Эладора. В первый раз с момента, как она вошла, Келкин обратил на нее всю полноту внимания. – Как только здесь все закончится, я обязательно обсужу с тобой все в подробностях. – Он покачал головой, не веря своим ушам, затем взглянул на Огилви. – Они настроены выдать его Хайту? – Он не убивал своего брата! – Нижние боги! – Келкин схватил Эладору за руку и поволок в угол. – Да где-то там дрочится целый Ишмирский флот! Они не атаковали Лирикс! Они успели сменить курс, и если нагрянут сюда, то у нас есть только один, мать его так, выстрел. А еще наши Хранители пришпорили своих богов. Пичкают их верой, сажают короля на свое место, заставляют их думать, будто сейчас – пятьсот лет назад! Погоняют тварей, вместо того чтобы держать их в узде! Втянут нас в Божью войну! – Он побагровел, брызжа ей в лицо негодованием. – А я еще не сказал про войско из Хайта, которое пристало к городу, как нож к моей глотке? И все это на предвыборной платформе мира и сраного единения! Да коли выдача Эревешича решит хоть одну мою проблему, то в добрый ему путь! – Даже если он не виноват? – Он подданный Короны Хайта. Посол погиб на территории Хайтского представительства. Это совершенно и неоспоримо не наша забота. – Келкин вздохнул. – Нижние боги. Когда я принимал тебя к себе, то думал, ты будешь как Джермас в былые времена. А у него хребет был стальной. В отличие от тебя. – Он повернулся спиной. – Ну, где мы сейчас? Она подавила злость. Стиснула ее в себе, так же как стыд и гордость. Отступила, неловко кивнув. Мать научила ее быть вежливой и не закатывать сцен. – Патрос заявляет, что хайитянин отдан на милость короля, – прочитал Огилви, – и хочет знать, поддержит ли чрезвычайный парламентский комитет королевское решение, каким бы оно ни было. Эфирограф опять застрекотал, являя собранию знамения войны. Адмирал жестом пригласил Келкина подойти. Келкин застонал. Хранители выбрали идеальный момент – Келкин мог тут же отвести хайитянскую угрозу, стоит ему только признать права короля на давно пустующий гвердонский престол. Ему придется выбирать, чем поступиться – принципами или благосостоянием города. Оказалось, тут нечего рассусоливать. – Ладненько. Парламент одобрит решение короля, если оно окажется верным. Он оглянулся на Эладору: – Давай, иди и займись чем-нибудь полезным. – Но… – Нет. На Чуткий ни ногой. Послушай же – никто там не стоит такого риска! Он повернулся к генералам, ветеранам Божьей войны, озабоченным и подавленным. У них слегка подрагивали руки. Генералы не проронили ни звука. Вермейл, впадя в бешенство, яростно взмахнул очередной эфирографной записью. – Считали показания с Кракенова святого на Чутком! Чудеса творятся на юго-востоке, совсем рядышком! Ишмира близко, сэр. По мне, это бесспорно. Нам необходимо прийти в готовность. Келкин на миг опять оглянулся на Эладору, словно за советом или одобрением. Потом, будто подчиняясь порыву, подписал приказ и вручил его Вермейлу. – Вы уполномочены нанести первый удар. Будь они прокляты, пусть потом как следует думают, прежде чем переть войной. Эладора оглядела комнату.