Глава 34 – Говно-говно-говно. – Кари вперила взгляд в стену, и камень тягуче потек. Поползли длинные отростки кладки, сплетаясь, как пальцы, чтобы забаррикадировать вход. – Выходи! – Кулак Сильвы шарахнул в дверь, пошатнув целый дом. Барьер затрещал. – Их там не меньше семи, – беззвучно сообщила Кари. – Сильва, снайпер, другие подходят. По-моему, один из них святой. Твою, сука, волю. – Отступая от двери, она чуть не поскользнулась на Теревантовой крови. – Девочка из цветов, – сказала Эладора, не будучи уверена, откуда это ей известно. – Юная святая. – Молоденькая, опьяненная силой, только что преображенная потоком божественной милости, вырвавшимся на волю от веры в нового короля. – Брось его, – сказала Кари. – Может, выберемся задворками. Эладора покачала головой: – Я задержу мать здесь. Уходи. Карильон не стала медлить. Помчалась наверх и исчезла. «Святые наделены целительной силой». Больше ей ничего не придумать и не поделать. Эладора встала, пошатываясь, подошла к двери. – Мам! Это Эладора. Кари убежала. – Перед глазами поплыло как в кошмарном сне. В воздухе стоял густой запах полевых цветов; и хоть вместо стекол в окнах камень, а на дворе ночь, комната казалась залитой солнцем. – ЭЛАДОРА, ДЕТОНЬКА МОЯ. Я ВЫНЕСУ ТЕБЯ И ПРИВЕДУ К СВЕТУ САФИДА! ТВОИ ГРЕХИ СГОРЯТ. ТЕБЕ НЕВДОМЕК, ДОЧКА? МЫ ИДЕМ ОЧИСТИТЬ ГОРОД ОТ ТИРАНИИ БОГОВ-ЧУДОВИЩ! МЫ ОБРУШИМ ИХ НЕЧЕСТИВЫЕ ХРАМЫ И ВОССТАНОВИМ ВЫСОКИЙ ПРЕСТОЛ. – Дверь опять затряслась. Обломилось еще несколько каменных пальцев. – СВЯЩЕННЫЙ ОГОНЬ ПОВЕРГНЕТ ТВОРЕНЬЯ ЧЕРНОГО ЖЕЛЕЗА! Она будто вещала из трехсотлетнего прошлого, когда силы Хранимых Богов – тогда еще никем не хранимых – освободили город от Черного Железного пантеона. Когда шла война святых. – Мама, послушай меня. Мир изменился. Боги этого не понимают, они не меняются, поэтому за них меняться приходится нам. Черных Железных Богов больше нет. Кари перестала быть их святой. Теперь все иначе! – ОГОНЬ УНИЧТОЖИТ ИХ. БУРЯ ИХ СМОЕТ. ИЗ ПЕПЛА ПРОРАСТУТ ЦВЕТЫ. Меч священного пламени развалил дверь надвое. Эладора попятилась по стене, таращась в ужасе. Снаружи неузнаваемая фигура. Закована в древний доспех, меч в ее руках низвергает пламя. В плаще из бури, в броне – творении Вещего Кузнеца. Цветочный венок превратился в стальной. Зрение Эладоры замелькало, и каким-то образом она увидела себя глазами матери. Свою любимую дочь, увязшую во лжи и грехе. Пораженную той же ужасной порчей, что струится в собственных венах, семейными грехами Таев, которые так далеко отстранились от истинного пути. Огонь в крови Сильвы выжег эту порчу, и она приняла муку как наказание. Эладору необходимо заставить пройти то же самое. Должен быть очищен и город – его скверну сожжет огонь. Башни сгорят, их смоют летние бури, и на пепелище, как цветы, вырастут храмы, и там будут поклоняться истинным богам Гвердона, отные и навсегда, во веки веков… Вспышка. Взрыв. Карильон выскакивает из верхнего окна этого недосозданного дома, на лету бросает гранату, вспышку-призрак. Доверившись наставлению Шпата, что разрыв не заденет ни Эладору, ни этого, как его там. Снайпер над городом успел выпалить по ней еще в воздухе и попал. Чудо Шпата оберегает ее, отводит ранение от ее хрупкой смертной плоти на камни мостовой. В основном отводит – все равно чертовски больно получить пулей в лицо. Она бьется о землю, перекатывается и выхватывает из сумки с сюрпризами, трофея с Гетис Роу, новое оружие. Ведерко с мертвопылью. Она проворачивает предохранитель и швыряет его вдоль улицы, навстречу девушке-с-цветами. Емкость отскакивает от мостовой, шипит и испускает облако смертельных пылевых комочков. Девушка тут же разваливается на части, ее тело распадается на тысячи светящихся семян, они кружат, плывут с ветром, пока им не попадется место осесть и пустить корни. В основном они горят на отравленной земле, и там им не выжить вблизи частиц иссушающей пыли. Сзади тебя. Голос Шпата. Она уходит вбок от атаки Сильвы пламенным мечом. Граната, похоже, никак ей не повредила. Мразотно. Все равно, несмотря на богоданную силу и скорость, она обычная пожилая тетка – машет мечом, откровенно не умея им пользоваться. Раньше в усадьбе Вельдакра маленькая Кари выбешивала Сильву отказами принимать наказание. Она вспомнила, как увертывалась от нее, пряталась на дворе фермы, а Сильва гонялась за ней с деревянной ложкой. Теперь у нее резаки. Против охерительного меча. Кари резанула по тете. Удар отскочил от доспеха Сильвы, однако броня явно не настоящая. Чудотворная защита. От Кари требуется лишь одно – уворачиваться и нарушать концентрацию Сильвы, тогда тетя скоро не сможет поддерживать связь с богами. Кари не хуже других знала, как тяжело справляться со святым даром, находить точку, в которой тебя поднимет над смертным бытием достатоно высоко, чтобы сквозь тебя потекли чудеса, но при этом не оторваться от земли, чтоб тобой управляла ты, а не боги. Пуля. Она бросилась в сторону одновременно вместе с выстрелом снайпера. Видела пулю с разных углов. Все окна – это ее глаза. Пропал. Сильные мозолистые руки заграбастали снайпера сзади. Кто-то его поймал. Она ошибалась – здесь действовали две группы. Сильва, святая с цветами, снайпер – и другая сторона. Она не догадывалась, кто ее невидимые союзники, и снайпер был на самой границе Шпатова восприятия, но прямо сейчас это менее важно, чем здоровенный огненный меч, смерть, бьющая прямо в лицо. Карильон откатилась вбок. Сильва – неказистая старушка, но драться с ней все равно что с Холерным Рыцарем. Бьет тупо и неуклюже, но при этом быстро и устрашающе сильно. Пора убираться с этой широкой улицы. Слева расстелен ковер из мертвопыли с цветами. Справа лабиринт переулков. Слева ее сумка с алхиморужием. Там есть большой пистолет – из таких валят бакланьих бошек. Направо, подстегивает Шпат, но она чуточку мешкает, и меч достает ее. Касания нет. Это был неизящный, тяжеловесный удар, таких ей легко избежать – и клинок просвистел без вреда. Ее достает пламя, окружавшее лезвие. Ее опаляет священный огонь, и, невольно, призвав Шпатово чудо, она передает свой ожог Новому городу. Огонь освещает ночное небо. Горизонт внезапно очерчивает пламя. Башни превратились в горящие факелы, воспламенился сам камень. В ее голове Шпат взревел от боли. Дерьмо. Это священный огонь. Он выжигает его душу. Душа горит. Весь город – это душа Шпата, воплощенная в твердь. Сильва снова неистово лупит. Кари пригибается, выдергивает пистолет из сумки, но по ней опять скользит пламя. И снова другие здания загораются, как свечи. Ей не слышно криков людей в тех домах, зато слышно Шпату. Она бежит вправо. Сильва скачет за ней, одним махом прыгает на тридцать футов. Взмах с высоты, меч на палец разминулся с головой Кари, и опять ее опаляет пламя. На этот раз она отсекает от себя Шпата, отвергает такое избавление. Принимает огонь. Ее лицо морщится, пузырится. Ослепленная, Кари головой врезается в стену. Стена при столкновении меняет форму, становится лестницей, она, не видя, вспархивает на ступени, карабкается наверх от Сильвы. Удирает с улицы, цепляясь за водосток. Сильва прыгает за ней, бешеной псиной царапает стену, но ей не найти опоры. Кари взбирается на крышу. Здесь прорастают цветы, растут на глазах с невероятной живостью. Закрытые бутоны неестественно велики. Тьфу на них, нет времени на всякую дичь, когда внизу Сильва с клинком пламени. Она заряжает пистолет, и пуля пышет годами копившейся злобой. Ужасная боль, едва удается стоять, она шатается над обрывом, задыхается от запаха своей опаленной плоти, жженных волос, но не промажет. «Ты знала, ты могла бы меня предупредить», – думает она. Сильва ведь Тай. Она знала, чем занималась ее семья, с какой целью они создали Карильон. И когда Кари в ночи впервые услышала Черных Железных Богов, Сильва должна была понять, что это значит. Кари бежала из Гвердона и не должна была возвращаться. Возвращение привело к Кризису. «Ты знала и заслуживаешь подарок». Кари не надо было и целиться. Даже с одним обожженным глазом, с раздувшейся половиной лица Кари ясно видела, что происходит внизу. Шпат показывает ей все, что нужно. Она видит, как Сильва с вызовом вздымает меч. Как Эладора, спотыкаясь, вываливается из разбитых дверей. Она нажимает на спуск. Сильва пошатывается под ударом, чудесная броня вспыхивает переливчатым светом, потом пропадает. Аура божественности гаснет. Старуха, тощая как жердь, в порванном платье, стоит, пошатываясь, посреди улицы. Роняет меч – он для нее слишком тяжел. Кровь толчками выливается изо рта, из носа. Она опрокидывается наземь. Карильон на миг ощутила некое безмерное движение, смещение сил. Как будто опорный канат сорвался с бушприта и болтается под мачтой. Божественная мощь, заключенная в Сильве, теперь спущена, вышла вон. Она больше не удостоена святости. Обычный человек и не более. Кари перезарядила оружие. Неожиданно один бутон немыслимо раздулся; судорожно, непотребно задергался, рождая человечью фигуру. Юную девчушку-святую выдавило из цветка, склизкую то ли от нектара, то ли от околоплодных жидкостей. Она выскользнула так стремительно, что долетела до Кари, ударила в бок. Схватилась, отнимая пистолет. Она несравнимо слабее Сильвы, но ее мощь в самом расцвете. Новоиспеченная святая, пьяная от чудес. Кари позволила инерции снести их обеих с крыши. Они рухнули вниз, сплетясь конечностями и телами, – но только одна из них обладала Шпатовым даром. Удар от падения с четырех этажей безвредно передался камням – по кругу от места их приземления взметнулась пыль, полопалось покрытие. Цветочной девочке такого благословения не досталось. На тротуаре, где собралась ее кровь, проклюнулись стебельки цветов. Но все равно из Кари крепко вышибло дух. Она лежала, глотая воздух. Не глядя, почувствовала, что с пояса свалился нож. Потянулась, нашарила его рукоять. Нога в сапоге наступила ей на руку. Вместо пальцев хрустнуло каменное покрытие, но руку ей не вытащить. Сильва, опять закованная в броню – святость ее воспряла. И меч загорается сызнова. Эладора таилась у двери, замерев от страха. Когда ветер подхватил мертвопыль, она зажала рот ладонью, но уберег дверной проем. Она в ужасе смотрела, как меч матери обжигает Кари, и в ответ загорается сам город. Священный огонь прикасается к коже Кари, и вершины башен окутывает пламя. Что произойдет, если клинок святой убьет Кари? Сгорит ли тогда весь Новый город? По работе она побывала с агитацией в половине тех башен, знала, как плотно они заселены людьми. Погибнут десятки тысяч. «Беги же», – понукала она Кари, и кузина будто услышала сквозь побоище. Эладора смотрела, как Кари запрыгивает в глухой фасад, как стена складывается в ступени, которые исчезают, стоит убрать ногу. Сильве Карильон не достать, и она бесится от ярости на улице. В негодовании мать рубит стену мечом. Если Кари убежит, тогда, может быть, Эладора сумеет уговорить мать остыть. Эладора встает и идет, вся дрожа, к аватаре занебесного гнева, которая, похоже, все-таки ее мать. Над головой собираются грозовые тучи, и Эладора видит в небе Их образы. Матерь Цветов, Святой Шторм, Нищий Праведник. Этой ночью боги Гвердона покинули свои горние жилища. – Мама… – начала она. И вдруг Кари опять перед ее глазами, с пистолетом в руке. Целит прямо в нее. Звенит выстрел. Эладора бросается на землю, убежденная, что пуля ее поразит. В груди резкий приступ боли, но крови нет. Наверху колесом вращаются тучи. Это как снова попасть в усыпальницу под Могильным холмом. Снова душа ее вывихнута, то же пугающее чувство, будто она отдана на страшное и безбрежное созерцание извне. Святой Шторм наклонился к земле. Его латная перчатка заклепана молниями, она больше всего города. Затянутые в сталь пальцы величиной с башни. Боль исчезает, как только бог протягивает ей меч. Напоминает о том, что меч у нее уже есть. А потом она опять на улице. Впереди на земле скомкалась мать. Она смотрела, как пальцы Сильвы царапают землю, как мать утирает кровь со рта, волоком пытается подняться, подсовывает клюку, как рычаг – а затем восстает сильнее самой бури. Клюка обращается в клинок. Окровавленная одежда становится сверкающим доспехом. Глаза ее – огонь. Карильон тоже на земле. Эладора в ужасе смотрит, как Сильва направляется к племяннице, высоко занеся меч. Кари ищет оброненный нож, и Сильва наступает ей на руку. Меч вспыхивает огнем. Эладора тянется к сумке. Вынимает рукоять, что дал Синтер, поломанный остаток меча Святой Алины. Алина спасла ее тогда, в гробнице. Призвала с небес Хранимых Богов и победила всех чудищ.