Эладора продолжала: – Абсалому Спайку дали задание выведать подноготную этого нового короля. А я до дня выборов буду возглавлять кампанию в Новом городе. – Тогда это вам пригодится. – Мешочек с монетами, тяжелый, Эладоре пришлось взять его двумя руками. – Пожертвования на вашу кампанию. В общем – от портовых купцов и от Дредгера в частности. – Он обдумал возникшую проблему. – Давайте, я схожу на площадь Агнца и закажу вам извозчика. С такой суммой лучше пешком по Мойке не шляться. – Вы-то шлялись. Он снова ухмыльнулся: – Порою боги улыбаются дурачкам. Тишина на железнодорожной станции Грена – это тишина усыпальницы. Столетие назад, когда станцию построили, здесь кипела суета, как на базаре праздничным днем. Первобытные поезда ревели на путях, неся щедрую награду богини – дюжину урожаев в год – на север и юг. На юг, в Гвердон, город, полный мореходов и торговцев. На север, в Хайт, незыблемый символ стабильности и порядка. Некоторые поезда громыхали через станцию экспрессом – не останавливались в Грене, а ехали меж городов напрямую. Затем началась война. Затем богиню обуяло безумие. Затем бомба. Затем тишина. А сейчас тишину нарушает военный эшелон с севера. Он мчится через станцию, движется на полном ходу, эфирные огни заливают платформу обманным рассветом. В окнах, едва уловимо взгляду, ряд за рядом мелькают черепа, вагоны-катафалки полны мертвецов. Есть и живые солдаты, а за ними новенькие вагоны с оружием. Поезд оснащен артиллерией гвердонского литья. Пока что эти массивные пушки отдыхают под брезентом. Поезд не останавливается. Он проносится насквозь, и вновь возвращается тишина усыпальницы. А затем мчит еще один поезд. Затем еще один. Затем еще один. Затем тишина. Глава 31 Теревант очнулся и осознал, что это Йорас растряс его. Открыл глаза и увидел пустые глазницы черепа перед собой. – Посол мертв. Потребовалось время на то, чтобы связать титул с его обладателем. Это время он продолжал идти, не замечая того, что земля уже осыпалась под ногами. Посол мертв. Наш посол – это Ольтик. Теревант внутри посольства. Незнамо как снова очутился в Гвердоне. Смутно помнилась прошлая ночь, как его грузили в коляску. Как, грохоча, гнали со всей мочи по проселочной дороге. Нутро горчит желчью. Ноги разъезжаются, пришлось опереться на Йораса. Голова как перезрелый фрукт, и каждая секунда приносит боль. – Живее спускайтесь. Теревант инстинктивно схватил с собой меч и, шатаясь, загремел по лестнице, на бегу пристегивая ножны. На нем до сих пор вчерашняя одежда. За спиной спускался Йорас. Снизу крики, топот. Спокойствие раннего утра нарушено. На дверях кабинета Ольтика стоят два неусыпных стража. Внутри полно народа: живые и нежить. И один мертвый. Теревант охватил все разом за один удар сердца. Тело брата лежит на полу у камина. Полуодетое – мундир, в котором он был на Фестивале, брошен на пол, но на брате перевязь старого меча и надраенные походные сапоги. Его закололи. Клинок вогнали в живот, насквозь до спины, затем выдернули наружу. Есть и другие раны, порезы помельче. Красные потоки крови обширно разлились, пропитали ковры и мелкими ручейками сбежали по выемкам между плитками. Мебель раскидана, словно нежданно налетел ураган. Окно высажено вовнутрь. Повсюду стекла. На лице Ольтика застыло замешательство – зеркально отражает выражение лица Тереванта. Никаких признаков меча Эревешичей. Теревант сбивчиво качнулся к телу, но не успел переступить порог кабинета, как Даэринт преградил ему путь. – Где меч? Что ты наделал? Воспоминания путаются. Говорил ли он с Ольтиком вчера вечером? Последнее, что он отчетливо помнил, это посиделки у костра с наемницей, Наолой. Вроде был сон про разговор с Ольтиком. Бессвязные урывки поспешного ухода с Лемюэлем. Удар со спины. Даэринт не колебался. Рявкнул неусыпным приказ: – Задержать лейтенанта! Воины-скелеты двинулись на него. Теревант попятился. Потянулись костистые руки. – Только ты мог это сделать! – прохрипел Даэринт. – Сдавайся, Эревешич, и предстань перед правосудием Короны. Инстинкт возобладал. Он обнажил клинок, и неусыпные тоже извлекли мечи. Мертвые быстрее него и сильнее, но у них нет цели его убить, а ему не надо беспокоиться за их жизни. Его удары обрушились на них, размашисто, остервенело. Кости раскалывались, он рассекал неусыпных бойцов. Все подернула багровая дымка. Ольтик умер, и мир разрушен, и все, что он мог, – только драться. Напролом, сквозь слезы. Неусыпных уже не двое, их четверо, нет – пять, шесть, наседает целый гарнизон: и живые, и мертвые. Живые в растерянности теснятся сзади – надо ли повиноваться приказу первого секретаря и арестовывать своего командира? Мертвые не раздумывают. Даэринт выкрикнул распоряжение, и неусыпные удвоили натиск. Меч вырвался из руки, хлесткий удар пропорол предплечье, забрызгав кровью мраморную стену. Теперь они нацелились его убить. Убийство не в счет, если он самовозродится потом, сам станет неусыпным. Выпад, меч метит в сердце. Один из неусыпных умышленно заваливается на пути клинка, препятствуя соратнику. Это Йорас. – Бегите, сэр, – шепчет он. Теревант побежал. Сзади кричат, половина посольства бросилась в погоню. Он припустил вверх по лестнице, на низкий скат крыши. Соскользнул с черепицы на дворик. Зацепился за желоб – под весом окровавленная рука взорвалась болью, он едва не отключился, но, спотыкаясь, кинулся через двор к воротам. Мертвецы настигают, но он успевает вперед них вырваться за порог и пересечь черту раздела между территорией Хайта и Гвердоном. Восемь неусыпных скелетов замерли на пороге, неготовые продолжить преследование. Их промедление не вечно: либо они сходят за масками и перчатками и получат возможность перемещаться среди живых, либо Даэринт вышлет их вон прямым приказом. Или в погоню вступит живая охрана посольства. Теревант не стал ждать, а побежал дальше. Навстречу зияющему городу. Этим утром шпион проснулся от шороха в окне. Он пересек комнатушку, где ютился с Эмлином, обойдя кровать мальчика. Эмлин обретался где-то внутри постели – под грудой одеял, несмотря на летнюю жару. На полу лежала сброшенная цветочная гирлянда. Шпион запнул ее под кровать; вечером Эмлину предстоит сотворить последнее чудо, после чего Джалех может усмирять парня любым способом, какой ей по душе. Снаружи на подоконник взгромоздилась Барсетка – а до земли три этажа. У нее копыта горной козы, не иначе. – Нет времени стучаться в дверь, мой хороший, – пояснила она, протягивая ему сверток. – Владыка Крыс созывает нас, поэтому я помчала вниз. – В смысле «нас»? – Всех упырей нашего города. Мы давно уже так не собирались – с тех пор, как вычистили из туннелей Ползущих. – Она облизнула острые зубы, словно припомнила особенно сытный обед. – Это от мисс Даттин. Говорит, срочно. Ну а еда от меня. Я все равно шла на рынок, перед тем как спускаться под землю. – Она похлопала по котомке на боку, полной свежего хлеба и вяленого мяса. Алик выглядел озадаченно; за его маской шпион забавлялся, все понимая. Она уходит в глубины под городом, старинное упырье царство, поэтому берет с собой пищу с поверхности, чтобы не есть трупное мясо. Такой вот вариант смирения, способ предотвратить нежеланный переход на следующую ступень развития упыря. Хлеб для Барсетки то же что гирлянда Эмлина – эти символы связывают обоих со сторонними силами, не теми, которые властвуют над ними по праву. Упыриха уже скрылась. Он развернул сверток, отложил нарезанный хлеб с мясом в бумажной обертке. Остальное содержимое передала Эладора. Письмо, где повторялось сказанное ночью – о назначении ее главой кампании в Новом городе. Мешочек с деньгами («Треть того, что ей давал», – отметил он), расписание встреч с избирателями, контакты пробивных агитаторов и прочих партийных служак. Доверенность, наделяющая его полномочиями действовать от ее имени – а ее имя значило имя Келкина. Перед Аликом непочатый край дел. И почему бы и нет? Он сделался Аликом уже почти целиком. Шпионская работа близка к завершению. Эмлин тоже проснулся. Наблюдает за ним из тени под одеялом. Алик протянул ему краюху хлеба. – Съешь-ка перед тем, как пойдешь на завтрак. – Есть не хочется. – Что-то не так, и это бросается в глаза. Мальчишка уводит от Алика взгляд. – Тебе понадобятся силы. – Он понизил голос. – Тетя Анна просит тебя вечером потрудиться. Эмлин спрятался обратно в гнездышко из одеял, качая головой. – Не могу. Шпион сел на кровать, слегка раскопав одеяла, чтобы видеть лицо мальчика. – Что с тобой случилось? – Там… там была другая святая. Кажется, мама мисс Даттин. Она знала, кто я. – И что случилось?