– Что это значит? – Вас видели вместе с… – Лемюэль замолчал, пока они не обошли кучку рабочих – потные лбы, инструменты в руках. – Видели, как вы общались с Берриком Ультгардом здесь, на ярмарке. – И что? – Вас видели, – повторил Лемюэль. – Мы ставим им нашего короля, а вы едва не провалили весь замысел, решив побухать с ним при полном мундире. – Я тогда не знал, кто такой Беррик. – Да кому до этого дело? – Иду назад к Наоле, – резко возгласил Теревант. Он уедет из города с Ольтиком – а то вдруг, чем черт не шутит, с Наолой – в любом случае слушаться Лемюэля он больше не обязан. Круто развернувшись, он враскачку двинулся обратно к костру. Впереди горланили наемники, позади бормотал ругательства Лемюэль. Ускоряя шаг, он забирается в поредевшую толпу гуляк. Что-то лупит его сзади, и все отлетает прочь и темнеет. Чьи-то ладони поднимают его. Сильные руки несут, куда-то вталкивают. Скрипят колеса фургона; шипит рэптекин. В горле горит. Он пил? Спал? Голос Ольтика неразборчив, как будто доносится из-под толщи воды. Посольство построено на зыбучих песках. «Под городом проходят туннели, – вспоминает он, – и мир проваливается в них». Ему скоротечно снится подворье посольства. Там стоит гнилой скелет, не из тех, доспешных неусыпных с глянцевой костью. Оскал черепа бледно поблескивает. Потом забытье накрывает его, как волна. Глава 29 Промлибы битком набились в заказной поезд на Гвердон, занято каждое сиденье, и в проходах не продохнуть, но стоило Келкину рыкнуть, как его вагон опустел начисто. Осталось лишь ближнее окружение. Эладора неуверенно заняла свободное сиденье рядом с дверьми – не стоит ли ей выйти со всеми? Сходить и проверить, как там Эмлин. Она чувствовала угрызения совести, втянув во все это невинного мальчишку. «Риадо, верный помощник, сделает все как надо», – твердила она себе. В их вагоне много знакомых лиц: Рамигос обеспокоенно перебирает медальон с эмблемами богов, как будто молится. Абсалом Спайк, злой, раскраснелся. Огилви, старый партийный работник, выглядит потрясенным. Келкин передал по кругу светлый свиток с начертаниями Хранителей, и некоторые поспешно скопировали текст. Послание пространно, но его настоящий смысл, отшелушенный от помпезности и формальностей, довольно краток. – «Хранители признают и удостоверяют наследника престола Гвердона в его праве и приглашают его гостить во дворце патроса до тех пор, пока король не вступит в собственные палаты, – пробормотал один высокопоставленный партиец. – Патрос призывает парламент восстановить престол в его подобающем статусе столь быстро, сколь это возможно свершить…» Эффро, что за чертовщина творится? Келкин принялся отвечать, потом закашлялся, побагровел. Переводя внимание, Огилви обратился к Эладоре: – Мисс, э, а-а, мисс Даттин. Корни вопроса зарыты триста или четыреста лет назад, будьте добры, поделитесь контекстом. Все как один в вагоне повернулись к Эладоре, сидевшей с краю. Тянут головы с мест, загороженных тел не видно, и создается неприглядное впечатление, будто какой-то враг порешил всю их партию и нанизал головы в качестве трофеев. Столько глаз – она тут же разволновалась. Нетвердо поднялась – от качки поезда и вследствие пережитого на Фестивале – и прочистила горло. Ну, хотя бы в этой теме для нее нет белых пятен. – На протяжении большого промежутка нашей истории Гвердоном правил король, ему служили советниками знатные лорды, жрецы – и в конечном итоге парламент. Первые династии берут начало от Варинта, но королевский титул переходил от одного семейства к другому. Появлялись короли-пираты, завоеватели, соперничающие ветви родов… В целом их история весьма сложна, но королевская власть пришла к концу, когда над городом вознеслись Ч-ч-черные Железные Боги. Они месяцами держали в заложниках королевскую семью, пока Хранители тайно не вывезли короля и его близких из города. Келкин поманил ее и указал на сиденье напротив себя. Она робко пошла вдоль вагона, держась за кожаные петли, свисавшие с потолка. – Последний король сел на корабль и уплыл отсюда в надежде набрать союзников и отбить город. Мы знаем, что он обошел кругом Огненное море, посетил Халифаты, изганников в Лириксе, Северасте – все безрезультатно. В источниках не отмечено, какая судьба постигла последнего короля Гвердона, хотя, вероятней всего, его корабль пошел ко дну в одной из бурь у Джашана. Келкин оправился от приступа кашля. – Не совсем. – Он нетерпеливо махнул Эладоре садиться. Она опустилась на место рядом с Рамигос. – Под конец последний король прибыл в Хайт. Я знаю об этом, потому что через несколько лет после того, как Хранители свергли Черных Железных Богов и взяли власть, Корона Хайта задала вопрос, хотят ли они своего короля обратно. Хранители решили, что властью делиться им больше не хочется, и попросили Корону поберечь короля у себя. – Эладоре страшно хотелось узнать больше об этом эпизоде Гвердонской истории, до сих пор державшемся в секрете, о балансе власти между королем и священниками – но сейчас не время. Келкин опять кашлянул и продолжил: – Похоже, три сотни лет они хранили еще и короля. Полагаю, этот – какой-нибудь потомок династии, а не исходный, мать его за ногу, оригинал. Хотя… там некроманты, кто их знает? – Даже если он тот самый оригинал, – всполошился Огилви, – у него нет никаких прав на наш город. Церковь может признавать его королем, но во главе города парламент. Мы управляем городом. – Ага, но и церковь, очевидно, не требует его восстановления. «Подобающий статус» означает все, что угодно, представительские обязанности или тому подобное. Новый патрос едва усадил свой зад на святое место, он не станет подвигаться, чтобы какой-то мужлан из Хайта втиснулся рядом. – Келкин фыркнул. – Поднимите руки – неужели кто-то думает, будто произошло неподдельное чудо, и лишь по чистому совпадению наследник трона объявился в самый разгар выборов? Несколько неуверенных рук, которые быстро опустились. – Кто считает, что нас подставили? Целый вагон, за исключением Рамигос. Чародейка не шевельнулась. Келкин удовлетворенно молчал некоторое время, потом нахмурился: – Рамигос? – Ваши два утверждения не взаимоисключают друг друга. Судьбу вытачивают боги. То, что кажется совпадением, может оказаться божественным промыслом. Келкин застонал. – Прекрасно, – продолжил он, проигнорировав этот теологический крючок. – Парнишка никакой не король. И нехер, ясно вам, называть его королем! У него нет никакого титула, пока им его не наградит парламент, а мы должны озаботиться, чтобы этого никогда не случилось. Зовите его гражданин… мы хоть знаем, как его имя? – Беррик Ультгард! – прокричал кто-то из глубины вагона. Спайк кивнул и добавил: – Клянусь, я видел, как этот хрен квасил с хайитянцем перед церемонией. – Хранители могут сплотить своих приверженцев вокруг этого новоявленного чемпиона и привлечь им тех, кто склонялся к нам от безвыходности. Отсюда победа в Новом городе становится особенно важной. Зовите его не «король», зовите его «новенький». Спрашивайте людей, хотят ли они твердую руку на штурвале или какого-то огородника, который будет марионеткой в лапах Хайта и Хранителей. – Келкин отбил тростью дробь по деревянной раме сиденья. – У вас день на подготовку, потом толпа прикатит домой с Фестиваля. Послезавтра я хочу видеть каждого из вас с продуманной стратегией и армией агитаторов. Он обошел вагон, выдавая разные задания небольшим группам. Эладора сидела и волновалась, какое задание он назначит ей. Ей хотелось быть полезной, смыть это болезненное, подспудное ощущение стыда, что висело над ней с момента встречи с матерью, или с краткого видения, когда боги взвесили ее и как-то так сочли непригодной. Боковым зрением она заметила, что Рамигос ее изучает. Чародейка неслышно бормотала под нос, пропускала сквозь пальцы цепочку талисманов-богов. Не успела Эладора поинтересоваться, что она делает, как напротив них грузно уселся Келкин, а за ним подошел Огилви. – Нижние боги, – ругнулся Келкин на хруст своих суставов. Голос у него осип, левая рука дрожала. Он ткнул тростью в какого-то юного подручного. – Принеси выпить. – И закрыл глаза. Огилви понизил голос: – Знаете, если бы вы приняли предложение Мхари Воллер, то победили бы безоговорочно. Возможно, оно того стоит. Принять поддержку Хранителей, выиграть, а потом драться с ними в парламенте, а не на улицах? – Я не сдам назад, – настаивал на своем Келкин. – Тем паче после такого. – Хорошо, – сказала Рамигос. – Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Например, о королях и королевах. – Ты меня не слышала? Не называй этого огрызка королем. – Келкин распахнул глаза. Он рассвирепел. Рамигос не дрогнула. – Не имеет значения, как его называю я. Так его воспринимают иные – и не мы, а боги. – Она выложила перед собой на подол дюжину божьих жетончиков. Богов Хранителей: Святого Шторма, Матери Цветов, Нищего Праведника и прочих. Символ Матери Цветов казался больше, увесистей. Эладора потянула воздух, почуяла далекий аромат полевых цветов. – Как бы нагляднее это описать? – задалась вопросом Рамигос. – Эффро, боги идут по путям, проторенным многими поколениями смертных. Сила поклонения, частицы душ, дарованные богам, текут по этим путям, позволяют им творить волшебство, являть чудеса. Так вот, если обвести их рисунок, то силе станет легче течь. Это как вычистить сор из канала. Келкин выдвинулся на сиденье, снова решительно бодрый. – На что повлияет король в Гвердоне? – Хранимым Богам долгое время молились под королевской дланью. Она им знакома, сочетается с их рисунком. Усилит их. Чем больше наш мир сообразуется с заложенным в их узорах, тем легче станет им дотягиваться до земли и взаимодействовать с нами. Вот почему Хранители отказались в первый раз принять возвращение короля – они пытались держать своих богов в узде. Морили их голодом, не давали осадок от трупов, поменяли молебны – вычеркнув из них короля. – Сафидисты сейчас на подъеме, – заметил Келкин. Эладора практически слышала, как цокают счеты и жужжат шестерни у Келкина в голове, когда он отнимает влияние у одной ветви церкви и перекладывает его на захолустную периферию. Синтер нисходит, Сильва Даттин поднимается. Мхари Воллер всегда притягивало к власти. Она – флюгер, капля ртути, постоянно текущая под уклон. Он выкашлял сгусток слизи, сплюнул в платок. У Эладоры создалось впечатление, что принятое им решение породило этот плевок, как непременно отзванивает касса при операции с наличными. – Мы станем твердо. Продемонстрируем постоянство. Покажем, где у нас стержень, – объявил Келкин. – Я удержу Старый город. – Он ткнул пальцем на Эладору. – Отвечаешь за победу в Новом. Поезд приближался к Гвердону, подъезжал с юго-запада, и город наматывался на колеса. Здания вываливались из ночи, и небо впереди превращалось из чернильной темени в грязно-желтую седину, городские огни отражались от нависших сверху клубов смога. Город закрывался от ночных звезд, пренебрежительно вознося к ним уродливые промышленные башни, словно смог – его щит, одеяло, с головой натянутое на каждого из массы жителей. Шпили церквей, проносясь, походили в ее глазах на вертикальные мосты, на узкие лестницы, что тянулись пронзить тучи и пригласить богов спуститься по ним с небес. Повсюду вокруг она чувствовала присутствие незваных сил. Когда-то Эладора приветствовала бы их с радостью. Когда мать только предалась сафидизму, начала поиски святости и заодно попыталась привлечь и дочь, Эладора бы все отдала, чтобы божье веянье нащупало ее душу, мазнуло разум святым вдохновением и приобщило к тайнам. С возрастом, когда отношения с матерью ухудшились, объятия богов стали представляться ей насилием, взломом психики. Облегчением было поступить в университет, сменить бездумное, незрячее верование сафидистов на трезвый смысл и распорядок учебы. Жить в Гвердоне – уже облегчение. Уличный гомон, непрерывный шум фабрик, галдящий порт не допускали беспризорной тишины, куда могли бы просочиться боги. «Наверное, так же себя чувствовала Карильон», – подумалось ей. Кари сбежала из Вельдакра, удрала из дома матери Эладоры, потому что присутствие незримых богов сильнее чьего-либо еще. Размышления о Карильон напомнили ей о размотавшейся нити. Она тихонько разбудила Рамигос – та посапывала на сиденье. – А? Эладора замешкалась. Она обещала Карильон молчать, но знать ей необходимо. – Вы сказали, я не должна об этом спрашивать… но хайитянский дипломат, которого убили. Вы все-таки узнали, что с ним случилось? Еще в полудреме Рамигос пробормотала: – С… свидетель нашелся. – Она протерла сонные глаза, потом уставилась на Эладору, как на образец для анализа. – Но мне нельзя говорить об этом. А почему ты спрашиваешь? Эладора с заиканием открыла рот: – Ха-хайитянский чиновник погиб как раз перед тем, как все началось. Мне кажется, это су-существенно.