– Мой сын. Эмлин. Я вывез его из пожара Божьей войны, чтобы он за меня проводил тут опросы. – Алик расхохотался. Эладора натянуто кивнула мальчишке. – Позднится, – промурлыкала Барсетка. – Хотите, я пройдусь с вами до Джалех? – Она понюхала ветерок возле Эмлина, замерла, а потом ее зубастое рыло растянула улыбка. Он мог понять ход ее размышлений – с какой стати Алик поселился в смирительном доме, перевалочном пункте для святых и юродивых? Очевидно, Эмлин и был недостающим звеном – беженец вынужден скрывать нежеланную благодать, снизошедшую на сына. Выбор жилья у Джалех укрепил его радужный образ в глазах Барсетки; отныне он вдобавок и хороший отец, без лишнего шума увезший сына подальше от когтей безумных богов. Шпион позволил соответствующей улыбке расплыться и на лице Алика. – Нет, нам еще осваивать новые территории. Удачно отпраздновать Фестиваль. – Он поклонился, прощаясь. Эладора уже стронулась с места, когда ее осенило: – Э-э, если Эмлину хочется побывать на Фестивале, то я могу вписать его в состав промлибов. Там придется немножко поработать и долго выстаивать под помпезные речи – но я разрешу ему отлучаться. Улыбка застекленела на лице Алика. Алику, заботливому отцу, пристало согласиться доверить этой девушке присмотр за сыном на пару дней – она его друг и политический покровитель. Эладора, совершенно ясно, предлагает поездку от чистого сердца, в знак признательности за вклад Алика в дело промлибов. Но ведь все это ложь. На свете нет никакого Алика, а мальчишка не его сын, а святой чудовищного паука, чьи войска приближаются к Гвердону. И поэтому он обязан идти. Несколько дней вдали от Джалех подкрепят хрупкую святость парнишки достаточно для его готовности к работе. – Вы так добры, мисс Даттин. Сын повидал дома столько всякого зла! Хорошо бы ему погулять на солнышке, побыть возле людей. – Утром я подойду к дому Джалех. Партия заказала специальный поезд, и я займу мальчику место в вагоне. Когда Алик рассказывал об этом Эмлину, шпион позволил ему немного порадоваться счастью мальчишки. Когда они вернулись, то оказалось, что Джалех перевела их в другую комнату, небольшую мансарду – сюда едва помещались две койки. Лунный свет лился из малюсенького оконца на обе кровати и потрепанный «Завет Хранителей», который Джалех оставила у Эмлина на постели. Пока Эмлин спал, шпион обыскал комнатенку, удостоверяясь, что здесь их никто не подслушает. Он потыкал сучки в половых досках на предмет встроенных глазков, поприжимался ушами ко всем стенам, чтобы понять, услышит ли он дыхание из соседних комнат, собрал на ладонь пыль и просеял сквозь пальцы в лунных лучах – иногда следящие заклятия искажают вокруг себя воздух, и мельтешение пылинок вырисовывает образы спиралей и рун. Ничего. Шпион, как был, в одежде, прилег на свою кровать. Лениво взял «Завет» и перевернул страницы. Детское издание рассказывало о Хранимых богах простыми словами с большими картинками. Милосердная Матерь, Мать Цветов – защитница детей. Нищий Праведник, дружелюбный странник. Святой Шторм, безупречный рыцарь. Вещий Кузнец, он творит руками и разумом. Детская книжка про детские же каракули их религии. Эти гвердонские боги неуклюжие, неповоротливые увальни в сравнении с богами Ишмиры. Божья война окажется резней, коли Святой Шторм и Милосердная Матерь схлестнутся с Верховным Умуром и Царицей Львов. Против львов выйдут овечки. Шпион припомнил храм Ткача Судеб в Северасте, полный верующих. Они бросали жребий, принося себя в жертву, и закрывали глаза повязками, чтобы личность палача оставалась священным секретом. Они пили яд храмовых пауков и умирали в ужасных корчах. А жрецы ступали на паутину судьбы, выискивали путь, способный вывести из тьмы. С каждым шагом провидцы хирели, тончали, распыляясь среди сотен, нет – тысяч возможных будущих. И все это время верующим Севераста была известна истина – о том, что верующие Ишмиры во сто крат более пылки и набожны, и на морском прибрежье боги станут на сторону захватчиков. Звон колоколов отбил в городе полночь. Шпиону пора отправляться. Он вылезает из окна, беззвучно пересекает крышу, съезжает по водосточной трубе. Он учится перемещаться в Гвердоне незамеченным, узнает маршруты над и под улицами. Этой ночью идти недалеко. Тандер в порту, общается с наемниками. Те только что вернулись с Божьей войны, шрамы на них еще свежи. Зашуганные, таращат пустые глаза – те, у кого глаза остались. Икс-84 околачивается неподалеку от них, у Тандера на виду, навострил уши и ждет. Через несколько минут Тандер отделился от кучки людей, пошел прочь. Шпион поравнялся с ним за углом. Они побрели извилистым путем через пристани и доки на морском берегу Мойки. – Моя прежняя рота вернулась, – сказал Тандер. Бывший наемник ухмылялся, глядя на Икс-84, но в голосе звенела тревога. Старые травмы или новые невзгоды? – Хорошие ребята, славные. Одна из них служила во флоте. Работала на Мысу Королевы, неплохо знает, как там устроено. Говорит, что крепость… ну, крепость и есть. Заперта как есть надежно. Шпион кивнул. Мыс Королевы неприступен. – Анна хочет, чтобы я туда проник. Осмотрел долбаный корабль, про который ты донес. Выяснил, правда ли, что у него на борту то оружие. Сходи в крепость, сказала она, будто пустяковое дело. Я ей что… – Он яростно заскреб шею. – Половину базы передали городской страже, а стража – херня. Стало быть, надо влезть с подветренной стороны – найти сквозной коридор или, может, сточный желоб. Да я б через канализацию пополз, не шныряй там сраные упыри. Тандер остановился у воды, прикурил. Огонь зажигалки на миг отразился в темной пучине, под стать пятну света, в которое слились огни Мыса Королевы на дальнем берегу бухты. – И никаких чудес, говорит. Их, мол, засекут. В задницу ваши чудеса. Но мне позарез нужно чудо, – пробормотал, кажется, самому себе, Тандер. Наемник сделал пару длинных затяжек. – Слышь, проныра, как мне тебя звать – Сангада или Алик? Икс-84 пожал плечами: – Как хочешь. – Тогда Алик. Алик, старина, братуха ты мой, друган мой к чертям закадычный, я тебе рассказывал, как попал в эти игры? – Не поболтать ли об этом за выпивкой? – предложил шпион, делая жест в сторону припортовой таверны. И тут же оказался на земле, вдавлен лицом в сырые доски пристани, а колено Тандера выламывало ему хребет. Боль – занятная штука. – Сейчас поболтаем, ты не против? – сопит Тандер шпиону в ухо. Давление пропадает, шпион перекатывается и видит, что Тандер наставил на него ствол. – Чего это ты? Тандер оставляет вопрос без внимания. – С парнями мы здорово воевали. Нижние боги, мы так хороши были в драке! И глупы. Не теряли голову, когда на нас перли огрызки богов. Безмозглые и безблагодатные. Твари с того света, божки, которых столько раз мутузили, что от них, почитай, ничего не осталось, только чудеса и клыки. Мы на хайитянцах заделались богачами – за то, что валили для них этих огрызков. Вернулись сюда, и Бена следил, чтобы большую часть добра мы тратили на новую экипировку. На превосходное оружие из лучших алхимических мастерских. Шпион сдвинулся, перемещаясь ближе к деревянной свае. Если припрет, он извернется и ускользнет в воду, как выдра. – В следующий раз мы поплыли на юг. Нанялись к северастовцам, держать оборону от Ишмиры. Столько денег мы раньше в жизни не видывали. Хорошее вино, девахи из храма Танцора, и всяк уверял нас, что Божья война сюда не придет, Ишмира не нападет на Севераст. Боги-то те же, сечешь? Годам их союза люди и счет потеряли. Продержались мы месяц. Губы дрогнули, сигарета осыпала пеплом рубаху. Ствол тоже дрожал, и Тандер крепче сжал рукоять. Палец на спуске затрепыхался. – Меня схватили. Облачная Роженица сорвала меня с земли и зашвырнула в небо. Я очнулся в… в их гребаном раю. Там была Анна, она из разведкорпуса, и там же был б-б-бог, их паук. Ткач Судеб. Он… Тандер отвернул голову, и его стошнило в залив. Шпион бросился вперед, но Тандер был быстрее и выровнял пистолет, нацелив точно в лицо шпиона. – Назад! Шпион отступил. – Страшное это дело, встретить бога воочию. Паук… растворил меня. Меня выжег дотла его яд. И ничего не осталось, кроме маленького, орущего существа. И мне предоставили выход. Соткали мне новый удел, сплели меня с Анной. И вот я должен делать все, что она велит, а не то она порвет нить – и я… перестану существовать. Скажи она «прыгай» – я прыгну. Скажи «умри» – и я умру. Поэтому, если она велит забраться на Мыс Королевы и все проверить, придется мне так и сделать. Ты хитрован шустрый – ты мне поможешь. – Мне нельзя. – Убью! Шпион не пошевелился. Такая угроза вселяла в него мало страха. – Убью мальчишку. Сожгу к херам ваш смирительный дом. Всех их сожгу. Думаешь, не стану? Я захерачил нашего прошлого святого и этого порешу. С радостью. Сраный паук меня не найдет, коли я вырву ему все глаза. – Палец Тандера туже надавил на спуск. – Не надо! – воскликнул Алик. – Я помогу. Помогу. – Образ горящего Эмлина застил его разум и никак не пропадал. Тандер облегченно всхлипнул, скукожился на досках и зарыдал бурным потоком удушливых слез. Он не выпустил пистолет, но трясся, силясь вдохнуть. Шпион присел рядом, до омерзения недовольный собой. И этим, не менее омерзительным громилой перед ним. Но ум уже разгонялся, срочно меняя планы. Ему удастся обернуть все это к своей выгоде. – Невдомек тебе, каково оно, такое бытие. Как жить мужику, болтаясь на ниточке. Когда тебя пользуют… – Он вытер рукавом соплю под носом. Покорно убрал в карман пистолет. – Я твой должник, уразумел? Я этого не забуду. Мы с тобой дружбаны. Что бы ни случилось, мы в деле вместе, до конца. Хуже и быть не может. – Сан! – пророкотал Дредгер. – Входи, входи. Присядь. Выпей. Контора Дредгера так воняла свежей краской, что Сангада Барадин решил позаимствовать противогаз. Он сел на новый диванчик, нацедил стакан из хрустального лафитника на приставном столике. – Дела, смотрю, идут в гору. – О да. Поскольку алхимики еще отстраиваются, поставки нового оружия упали, зато спрос только возрос. Кажется, Ишмира опять на тропе войны. – Они движутся сюда? – спросил шпион. – Ни в коем разе. Похоже, выступили на Лирикс. А может, на Хайт. На обоих разом у ишмирцев не хватит сил, и, надо думать, они волнуются, как бы те промеж себя не стакнулись. – Дредгер потер краги. Звякнули металлические пальцы. – Неопределенность вызывает страх, страх вызывает желание иметь собственные орудия устрашения и неодолимого гнева. Ради святого, скажи, что ты пришел поработать в продажах. – Вообще-то я и правда немного сменил карьеру. – Шпион передал Дредгеру одну из предвыборных листовок Алика. Дредгер охнул в изумлении. – Это ты? Алик? Я слышал, как работяги в цехах о тебе говорят. У тебя неплохой шанс на победу. А почему «Алик»? Шпион пожал плечами: – С чистого листа. – Так, и чего ж тебе надо? Мой голос? Или ты пришел обчищать мои карманы, как и прочая братия грязных политиканов?