Карильон закусила губу, взяла другой нож и кругами заходила по комнате. – К чему это ты? – спросила Эладора. – Ты занимаешь довольно высокий пост у Келкина и его присных, так? Ты многое слышишь, листаешь отчеты и тому подобное? – Я в ш-штате помощников Келкина. Да, иногда я бываю причастна к деликатным сведениям и тайнам. Особенно учитывая нашу, э-э, общую вовлеченность в Кризис. – Слыхала про такого мужика по имени Эдорик Вант? Смутно знакомое имя. – По-моему, он – третий секретарь представительства Старого Хайта или на какой-то похожей должности. – А Хайт – это такая страна, где мертвые люди поклоняются волшебным коронам, правильно? – Это ты у нас поездила по миру, – насмешливо фыркнула Эладора, припоминая давнюю беседу, когда Карильон, сияя от гордости, давала понять, какой ограниченной была жизнь Эладоры, по сравнению со своими скитаниями. – На север я не путешествовала. – Ясно. Ну, Хайтом правит Корона. Говорят, будто в ней заключена мудрость всех былых королей. И каждая аристократическая семья обладает собственной ракой, подобной Короне, но меньшего достоинства. И есть элитарное сословие разумных мертвецов, неусыпных. – Значит, я права. – Я бы так не упрощала. – Что может убить такого неусыпного? Эладора едва ли разбиралась в таких вопросах. – Не знаю. Как я понимаю, неусыпные довольно стойкие – в конце концов, они уже умерли и простым ранением их не пронять. Полагаю, наиболее действенным средством были бы какие-нибудь противочары. – Типа силы святых? Эладора вспомнила, как в усыпальнице святая Алина отражала заклинания ползущих. Вспомнила огненный меч, его жар испепелил Джермаса Тая и сполохи пламени разогнали тьму. – Полагаю, что да. – Ради успокоения она дотронулась до рукояти меча Алины. – Хе, – усмехнулась Карильон. Размяла кисть, глядя на поблеклый шрам. Эладора взвесила, насколько готова доверять своей родственнице. По правилам ей полагалось донести об их встрече дозору. Пусть сестра больше не святая Черных Железных Богов, но ее сверхъестественная связь с Новым городом была тревожным знаком. – Не знаю. Если вдруг что-нибудь услышу, то… да, кстати, как мне тебя найти, если я что-нибудь услышу? – Я сама тебя найду. Не приходи сюда, Эл. Не ищи меня. Эладора кивнула. – Ладно! Ладно! – с досадой выпалила Кари. – Дам я ей, дам. – Она полезла в карман, выгребла оттуда пригоршню леденцов, несколько монет и список накорябанных на клочке бумаги имен. Бумажку она передала Эладоре. – Вот, доволен? – спросила она. – Он весь разволновался – рад до усрачки. А теперь двинули. Обратный путь они проделали нереально быстро. Спуск через все этажи этой башни походил на путешествие по разным странам целого мира. Обитатели каждого яруса обвешивали новые пристанища украшениями и знаками своих потерянных родных краев. Те, кто бежал из Уль-Таэна, чертили сторожевые печати и сажали бдить над лестницами зловещие, схожие с живыми людьми чучела. Тех, кто оставил Лирикс ради безопасной гвердонской жизни, охранял нарисованный дракон со вставными зубами из костей каракатицы. Снаружи Кари погнала Эладору бегом по задворкам и тайным пролетам, торопясь к станции подземки. В этот ночной час поезда ходили лишь изредка, но на платформе их ждал состав. Кари впихнула Эладору в вагон и захлопнула дверь без единого слова на прощанье. Секундой позже с дымным шипением из недр алхимического мотора поезд тронулся. Поискав напоследок родственницу, Эладора увидела, как Кари спешит покинуть платформу, бормоча что-то стенам. Карильон, откровенно созналась она, еще никогда не была так похожа на Сильву. И не только потому, что обе осиянны святостью – это семейные черты, в обеих проступило исконно тайское. Прежде семейство Таев было крепко связано с уделом Гвердона, а теперь, когда звенья будущего распадаются, Кари и Сильва вновь на плаву. Ищут новые способы придать огранку судьбе целого города. Короткая поездка вернула Эладору на знакомую территорию, и поезд вкатился на площадь Мужества в столь же коротком переходе от ее дома. На пороге крыльца валялась куча хламья. Стоило Эладоре приблизиться, как куча развалилась и прыгнула ей навстречу. Это Барсетка. – Ох, слава всем добрым силам. Мы обыскали весь Новый город, вдвоем с Аликом, а потом разделились, и я вас не нашла. А он, наверное, до сих пор там, высматривает, где вы. Передам ему, что вы в безопасности. – Когтистые упырьи пальцы потеребили саднящий лоб Эладоры, ее рваное платье. – Я залатаю, – пообещала Барсетка, тыкая в распоротый шов. – Я с нитками мастерица. – Платье упырихи же окровавлено, сама она хромает, но на упырях все заживает быстро. – Мне надо только поспать, – отстранила ее Эладора. Барсетка суетливо закудахтала, но от усталости не было сил объяснять ей, что случилось, поэтому Эладора просто потащилась наверх и ввалилась к себе в квартиру. Закрыла дверь, кожей чувствуя прохладную тьму. Сердце припустило рысью – внезапно ее окатил страх. Каждый раз, приходя домой, она представляла, как с кинжалом в руке ее поджидает Мирен. Но из тени не проступили очертания убийцы. Из трещин мироздания не показался мальчишка-нелюдь. Она отдышалась и переборола страх. Сгребла с коврика ворох писем, не зажигая лампы, поплелась по коридору – видела ощупью и памятью. В рабочем кабинете она нашла свечку для чтения и сотворила колдовской свет из эфирной трубки. Лицо задела паутинка – она неделями не прибиралась. «Хотя бы, – заключила она, – тут не настолько паршиво, как у Карильон, а паутина говорит о том, что сюда никто не входил». Записка от Карильон упала на пол. Она подобрала ее и вгляделась в скверный почерк сестрицы. Как обещано, то был перечень имен и адресов в Новом городе – людей, промелькнувших в видениях Кари. Из них получились бы достойные кандидаты на избрание. Их всех, конечно, еще надо будет проверить, но несколько опознанных Эладорой имен обещали хороший задел. Она положила список на письменный стол возле девственно-белого листа бумаги. С утра она перепишет имена своим идеальным почерком. Спохватившись, она подписала внизу еще одно имя. Алика стоит как минимум предложить на рассмотрение партии. Она погрузилась в кресло и попыталась сконцентрироваться на письмах. Визитные карточки от разных промлибов из окружения Келкина, черновики речей и политических заявлений, циркуляры и предписания комитета. Напоминание о предстоящем Фестивале Цветов и той пользе, какую Хранители извлекут из него перед выборами; многотезисные наставления, как промлибам облечься в убранство истинной веры, не связывая себя никакими обязательствами перед церковью. Каждый раз, когда дом скрипел, она вздрагивала. Носок башмака выпачкан кровью. Она сняла обувь и спрятала в чулан. Далее папка с правительственными сведениями особой важности, опечатана обережными рунами. В Эладорин нож для писем была вделана выдвижная иголка, ею надо только уколоть палец и капнуть на воск, удостоверяя свою личность и разряжая волшебные капканы. Если бы она сама наложила это заклятие или владела к нему ключом, то ей не пришлось бы устраивать такие кровавые жервоприношеньица и обзаводиться, почитай, незаживающим шрамом на пальце. В папке обнаружились сводки по дипломатии и торговле, новости из-за границы, оказывающие влияние на выборы. Там же и набросок выступления Келкина перед флотом. Беспорядочный, составленный в спешке текст гласил о новой городской обороне, об усилении конвоев для защиты от лириксийских пиратов и рыщущих кракенов. Первый из нового класса быстрых перехватчиков будет спущен на воду перед самыми выборами. Из письма она поняла, что Келкин напуган, а противодействуя, он всегда реагирует слишком остро, воплощает великие замыслы и добивается эпохальных свершений, ради защиты от не в пример более мелких нападок. Он представлялся ей драконом – медленный, неуклюжий, древний и чешуйчатый, норовистый и жестокий на земле, зато способный воспарить до небес, когда встанет на крыло. Он дремлет на груде бюллетеней в своем логове в задних комнатах «Вулкана». При этой мысли она засмеялась, выронила перо, и оно завалилось под кресло. Вставать и доставать его – выше сил, а в кресле так уютно! Она убрала письмо, сунула его назад к документам и запечатала папку. Воск сам затягивал свои раны, плавился и растекался. Прямо как плоть сальника. Когда подступил сон, Эладора о чем-то словно бы вспомнила, но никак не могла уловить сути воспоминания. Как будто по сознанию пробежался вертлявый паучок, прячась под мебелью. Она заметила его промельк, но он быстро проскочил и скрылся в темноте тех мест, о которых больше вспоминать не хотелось. Запечатанных на вечный архив. Если он знаменует что-то важное, то еще вернется. Глава 18 Мыс Королевы – это сжатый кулак города. Это крепость, что правит заливом; база военного флота с дюжиной канонерок, пришвартованных у причала, и серыми, акульими очертаниями боевых кораблей в открытом море; это тюрьма и казарма – и штаб-квартира городской стражи. Повсюду шипы и баррикады, пушечные стволы и военная дисциплина. Поначалу знакомая обстановка успокоила Тереванта, но он шел через форт, раздражение росло. Здесь все – живые. Мертвецы Хайта выполняют любое дело медленно и основательно. Когда мертвые готовы работать всю ночь без света и отдыха, нет смысла спешить. По контрасту, Гвердон колыхался на грани хаоса. Работа доводилась до конца – но крайне небрежно. Он нашел нужного служащего, и тот направил его к другому служащему. Теревант пошарил в бумагах Эдорика Ванта и наткнулся на искомое имя. – Э-э, в отдел криминального колдовства, пожалуйста. Мне нужна доктор Рамигос. – Если священник был прав и останки Ванта содержатся у стражи, тогда они в ведении этой Рамигос. Служитель повел его во чрево крепости по узкой, но залитой светом лестнице. Здесь не темница – заключенных в подземелье нет. Это лабиринт хранилищ и кабинетов. Стены толщиной фута в четыре, укреплены против пушечных залпов и божественных чудес. В отдалении гудят вентиляционные очистители воздуха – средство против алхимических газов и пылевых бомб. Осовремененная крепость, в отличие от древних замков, что охраняют подступы к Хайту. – Вон туда. – Служитель провел его в небольшую приемную со стульями. На одной стене карта Гвердона, облепленная желтыми бумажками, – отметками о выявленных носителях чародейских способностей. На другой портрет Дроупа в рамке, где художник предпринял героическую попытку отыскать подбородок этого деятеля. Теревант сел. Жужжание вентиляторов и мерцающий эфирный свет не давали сосредоточиться на документах, поэтому он вытащил все тот же роман «Костяной щит» и забылся в его сюжете, пока дверь не открылась снова. Он поднял взгляд: вошла женщина, на пару лет моложе его, лицо под косметикой припухло, одна рука забинтована. Она присела в ожидании на другой стул, достала собственное чтение. Он искоса глянул на ее лист – по бумаге расползались непонятные иероглифы. Какое-то техническое руководство, наверно, с использованием алхимиии или тавматургии. Он дочитал последние страницы «Костяного щита» и залихватски захлопнул том. – Интересная? – Есть оригинальные ходы. Впрочем, в окончании скучная, предсказуемая мораль о том, как опасно предпочесть любовь долгу. – Он ухмыльнулся и протянул книгу ей. – Я закончил. Прошу, если хотите. – О, я не стану вас обирать. – Ничего. Я фантастично богат. – Не сказать, что это полная ложь. Эревешичи – весьма состоятельные землевладельцы, вот только семейный доход почти целиком уходит на поддержку их войск, сражающихся на Божьей войне. И выплаты по долгам гвердонским алхимикам и ростовщикам Ульбиша. Женщину, похоже, это не впечатлило, но она взяла книгу и внимательно ее просмотрела. – Книга из Хайта, – пояснил он, пока она изучала фронтиспис. – Я уже сообразила. Вы не возражаете, если я возьму ее на время? – Я же сказал, что прочитал до конца. Но если хотите, то можете вернуть ее мне в посольство. – С-спасибо, – сказала она через минуту. – Я Эладора Даттин. – Теревант Эревешич, офицер Девятого. Нет, постойте, я теперь в посольстве. Она пригляделась к нему: – Вы же брат посла?