— Ну, вот такой большой швабра! — улыбнулся следователь и обрисовал в воздухе контуры колоссальной швабры с себя ростом. — А-а-а, швабра-мышвабра?.. — передразнила уборщица и, шустро поправив съехавшую косынку, ткнула пальцем в арку в конце зала, где стоял огромный пылесос «Самсунг». — Видишь?.. Техника — даст ин фантастиш! Ферштейн, валенок?.. — Значит, не брали? — сразу же поник Лев Тимофеевич. — Ну, простите великодушно. Уборщица ехидно взглянула на Рогаткина и удалилась, оставив следователя наедине с пылесосом. Пергаментная кожа её лица намертво запечатлелась в радужке Льва Тимофеевича и, выйдя на улицу, Рогаткин даже специально больше минуты разглядывал одну молодую даму в сиреневом палантине, чтобы убрать досадное наваждение. Вдобавок, от холода Лев Тимофеевич заплакал, но плакал недолго. Вытерев слёзы варежкой, он вздохнул и помчался к метро так, словно за ним гналось пол-Москвы. «Третьего дня из Лувра украли два здоровенных бриллианта на одиннадцать миллионов евро!.. А тут какая-то священная швабра… Нет, ну, сумасшедший дом, а не дело!» — пока бежал по морозу, изводился старший следователь. В потайном кармане его портфеля лежали три снимка — священная швабра в анфас, профиль и в обнимку с владелицей галереи Фирюзой Карнауховой. Все светофоры на пути Льва Тимофеевича горели нежно-изумрудным огнём. Там живет моё детство Только что закончилась запись юбилейного сотого выпуска ток-шоу «Ультиматум». Записывали впрок, чтобы уйти в отпуск всей съёмочной командой. Ирина тепло попрощалась с последней героиней — профессиональная юродивая в зеркальных очках расцеловала её в обе щеки и направилась домой, подпрыгивая, как Пэппи Длинныйчулок. Бывшая диссидентка и девственница целый час смешила публику, как заправский клоун, и Ирина вдруг почувствовала, что накопившаяся за последние месяцы усталость сменилась желанием «свернуть горы». В опустевшей гримёрке она неожиданно наткнулась на спящего за ширмой режиссёра Кирилла Мамутова. — Кто тут? — режиссер зевнул и сел. — Целая неделя свободы, Ирка, пользуйся! Съезди на Ибицу, попей вина, переспи с французом, а лучше с двумя!.. Будешь потом на пенсии вспоминать, какая ты была горячая. — Только не на Ибицу… — Ирина вытащила из пачки салфетку и начала быстро снимать с лица грим. Мамутов почесал затылок и поискал глазами ботинки. — Я из Тихорецка, Ира, именно там живет мое детство, и завтра я еду к себе на родину. Для меня-то как раз отпуск отменяется, к очень большому сожалению! — Кирилл Мефодьевич надел ботинки и, кряхтя, как старичок, стал завязывать шнурки. — Угадай, как меня называли в школе, Ир?.. — Кирюха, наверно? — подумав, ответила Ирина. — Нет, меня величали Чих-пых, — Мамутов поднялся и походил по гримёрной. — Эх, устал я, девочка, и ботинки жмут! Слушай, у тебя неделя отдыха с сегодняшнего вечера начинается, изобрази улыбку, чёрт тебя дери! Ну что за бабы пошли, а?.. — Чих-пых, а Чих-пых? — позвала Ирина, глядя в спину уходящего Мамутова. — Вам чего, мадам Ирина? — не оглядываясь, остановился режиссёр. — Ну, не молчи, я всё-таки спешу. — А в Гоа от нашего телеканала кто-нибудь едет? — рассмеялась Ирина. — Так скажи Хазарову и он тебя пошлет туда со съёмочной бригадой! — хмыкнул Мамутов, оборачиваясь. — Кстати, у тебя саронг для пляжа есть? — Саронг есть, Кирилл Мефодьевич, но больше я всё-таки хочу в маленький русский город! — глядя в окно на падающий снег, неожиданно призналась Ирина. — Ну, так езжай в Тихорецк, а я полечу в Гоа! — воскликнул Мамутов. — В чём дело-то?.. Понимаешь, в Тихорецке хотят поставить памятник преступному авторитету Квадрату. Ну, может, помнишь, был такой певец? Его песню «Ветер северный» постоянно на радио «Шансон» крутят. Так вот, местная интеллигенция против этого памятника… Так ты всё ещё хочешь туда, где кружат воробьи, Ир? — Хочу! — тряхнула волосами Ирина. Мамутов быстро перекрестился. — А я рад, что не поеду туда! — буркнул он. — Почему? — О господи! У меня там родственники, Ира, а в городе нешуточный скандал! — Мамутов с сожалением взглянул на Ирину. — Тебе этого, похоже, не понять. Мимо подсвеченных сталинских высоток и дальше, дальше, джип телеканала заносило и крутило на грязном московском льду. — В Ясенево, как всегда? — когда они отъезжали от телецентра, уточнил водитель. Ирина кивнула и стала придумывать, как ей объяснить свой отъезд домашним. «На Тихорецкую состав отправится…» Утром её разбудил ранний звонок. — Ира, быстро диктуйте свой райдер! Мы всё купим здесь, ведь Тихорецк — это ужасная дыра! — потребовал координатор съёмочной группы. Ирина удивлённо переспросила, правильно ли она понимает слово «райдер». — Райдер — это список требований звезды на гастролях. Он включает в себя тот минимум комфорта, который потребует себе звезда! — отчеканил координатор. — Знаете, я дама не капризная! — ответила Ирина. — Как все, так и я, договорились? — Мы тоже ребята простые, — с облегчением хихикнул координатор и отключился. Тихорецк встретил их метелью. Микроавтобус телеканала медленно ехал по малоэтажному городу с деревянными домиками, и Ирина вдруг на своей шкуре поняла, что такое «дежа-вю». Она чуть не свернула шею, разглядывая «знакомые» улицы, на которых никогда не была. Непослушными пальцами Ирина набрала номер Мамутова. — Да? — вежливо буркнул режиссер. — Вам кого?.. — Мамутов, скажи, почему Тихорецк так напоминает мне Томск?.. — закричала в трубку Ирина. — Слушай, мать, а они, не к ночи будет сказано, и вправду очень похожи, эти два города! — удивлённо пробубнил Мамутов. — Но ты успокойся, это разные города! Ну, как ты там? Живая?.. — Мы только что приехали, — Ирина выглянула в окно. — Гостиница называется «Подорожник». Сейчас будем заселяться!.. — Запасайся одеялами, — усмехнулся Мамутов, и связь внезапно перервалась. — Обедаем через полчаса в ресторане внизу, — деловито сообщил съёмочной бригаде координатор. — Меня зовут Борис, кто не в курсе. И давайте сразу договоримся не опаздывать!.. Все закивали и разбрелись по своим номерам, оказавшимися промёрзшими каморками с фанерными стенами и старой ДСП-шной мебелью. Обед состоял из горячих щей и котлет, а также плана действий, который огласил координатор, не переставая ни на секунду жевать. После обеда ближе к вечеру предполагалось посетить выставку макетов памятника певцу Квадрату, и взять интервью у представителей общественности. — Выслушать мнение уважаемых граждан города нам необходимо сразу же после посещения выставки! — Борис облизал ложку и повернулся к Ирине. — Ирина, ваша задача выудить из них как можно больше эмоций! Чем скандальней получится интервью, тем лучше, ведь впервые в одном из старинных русских городов решили увековечить память шансонье — криминального авторитета. — А вам известно, что он ни разу не сидел в тюрьме? — убирая тарелки, спросила официантка. — Что вы все — авторитет и авторитет?.. — Вас как зовут? — Борис мрачно взглянул на официантку и вдруг улыбнулся. — Пелагея, — нахмурилась девушка. — А Сергей Аристархович был чудесным человеком! Он и в нашем ресторане пел… — И что?! — ещё шире улыбнулся Борис. — Так с чего вы взяли, что он преступный авторитет? С чего?.. — Официантка, собрав все тарелки, уже повернулась, чтобы уйти. — Он был с настоящими авторитетами на дружеской ноге, ну и всё! Так и вы будьте, кто вам мешает-то?.. — Пелагея, — Борис переглянулся с оператором. — Вы поедете с нами! — Куда?! — официантка чуть не уронила поднос. — Мы из вас сделаем звезду! — туманно пообещал Тимофей, дожёвывая блин и переглядываясь с Ириной. Координатор Борис вздохнул и обвёл глазами всю съёмочную группу. — Звезду районного масштаба, — внесла ясность Ирина. Пелагея продолжала стоять столбом с тарелками в руках. — Пелагея, — вкрадчиво позвал её координатор. — Да? — Пелагея, наконец, очнулась, глаза её сияли. — Вы можете сказать всё, что сейчас говорили нам, в камеру? — Да, могу! — рассмеялась официантка, и ушла, громыхая тарелками, на кухню ресторана. — Я всё могу! — крикнула она оттуда. Птицы перестали щебетать Маленький город, глухие заборы, две дышащие на ладан фабрики, закрытый химкомбинат и бездна пивных ларьков у вокзала. Тяжёлая гостиничная дверь громко хлопнула, выпустив съёмочную группу на мороз.