А назавтра… — А отчего это вы весь поцарапанный, Лев Тимофеевич? — спросит его утром следующего дня прокурор Евтакиев. — А Лев Тимофеевич?.. Ну, что же вы молчите, как всегда? Взяли моду молчать! Ещё Всеволод Иваныч на вас сердился. — Петр Никодимыч, — разведет руками Рогаткин, — я теперь — не один!.. — Даже так? — и прокурор, задумчиво щёлкнув языком, предложит: — Зайдите ко мне через пять минут… Зайдите, Лев Тимофеевич, не пожалеете! Ну, что вы морщитесь? Взяли моду морщиться!.. Кража века Кабинет прокурора Евтакиева. — Ну, что вы всё зеваете, Лев Тимофеевич? — старший советник юстиции Евтакиев, закрыв сейф, неодобрительно покосился на зевающего старшего следователя. — Неужели, телевизор до утра смотрели? — Нет, я телевизор вообще не смотрю! — после минутного раздумья, признался Лев Тимофеевич. — Значит, о краже века из галереи Фирюзы Карнауховой вы не слыхали? — схватился за голову прокурор. — Неужели, из галереи украли ценный холст «Мухи обнажённой»? — тревожно осведомился Лев Тимофеевич. — Не «мухи», а «махи», Лев Тимофеевич! — на лицо старшего советника юстиции набежала тень. — Ну, как можно путать такие очевидные вещи, а?.. Всё намного хуже! Неделю назад из галереи Карнауховой, в которой сейчас идёт экспозиция раритетов Музея Кристальди, пропала… Рогаткин, сняв очки, слушал самым внимательнейшим образом. — …священная швабра! — с апломбом закончил предложение старший советник юстиции. В кабинете Евтакиева повисла тишина, которую через полминуты нарушил заразительный смех Льва Тимофеевича Рогаткина. — Ага-а-а… Вы меня разыграли, Пётр Никодимыч! Ага-ага, очень смешно, я вашу шутку оценил! — но, взглянув на Евтакиева, Лев Тимофеевич смеяться перестал. Улыбка ещё некоторое время блуждала по его лошадиному лицу, однако ввиду того, что направленный на него взгляд прокурора был чрезвычайно суров, Лев Тимофеевич через минуту тоже поскучнел. У него даже появился в лице намёк на некий траур, впрочем, понятный ему одному. — Понял, буду искать, — после краткой разъяснительной беседы кивнул следователь, и в тот же день поехал в галерею Фирюзы Карнауховой. Художественная галерея бывшей «Мисс Бухара-2002» Фирюзы Карнауховой находилась в переулке Всадников. Недавно построенное здание сияло в вечерней темноте, как россыпь алмазов, где-нибудь в промозглой пещере Али-Бабы, а две растяжки перед галереей гласили: «Выставка чудес Музея Кристальди — 1 этаж». «Сервизы от Тиффани — 2 этаж». «Странно, почему это я ничего не знал о чудесах музея какого-то прощелыги Кристальди до этого дня? — сердито думал Лев Тимофеевич, также никогда до этого не слышавший о существовании священных швабр. — Священная швабра, которую украли из экспозиции неделю назад и до сих пор не нашли, что это?.. Хотел бы я посмотреть на сумасшедшего вора-альтруиста, который из полного сокровищ зала слямзил одну лишь священную швабру!» — обходя выставку чудес Музея Кристальди по часовой стрелке, размышлял Рогаткин. Впрочем, экспозиция и в самом деле была уникальна по количеству разнообразных артефактов. К примеру, Лев Тимофеевич долго не мог отойти от приоткрытого саркофага с мумией алтайской принцессы. — Ей две с половиной тысячи лет! — поведала экскурсовод. — Смотрите-ка… Лев Тимофеевич ужаснулся, глядя, как экскурсовод игриво развязывает ленту на высохшей до состояния пергамента челюсти мумии. Наконец лента была снята, и челюсть мумии упала! Изо рта алтайской принцессы на Льва Тимофеевича смотрел… глаз! — Видели? — спросила экскурсовод и дрожащими руками снова завязала бантик на челюсти принцессы. — Ах! — отреагировал Рогаткин. — Ах!.. Ах!.. — раздалось вокруг. Затем Лев Тимофеевич долго разглядывал чистой воды изумруды по сто два карата. Огромные кристаллы лежали в глиняных блюдечках за толстыми пуленепробиваемыми стеклами. — В «Чёрном музее» Скотланд-Ярда, — экскурсовод обвела глазами неотступно следующих за ней трёх старушек и Рогаткина, — хранится кастрюля для варки тел! Её изъяли с газовой плиты одного каннибала из Манчестера. Так вот! — экскурсовод сделала паузу. — В нашей экспозиции есть целых три кастрюли для варки тел, потому что мы не мелочимся, как некоторые в Скотланд-Ярде! — и она указкой постучала по трем закопчённым алюминиевым кастрюлькам. «Кто бы сомневался?» — раздул ноздри Лев Тимофеевич и быстро отошел от кастрюль, решив побродить среди экспозиции чудес в гордом одиночестве. Сперва его привлекли смешные фигурки «людей-солнц» из папье-маше авторства Серджио Бустаманте, потом Рогаткин долго и с наслаждением разглядывал трость Чарли Чаплина и его маленькие накладные усы. Пока никто не видел, он быстро примерил усы и, оглядываясь, поиграл с тростью. «Если уж я без особого труда добрался до таких ценных экспонатов, то вору, похоже, это вообще не составило никакого труда», — Лев Тимофеевич огляделся. На лестнице он увидел толстяка в отделанном золотом померанцевом френче, тот внимательно, и как ему видимо казалось, незаметно следил за Рогаткиным. Лев Тимофеевич приветственно поднял правую руку, толстяк, в свою очередь, фыркнул и сделал попытку убежать. Лев Тимофеевич не стал испытывать судьбу и со всех ног припустил за толстым наглецом. — Подождите! — позвал он, нагнав толстяка на самой вершине лестницы. — Ну, не убегайте от меня, пожалуйста, милейший… Померанцевый «френч» обернулся, на его лице застыла недовольная мина брюзги с большим стажем. «Сильвио Кристальди» — гласил бейджик на его расшитом золотом лацкане. — Я старший следователь межрайонной прокуратуры Рогаткин, — запыхавшись, представился Лев Тимофеевич. — У меня назначена с вами встреча ровно через пять минут, сеньор Кристальди!.. Но его реплика не возымела абсолютно никакого действия — сеньор Кристальди плыл по галерее от Рогаткина, как большой оранжевый корабль. И следователь, недолго думая, снова припустил следом. В комнате, куда спрятался от старшего следователя Кристальди, кроме двух мягких стульев и вешалки в форме козлиных рогов, ничего не было. Рогаткин заворожено наблюдал, как Кристальди сел, положив свой пухлый живот на колени. В общем, перед Львом Тимофеевичем сидел очень толстый человек. В животном мире сеньор Кристальди был бы индийским слоном, машинально подумал Рогаткин. — Я вам нравлюсь? — с акцентом одесского биндюжника, ухмыльнулся Кристальди, и Лев Тимофеевич на мгновение потерял дар речи. — Неужели, вы сомневаетесь в своей привлекательности, сеньор Кристальди? — следователь с размаху опустился на соседний стул. — Напрасно… Вы красавец-мужчина с редкой статью, и ваши размеры внушают невольное уважение. — Комплименты оставьте барышням! — перебил Кристальди и, достав огромных размеров платок, с чувством высморкался. Лев Тимофеевич снова потерял дар речи, но быстро взял себя в руки. — Расскажите, пожалуйста, про швабру, которая у вас пропала, сеньор Кристальди, — буркнул он. — Я назначен эту швабру поймать, то есть отыскать… Да, чтобы не забыть, эта швабра была золотой?.. — Нет, эта швабра никогда не была золотой и экспонировалась в общем зале рядом с фарфором Екатерины Великой, — зевнул толстяк. — Обычная швабра в полный, так сказать, рост? — хмыкнул старший следователь. — Да, — подтвердил Кристальди. — Именно в полный рост. — Так из какого материала она была? Может, из платины? — уточнил Лев Тимофеевич. — Священная швабра когда-то была позолоченной, но позолоты осталось на ней совсем немного, — в комнату царственной походкой вошла женщина в брючном костюме цвета белого вина и остановилась у порога. — Фирюза Султановна Карнаухова, — встал, чтобы представить хозяйку галереи Кристальди. — Вы следователь? — Карнаухова встала спиной к окну и взглянула на Льва Тимофеевича сузившимися от ярости глазами. — Да, — вскочил Лев Тимофеевич. — Присаживайтесь. Хозяйка галереи неожиданно улыбнулась. — На подлинность швабру проверял старейший эксперт Эрмитажа Натан Фридиевич Бубс, — госпожа Карнаухова, не глядя, опустилась на стул. — Страховая стоимость швабры десять миллионов долларов и ни долларом меньше! И всё до цента с меня слупит, то есть, стребует страховая компания «Ллойд». — Каким же образом? — поперхнулся следователь. — Через суд! — хором сказали Кристальди и Карнаухова и демонстративно отвернулись друг от друга. — В вашу пользу, — ткнула в Кристальди изящным пальчиком госпожа Карнаухова. — Но не в мою!.. — В мою, — опустил голову Кристальди. — Но я потерял сокровище — мою священную швабру! Это ужасно!.. Ах, моя швабра, где ты?.. — фальшивым фальцетом жалобно вывел он. Лев Тимофеевич закашлялся, чтобы скрыть улыбку. — Хотите увидеть видеозапись похищения?.. Тогда идите за мной, — предложила Карнаухова и с грацией змеи выскользнула из комнаты. Через минуту Лев Тимофеевич оказался в комнате, где перед экранами мониторов сидел охранник, который без лишних слов поставил запись, на которой был запечатлён предполагаемый грабитель. — А где же швабра? — задал резонный вопрос следователь, увидев широкую спину, загораживающую весь обзор на экране. — Та, которую привез бронированный автомобиль в сопровождении трёх автоматчиков? — проворчал охранник. — Видимо, — кивнул Лев Тимофеевич. — Вы-то хоть сами её видели? — Так вон же она — за ним! — кивнул на спину на мониторе охранник, а владелица галереи, скрипнув зубами, отчеканила: — Аллах свидетель — швабра исчезла в тот же день! — Погодите, но ведь не видно ни черта, как он её уносит, — не согласился Лев Тимофеевич. — А с чего вы вообще взяли, что швабру унёс этот несчастный?.. «Ну, что за воры нынче пошли? — прежние мысли вернулись сами собой, когда Лев Тимофеевич вернулся в зал экспозиции. — Я бы первым делом набил карманы изумрудами и не забыл бы прихватить усики Чаплина! Изумруды — в комиссионку, а усы для души, мерил бы их, телевизор бы в них смотрел». Лев Тимофеевич присвистнул, увидев через окно хвост очереди у входа в галерею. «Выходит, чудеса Кристальди пользуются нездоровым успехом!» — покачал головой он и неожиданно обратил внимание на уборщицу. Горькие складки у губ и сбитые босоножки на тонких ногах этой немолодой дамы, рассказывали о женской судьбе гораздо искреннее, чем какой-нибудь занудный роман. — Не окажете услугу? — следователь приблизился к уборщице и склонился перед ней в полупоклоне. Та была необычайно маленького роста и очень решительная на вид, как все коротышки в возрасте. — Натоптали, ироды, а ты больше всех! — ожесточенно буркнула королева веника и тряпки, и демонстративно повернулась к следователю задом. — Любезнейшая, э-э-э… Скажите-ка мне, вы швабру не брали из экспозиции? — развязно, потому что струхнул, спросил Лев Тимофеевич. — Какой такой швабра?.. — звучным женским баритоном Эсмеральды из мюзикла «Нотр-Дам» пропела уборщица.