Удивленный такой встречей Добрыня токмо плечами и повел, хмыкая горько – немного иного он ожидал. Понимая, что большего нечего тут искать, повернул коня богатырь и пошел прочь, следуя указаниям старосты. «Быть может, тоска так сердце его гложет, что никто помочь не в силах с супостатом, – размышлял он. – Интересно, а помнит ли Кирилл батюшку с матушкой? Остался ли в нем дух людской, иль проклятье все поглотило? Благо предупредили родители, что чары это все злые и темные, и просто так Горыныча не одолеть, коли сначала ведьму не изловить. Иначе возродится вновь Змей и пуще злиться станет». В думах витязь покрепче ножны сжимал да страшный и долгий бой представлял. Одначе не успел Добрыня далече от селения уйти, как догнала его Настасья, горделиво восседая на белом коне. – А ты-то куда? – изумился богатырь, видя лук за спиной девицы и клинок стальной на талии точеной. – Ты что удумала? – А ты догадайся, несмышленыш, – подзадорила Настасья и погнала лошадь вперед, надеясь до заката проехать как можно дальше. – Постой! – прокричал вслед Добрыня, одначе она даже слушать не стала. Не в силах уговорить Настасью вернуться, смирился богатырь и решил, что с ней до берлоги Змея дойдет. Дорога их после развилки бурьяном поросла да ямами покрылась вся, корни старые от деревьев гнилых под копыта коней бросала. Но упрямству путников любой герой позавидовал бы: шли они дальше, все трудности молча преодолевая. В багрянце утопала впереди первая оставленная деревня: скрипели голые ветви, под ногами забор трещал, уныло дома пустые глядели. На выжженной земле виднелись останки людские, что помнили ужас и боль, наполнившие в один миг этот край. Крест к груди прижимая, молилась Настасья, утирая влажные ланиты. Добрыня сурово на разруху глядел, на самого себя сетовал, что раньше сюда не прибыл – спасти несчастных не успел. Так, в тиши и скорби, миновали они поселение и к первым звездам добрались до поляны, где решили сделать привал меж берез и камней. – Зачем ты за мной пошла? Что мне с тобой делать-то теперича? – причитал Добрыня, жуя ломоть хлеба и девице больший кусок протягивая. Благодарно на него Настасья взглянула и призналась: – Пошла, потому что помочь тебе хочу. Добрыня рассмеялся. – Смейся, смейся, – махнула на него рукой Настасья, отворачиваясь и хмурясь. – А я ведь полезной быть могу. – Конечно, коль дело стряпни коснется аль… – Богатырь замялся, видя суровый взгляд. – Вот оно как? Стало быть, ежели родилась я девкой, так у печи все время хлопотать должна? Щи варить да рубашки шить? Иногда еще метлой махать, тряпки стирать и милого-суженого у порога верно поджидать? А таким, как ты, все трудности встречать? – во взгляде ее читался гнев. – Нет уж, не бывать сему, покуда сердце в груди моей бьется! Я сражаться хочу, помогать, защищать, а не дома у оконца сидеть да на мир глядеть, пока жизнь мимо проносится. Поразился Добрыня: прежде не слыхал таких речей. Все знакомые девицы кроткими и милыми казались, а мать о подобном не рассуждала. Призадумался богатырь и припомнил, что отец часто храбрость матушки упоминал, да и рассказ о встрече их со Змеем тому подтверждение – смелой да удалой Елена оказалась. А тетушка Варвара пуще отличилась: не возжелала она судьбе подчиниться и решила за счастье свое бороться, хоть и темная участь ее за углом повстречала. Похоже, ошибался Добрыня, полагая, что только витязи храбрыми сказываются. – Достанется шибко тебе от родных, – проворчал богатырь, желая отговорить упрямицу от задумки опасной. Боялся он за нее. – Им до меня дела нет, – вздохнула Настасья и поведала историю свою: – Сиротой я осталась, живу теперь с дядькой и семьей его. Отца моего, Микулу, в битве сразили пару зим назад, а мать отродясь не знала. Теперь замуж хотят сосватать, да токмо в деревне нашей меня любой мужик боится. – Почему? – изумился Добрыня. – Потому как батюшка мой – Микула Селянинович, богатырь прославленный. Диву дался Добрыня: не раз слыхивал он про сего удальца, который силой обладал неимоверной, одначе про гибель его не ведал совсем, как и про дочь-поленицу – девицу с талантами витязя истинного. – Стало быть, ты посему такая. – Это еще какая? Надменно на него Настасья посмотрела, взглядом тяжелым одаривая. – Э-э… волевая?.. – замялся Добрыня, поздно сообразил, что вслух ляпнул. Настасья головой покачала. – От отца мне силушка досталась могучая, оттого боятся меня и слово поперек не скажут. Рвалась я сама Змея погубить, когда уж второй витязь не вернулся, но третий храбрец слушать меня даже не стал: грубо обозвал и на смех поднял. Вот настоящая потеха была для наших завистников да глупцов! Но ты мне иным показался. – Добрыня поднял на нее взгляд. – Добрым, что ли. Глаза у тебя выразительные: ничего не скроешь, что в душе творится. Засмущался богатырь: частенько ему такое говорили – копия отца родился, а тот уж помыслами всегда честен был. – Поэтому я здесь, – продолжила Настасья. – Не желаю боле скрываться или на поводу у кого бы то ни было идти. Ежели погибну, то во имя защиты себя и других от чудища. Поэтому я с тобой пойду и буду биться, стрелы пускать. А если ты не согласен, то я все равно слушать не стану и своего добьюсь! Суровой и строгой она казалась, но отчего-то совсем не было страшно Добрыне. Доселе не встречал он храбрых полениц, а теперь одна из них рядом сидела и смотрела очами зелеными на мир, не страшась ни гибели возможной, ни чудовища. Сам не заметил Добрыня, как залюбовался Настасьей и как тепло на сердце стало. На следующий день добрались они дорожками окольными и сложными до скалы, хмуро взирающей на непроходимый лес. У подножья горы пещера виднелась, от которой будто туман черный клубился. Дурное предчувствие в груди умоляло воротить назад, но ни один не дрогнул пред ликом опасности. – Как думаешь, он там обитает? – прошептала Настасья, коня в сторону отводя. – Змей не один, а вместе с ведьмой, что его в чудовище и превратила, – наскоро пояснил Добрыня, мысленно оплеуху себе давая – вчера стоило обо всем рассказать, а не любоваться блеском кос девичьих. Выслушала его внимательно Настасья и заключила: – Значит, надо выманить их обоих, но, думается мне, что эта ведьма… – Маринкой ее зовут, – подсказал богатырь. – Что ж, Маринка просто так из пещеры не выйдет: будет оттуда колдовать и портить нам честный бой, – рассуждала Настасья. – Тогда я проберусь внутрь и убью ее, а ты отвлекай Змея и постарайся не погибнуть. Изумился Добрыня речам таким вольным и уверенным, а слов ответных не находил. – Не волнуйся за меня, – поленица засучила рукав рубахи, показывая простенький шнурок на запястье. – Это все, что от батюшки осталось, но даже такой простой оберег сил мне даст и защитит. – И пока богатырь собирался с мыслями, натянула проворно Настасья на себя кольчугу, что все это время в сумке у коня лежала, и скрылась с мечом в лесном полумраке. Сетуя на упрямицу и на самого себя за то, что позволил Настасье увязаться следом, вышел Добрыня на поляну, не видя более смысла скрываться да по кустам отсиживаться. Уж лучше пускай Змей его тут встретит, чем заприметит притаившуюся в тени поленицу. – Выходи на бой честный, окаянный! – прокричал богатырь. – Сразись со мной, Змей, прими судьбу достойно! Раздался хохот, округу заполняя. Важно вышагивал из пещеры Кирилл: не изменился он ничуть за это время – семнадцатилетним юнцом все еще сказывался, хоть уже годков пятьдесят должно было стукнуть. То колдовство Маринки его сберегало. – Что забыл ты тут, витязь непутевый? Смерти, верно, ищешь? – пробасил он голосом замогильным. – Умрешь сегодня только ты, Змей. Присмотрелся Кирилл, сощурил очи злые и вдруг загоготал пуще прежнего: признал он в лике Добрыни черты Финиста – врага своего давнего. – Скажи-ка мне, витязь, как родители поживают? Красива ли все еще Елена, иль старость ее исказила? А здоров ли батюшка твой? Все так же словам жены потакает? – насмехался Змей. Оскалился Добрыня, но смолчал. Тогда вновь обратился к нему Кирилл: – Послушай, молодец, слово доброе: уходи отсюда, покуда можешь. Отпущу я тебя, как и отец твой однажды меня прогнал. Долг так возвращу. – Никогда, – ответил Добрыня. – Я по душу твою пришел и без победы никуда не уйду. – Это мы еще посмотрим! – рявкнул Кирилл и мгновенно преобразился в дракона с тремя головами. По-прежнему облик его ужас каждому вселял: исполинским телом дракон обладал, когти кривые точно сабли сверкали, клыки любого разорвать в клочья могли, а от трех уродливых голов так и веяло пламенем. Поднялся ветер, небо от рева Змея содрогалось. Сошлись в поединке дракон и витязь, и долго сталь клинков звенела, пламя извергалось, крылья темные округу застилали. Силы у обоих кончались, но сдаваться так просто никто не желал. Уповал Добрыня тайно на Настасью и ее подмогу. Тем временем поленица в пещеру пробралась, словно мышь, и затаилась меж камней, слушая, как шепчет заклинания Маринка, сил Змею придавая. Покрепче Настасья меч сжала и выскочила, замахиваясь, но мимо клинок звонко прошел. Противно тогда рассмеялась ведьма. Вышла на свет Настасья, противницу рассматривая. Спутанные волосы вдоль тела костлявого свисали, глаза безумно сверкали, кожа зеленым отливала. Неестественно Маринка стояла, словно кукла соломенная, и головой из стороны в сторону крутила. – Явилась, не запылилась, помощница, – как гадюка зашипела ведьма. – С самого начала тебя почуяла! Шла бы ты, девонька, прочь. Я же прибить могу и глазом не моргну. – Я тебя не боюсь. Гордо Настасья голову вскинула, вновь меч поднимая. – Зря, деточка, зря, – обнажила гнилые клыки Маринка. В руках ее заклинания темные сплетались, что ударом одним могли сотню уложить. Ринулась Настасья, но отпрыгнула ведьма, шипя и чарами обдавая соперницу. Сверкнула молния шаровая и близко-близко от Микулишны пролетела – чуть голову не задела. – Прыткая какая! Думаешь, одолеешь меня и сможешь с богатырем своим сладко жить? – пунцовела Настасья от речей подобных. – Полагаешь, что смелая да удалая? Судьбинушку она для себя иную искала, героем статься захотела, а на деле маленькая да глупенькая! Токмо и умеешь, что мечом махать, но для настоящего сражения зубки не доросли! Выпад влево, увернулась вправо ведьма и молнию в голову девице швырнула, благо уклониться сумела та. Захохотала Маринка и не расслышала, как взмолилась Настасья богам и отцу о защите. Одного просила – помочь избавить земли родные от силы нечистой. От слов могущественных вспыхнул клинок огнем, ослепляя колдунью, и в тот же миг удачный под ребрами Маринки покой нашел. – Нет, так просто вы от нас не избавитесь, – прохрипела она, насылая на Змея чары. Понимая, что конец их близок, наслала Маринка на Кирилла колдовской сон: пробудится чудище однажды, и не будет спасения от огня его. Упала ведьма на колени, силы последние проклятию отдавая. Ненавистью глаза ее даже в смерти полнились. Загудела земля: лишился сил тут же Змей Горыныч – мощь ведьмы тело оставила, а вместе с ней ослаб и Кирилл. Заметив промедление, собрался Добрыня и пронзил врага, клинок меж глазищ главной головы оставляя. Рухнул дракон, а подле него, среди пылающей травы, слег обессиленный Добрыня. Подбежала к нему Настасья и с трудом на коня верного взвалила милого друга, прочь уносясь. Страшно ей было, но и радостно – злодеи поверженными оказались. Прознали герои потом, что Змей Горыныч и Маринка в Нави вместе очутились. Морана наделила Кирилла званием защитника реки Смородинки, а ведьма, чей разум совсем помутился, в пучину вод канула и исчезла, точно и не существовала никогда. Раны же на Добрыне быстро зажили – не просто так отец волшебной силой славился. Долго он Настасью благодарил и дарами осыпал, покуда не согласилась гордая и смелая поленица замуж за него пойти. Счастью Финиста и Елены предела не было, когда узнали, что сын отныне любовь свою обрел. Много подвигов Добрыня Никитич совершил, врагов победил и для князя слыл верным другом и помощником. Летописей и былин достаточно писцы сочинили о славном богатыре и жене его Настасье Микулишне, которая ничем ему в храбрости не уступала и с легкостью противников одолевала. Медная сторона, Правь На следующий день после проведения обряда Василиса, оббегав все земли Прави и обходив сотню раз вокруг Цветущих хором, смогла отыскать свою наставницу подле Голубых озер.