– Это означает, что твоему другу повезло и он может быть свободен от своего проклятия и звания стража. Его душа получит шанс возродиться вновь или навсегда исчезнуть в водах Смородинки. Выбор за ним. Рогнеда не находила слов. Такая возможность слыла настоящей редкостью: Морана даровала прощение и отпущение из Нави, а значит, Кирилл мог переродиться. Или же Владимир собственноручно погрузит душу Змея в Смородинку, и он канет в небытие. Из зеленых глаз покатились слезы. Только что она была готова хохотать от счастья, как все переменилось. Кощей чуть повернул голову: – Когда он проснется, расскажешь все. Решение надо будет принять быстро. Рогнеда кивнула. – Если он согласится, то кто займет его место? – спросила она дрожащим голосом, буравя взглядом спину Кощея. Владимир промолчал и вышел прочь, оставляя Серую в полном замешательстве и заставляя размышлять о прошлом друга. Добрыня Никитич «Богатыри всегда обитали: сильные, отважные воины, кои народ защищали и всякого спасали. Одним из самых удалых богатырей, несомненно, был Добрыня – сын Елены Прекрасной и Финиста – Ясного сокола, чародея светлого». Выдержка из записей Кощея Бессмертного «О мироустройстве Нави, Яви и Прави» Давние времена, славные земли Яви – Да-а, дела. Хитро вы это придумали. – Добрыня почесал затылок, на родителей поглядывая. – А кто еще о правде ведает? – Из живых никого уж и не осталось, – промокнула Елена платочком красные от слез глаза. – Как же никого? А Змеюка что, нежилец, что ли? – проворчал Финист, повертев в руках новые ножны, над коими сам работал последний месяц. – Живехонький он! Совсем от старости головой ударился, а посему беды одни насылает. Опять вон на деревню напал, а этому отдуваться придется! – Он ткнул пальцем в сына, заставляя Прекрасную вновь запричитать. Много уж зим миновало с той поры, как перебрались в светлый град супруги и обосновались здесь под иными именами, дабы никого не смущать. Князь, коему Финист служил, добро свое на то дал и тайну их сохранил, наделив чудо-богатыря званием воеводы – Никиты Романовича. По-прежнему продолжал он служить во славу земель родных, но нынче скрывал лик свой соколиный. Слух сам пустил, что богатырь Финист – Ясный сокол на покой отправился, и не надобно его боле тревожить. Теперь лишь по ночам обращался витязь в птицу и облетал всю Явь. Благо Светозар, годы жизни которого уж минули, приглядывал за Правью и докладывал обо всем Деве-Весне. Елена с той поры предпочитала в горницах оставаться и редко гулять выходила по граду – точно стеснялась красоты, природой данной. Долго она корила себя за приключившуюся со Змеем беду, и ничто не могло покоя ей принести – токмо время поддержкой стало, раны исцелило, образы стерло. Несколько лет еще минуло, прежде чем появился на свет Добрыня. Рос мальчишка озорным да смышленым – отрада родительских очей ясных. Все ему интересным казалось: как мир устроен, как слова понимать, зачем цифры считать, из чего ларец сделан. К десяти годам должен был Добрыня даром волшебным обзавестись, но обделила его судьба – не мог он в птицу обращаться. Тогда порешили родители сохранить в тайне способности Финиста, чтобы не расстраивать дитя. Добрыня благодаря батюшке в княжеских палатах наукам и искусствам обучался, а заодно дружил с будущим властителем. Были они неразлейвода: вместе проказничали, а после вместе и наказание получали. Нарадоваться матушки с батюшками не могли и пророчили детям долгую и крепкую дружбу, которая сказаний и истории будет достойна. Одначе со временем раскрылся у Добрыни необычный дар: мог он зверей и птиц понимать, точно разговаривали они с ним. Елена с Финистом сразу смекнули, в чем дело, но все же умолчали и на чудо списали. Так и жили они тихо и мирно, секреты храня. Перестал с годами в походы ходить воевода Никита и все чаще молодых дружинников наставлял. Елена ворчливой стала и все на девушек поглядывала, выискивая невесту для сына. А тем временем мужал Добрыня и превращался в крепкого богатыря и верного друга молодого князя. В нескольких битвах успел уж витязь отличиться, когда вдруг прознали люди на окраине земель про Змея Горыныча, что на селения нападал и пепелища оставлял. С той поры, как впервые он объявился и семью свою сжег, изредка Кирилл появлялся в облике дракона. Поначалу боялся гнева Финиста, одначе чары злые голову дурили, а Маринка знатно старалась людям вред приносить: заставляла она Кирилла в Змея превращаться и страх да боль сеять. Чудом удавалось Горынычу от Финиста скрываться все годы эти, а теперь и вовсе осмелел – буйным стал да бесстрашным. Добрыня, как про зверя прознал, сразу же засобирался в путь, желая чудище исполинское и грозное сразить. Тогда-то и решили родители ему историю свою поведать, ничего не скрывая от дитяти. Собрались они в горнице просторной и стали истории сказывать. Правду услыхал Добрыня и изумился: не думал, не гадал, что отец его – прославленный богатырь-чародей Финист – Ясный сокол, о коем столько легенд ходило. Всю жизнь тот под именем Никиты скрывался даже от кровинушки родной. Пуще диву дался Добрыня, когда прознал, что из-за матушки Змей Горыныч на свете белом появился. А как сказали молодцу, что тетка его – жена Кощея Бессмертного, страшного колдуна из Нави, которым всех детей пугают, – так присел он, над правдой размышляя. – Да вы легенды ходящие, – проговорил Добрыня, откидываясь на стуле, ресницами растерянно хлопая. – Отчего же я об этом токмо сейчас узнал? – Мы боялись, что ты расстроишься шибко, что чудо-дар тебя стороной обошел, – кротко пояснила Елена. Сидела она на скамье подле сына, взгляд его поймать пытаясь. Вину чувствовала Прекрасная, корила себя, что столько лет молчали и в семье собственной такие тайны водились. – Отчего же? – удивился Добрыня. – Ну не дано мне в птицу обращаться, ну и пусть. Что поделать? Не рыдать же, вас изматывать да домовых ревом шугать? Улыбка на лике его сверкала и добротой согревала. – Это ты нынче так молвишь, коль уж голова смышленая, а прежде плачем бы меня да мать извел, – проговорил Финист, не отрываясь от работы. Он часами мог сидеть и мастерить из дерева все что угодно. – На десятый год предстало тебе обрести облик соколиный, ан нет. А как вразумить дитя, коль все и так ладно? Ты уж прости нас, сынок, одначе не хотелось речей плаксивых выслушивать. Считай нас злыми да плохими, но расстраивать ни тебя, ни себя не хотелось. Взглянула на него Елена глазами грусти полными и кивнула чуть заметно. Все годы эти в тягость им было секреты от сыночка хранить, а нынче будто гора с плеч сошла. Опасались они, что разозлится Добрыня, слова ласкового не скажет и из дома уйдет, от них отрекаясь, однако молчал молодец и понурым даже не казался. В очередной раз Прекрасная небеса поблагодарила за дитя послушное. Скрестил руки на груди Добрыня и рассуждать принялся: – Стало быть, я птиц и зверей понимаю, словно они речь людскую молвят, из-за дара твоего. Верно говорю? – А как же? – усмехнулся Финист. – Отец мой всегда со зверьем общался, да и я сам по сей день щебетанье птичье, кошки мяуканье да прочее различаю славно. Предположил тогда Добрыня: – Так, может, удастся со Змеем обо все договориться? Финист головой покачал. Елена пояснить поспешила: – Кирилл, Змей нынче, он ведь человеком от роду был. В облик зверя с тремя головами его ведьма обратила. Столько лет тишина стояла… Думается мне, что на зло такое его Маринка толкнула. Совсем разум потеряла. Прознали давно супруги про окаянную колдунью, коя проклятием Кирилла наделила себе на радость. История ее не по нраву Финисту пришлась: диву он давался, как она по земле еще ходит, коль стара была очень. Не призывала ее Навь, словно душеньку свою чарами темными окутала. Не мог Финист колдовства сего понять и догадывался токмо, что связаны отныне Змей и Маринка: за счет Кирилла ведьма отныне существует, его нутром и силами питается. Почесав бороду, чуть сединой тронутую, молвил Сокол: – Змея да Маринку тогда надобно было умертвить. Да токмо жалость в сердце матушки твоей взбунтовалась, и вот до чего нынче довела. Ланиты Елены вспыхнули, с обидой она на мужа глядела. – Пускай так. Иначе ничем бы ты от них не отличался, – холодно произнесла Прекрасная. – В глубине души Змей Горыныч – все тот же Кирилл – молодец, обманутый и брошенный. Полагаю, что за всеми бедами Маринка стоит. Однако и я ошибаться могу: за минувшие года Кирилл, возможно, переменился. Сомкнула она уста, в думы тяжкие погружаясь. Винила все еще себя Елена за жестокость, коя из-за нее в душе Кирилла расцвела. – Смерти Маринки не миновать, коль хочешь Змея погубить, – строго наставлял сына Финист, кладя на стол перед ним новый меч. – Над этим клинком самые лучшие мастера трудились. Закали его хорошенько в бою кровавом. Поклонился Добрыня, с благодарностью дар столь ценный принимая. – Все же дурно, что судьба нас всех вновь сталкивает, – прошептала Елена, тревожно на сыночка глядя. Прищурился Финист, но сдержался и спорить не стал. Множество раз они с ней обсуждали – без толку все оказалось, каждый при своем оставался. Добрыня, глядя на лица родителей, потупил взор в пол, словно малое дитя. Дивно ему было правду о себе принимать, все теперь иным казалось, однако размышлять долго не мог – время поджимало. Посему простился вскоре богатырь с родителями и отправился в дальний путь, меч подаренный на поясе сжимая и на удачу уповая. Верный конь легко по дорожкам кривым шел, не боясь ни ветра буйного, ни дождя проливного. Болота под ногами хлюпали, трава в полях по живот скрывала, солнце в кольчуге сверкало. Но не страшили богатыря ни зной, ни холод, ибо здоровьем обладал отменным – чародейное наследство богатым оказалось. Долго ли, коротко ли вышел наконец Добрыня к деревушке, что на краю земель стояла. Единственной в округе она оказалась, нетронутой Змеем Горынычем. Понуро ходили там жители, ввысь все поглядывали и к реву прислушивались, но молчал небосвод и тускло сквозь облака солнце светило. Спешился богатырь и пошел к старосте, желая испросить, где же чудище обитает. Постучал Добрыня в двери раз, два, а на третий возникла на пороге девица высокая да румяная. Коса тяжелая на плече лежала, а стан крепкий сарафан укрывал. – Кто таков? – подбоченилась она, хозяйкой сказываясь. – Добрыня Никитич, богатырь от князя. А ты?.. Лукаво девица улыбнулась и токмо молвить хотела, как раздался из дома сварливый голос: – Настасья! Кому велено было за козами смотреть! А ты где пропадаешь? Скрестила руки на груди красавица и встретила грозным взглядом вышедшего на крыльцо мужика. – Кого это сюда принесло? Зачем явился? – спросил он, глазками маленькими сверкая из-под косматых бровей. Представился вновь Добрыня и отдал послание от князя. Причмокивая, принялся староста читать, а из-за плеча его Настасья на грамоту глядела. – Значится, богатырь… Пришел, бишь, юродивого убивать? – захихикал он. – Многовато нынче таких героев развелось, а Горыныч ведь каждого хвать-хвать, зубами клац-клац, – и нема вас. После ревут все, как горемычные, кричат, когда пламя округу охватывает, но токмо поздно уже. Вот и поминай, как каждого горе-богатыря звали. Добрыня непонимающе посмотрел на старосту, почесывающего усы с надменным видом. Настасья сжалиться решила: – В других деревнях тоже находились смельчаки и удальцы, кто желал Змея Горыныча зарубить, да только не вернулся никто после встречи с ним. Вот и… – А ну цыц, девка! – топнул ногой староста и принялся пальцем перед лицом ее размахивать. – Кому велено было молчать! Сколько я тебе, глупой, говорил, что молчать баба должна, молчать! А ты все языком мелешь и мелешь. Дать бы тебе хорошенько… Вдруг схватила Настасья его за руку и в один миг скрутила мужика, к стене прижимая. – Вы, дядюшка, не указ мне! – прикрикнула Настасья и бросилась из избы прочь. – Тьфу! Ишь какова! Как смеет так себя вести?! – вслед горланил староста, а потом к Добрыне обернулся: – А ты чего стоишь? Смерти ищешь? Так ступай прямо до развилки, там не сворачивай. Мимо выжженных и пустых земель, кладбищ и пепелищ иди до тех пор, пока сам тебя Змей не найдет и не сожрет! Плюнул мужик под ноги богатырю и захлопнул дверь прямо перед носом, не желая больше речей водить.