Только однажды увидал ее Илья и застыл на месте, боясь приближаться. – Настоящая? – токмо и смог прошептать. – Почти, – еле слышно ответила Забава. Не знала она, как ему объяснить все, но тут вдруг схватил ее Илья и в объятиях закружил. Принял он любимую: бледную, чуть ли не прозрачную, с волосами слегка зелеными и раной рваной на затылке, что венками вечно была прикрыта. Решил Илья в тот же миг подле нее остаться, да только не знал, как об этом родителям сказать. Тут на помощь Тихон подоспел: предложил он на новое место перебраться, отцом и сыном притвориться – нужен был кузнецу ученик. Решение тяжкое, да только Илья сыном средним в семье был – надежд на него высоких не возлагал никто, точно про запас держали. Так и решили переехать, уладив все. Благо судьба на стороне их была. Дожил век свой кузнец в любви и покое рядом с детьми. Видела Забава, как старели отец и возлюбленный, но поделать ничего не могла. Ошиблась она: не был Илья судьбой ей наречен. – Не печалься, родная. Все с тобой хорошо будет, я знаю, – часто шептал ей Илья, к себе прижимая. Умер он в глубокой старости. Похоронила его Забава рядом с Тихоном и долгие годы за могилами следила, покуда не разрослись города. Тогда-то она и ушла в лес ближайший. Принял ее Сосновец, разрешил остаться да велел за порядком следить, пруд в чистоте содержать, зверью помогать. Зажила так Забава и стала суженого ждать. Лес Сосновца, Явь – Довольно! – прокричала на всю округу Марья. От ее крика во все стороны разошелся ветер, круша нечисть. Больше не было смысла в нелепой битве, где не было ни победителей, ни проигравших. Она повернулась к Сосновцу: – Я нашла то, что искала. Можешь пытаться убить нас и дальше, но смысла в этом нет. Они, – указала на растерявшихся упыря и мавку, – то, что поможет нам исцелить завесу. Такова воля судьбы. Казимир изумленно переводил взгляд то на Забаву, то на Марью. – Что это значит? – еле слышно проговорил упырь, прижимая ладонь к груди. Моревна поджала губы. Никогда прежде ей и в голову не приходила мысль, что любовь способна исцелять. Буквально. Резко успокоившийся Сосновец тоже ощутил веяние судьбы. Он пристально смотрел на упыря, прислушиваясь к гулким и медленным ударам его сердца. Одного взгляда на мавку хватило, чтобы понять – Забава тоже менялась. Сосновцу была известна природа появления милых девиц, решивших остаться в царстве людей, и поэтому теперь заинтересованно наблюдал, как рушатся заклинания. Взмахнув рукой, Сосновец развеял свою армию, подходя ближе к Моревне. Она кивнула своим друзьям, умоляя скрыть свои потусторонние облики. За один миг Баюн превратился обратно в человека, а Рогнеда смущенно выскочила из-за стволов, поправляя на ходу одежду. – Марья, – прошептал Казимир, уняв когти, – скажи хоть что-нибудь. Прошу. Он стоял вблизи мавки, пытаясь совладать с чувствами. – Что происходит? – поинтересовалась Рогнеда. – Баюн? – Она повернулась к оборотню, но тот молчал и пристально смотрел на возлюбленную. – Ну конечно, опять я за бортом, – обиженно проворчала волчица, подходя к мавке. Забава стояла и поглядывала на Казимира, пристально разглядывая его. Никогда прежде она не радовалась встрече с упырем, который подскочил к чернокнижнице и схватил ее за локти. – Не молчи, Марья, – взмолился он. – Ты явно что-то знаешь, а теперь отмалчиваться удумала? Не смей мной так играться! Я слышал, и ты тоже. Не ври только. Даже не думай! – Перестань, – рявкнул Баюн, хватая упыря за плечо и отталкивая его. – Нет, – Марья покачала головой. – Он имеет полное право знать, – проговорила она, оборачиваясь к упырю. – Я обещала рассказать тебе все, что знаю. Однако не думаю, что сейчас время и место. Она перевела взгляд на Сосновца, мрачно возвышающегося над ними. Несколько минут назад он был готов уничтожить собственный дом, желая выгнать их прочь, а теперь молча замер. – Воистину твоя слава, Марья Моревна, оправдывает тебя: куда бы ни пошла, повсюду тебя найдут чудеса и кошмары, – проговорил он. – Ты жаждала отыскать чудо, но не знала, что оно прямо под носом. Твоя Морана смеется над тобой. Марья понуро покачала головой. – Полагаю, такова была судьба, – произнесла чернокнижница, глядя в глаза лешего. Она осознала, что Морана специально недоговаривала план, намеренно ведя их в этот лес, чтобы устроить встречу Казимира и Забавы. Сосновец, понявший ее мысли, процедил: – Мне претит ваше пребывание здесь, но прежде я не сталкивался с таким чудом. – Он указал на упыря и мавку. – Только из-за этого позволю вам тут задержаться и разобраться с проблемами. Марья сдержала ухмылку: любопытство не чуждо и Сосновцу. – Однако предупреждаю заранее: никакой ритуал ты здесь не сможешь провести без магии Лели, ибо земли Яви находятся под опекой и живых, и мертвых. С этими словами леший отошел в тень, оттуда наблюдая за всеми. Меж тем остальные мавки с нескрываемым любопытством поглядывали на Забаву. Все они походили друг на друга: облаченные в сарафаны, с цветами в волосах, невысокие и очень юные, они, предвкушая историю, расселись прямо по земле, не ведая холода. Рогнеда устроилась на ближайшем пеньке и потянула за собой Забаву, которая, не моргая, смотрела на напряженно застывшего Казимира. Марья, виновато посмотрев на поникшего упыря, проговорила: – Когда я просила за тебя у Мораны, она поведала мне о твоем проклятии и Олесе. – При упоминании имени упырь вздрогнул и повел плечами. – Олеся была одинокой ведьмой, лишенной клана, однако сила ее превосходила многих. Ты прибегнул к ее дару, но затем не выполнил данного обещания, и ее гнев вылился в сокрушительную силу. Многим понадобились бы личные вещи, чтобы наложить беды на твоих близких, но не ей. Казимир сжал кулаки и отвернулся. В памяти тут же возник образ милой Аннушки, которая погибла по его вине. Она давно уже нашла покой в Прави, но ее смерть все еще висела над упырем. – Почему она такая сильная? – спросила Рогнеда, поедая ягоды, предложенные Забавой. – Поколения могущественных ведьм и колдунов, – предположил Баюн. Он чуть оперся спиной на дерево недалеко от лешего, готовясь в любой момент вступить в схватку. – Да, верно, – кивнула Марья, – мать Олеси пошла против воли семьи и была изгнана из родового клана. За это позже и отомстила дочь, заполучив тем самым неслыханную силу. Молчавший до этого, Казимир холодно спросил: – Ты с ней встречалась, не так ли? Тяжело вздохнув, Марья призналась: – Да, хотела узнать твою историю. Олеся сказала, что ты не смог сдержать слова, так как был опьянен звериной силой. Тебя радовали страдания, боль, пролитая кровь, и с каждым убитым ты утрачивал человечность, превращаясь в чудище. А у них, как известно, нет души. Она ни за что не сняла бы проклятие: слишком сильно ты ее обидел, и шансов на избавление не было. Сосновец злобно засмеялся. Казимир хотел метнуться к нему с кулаками, но вдруг Забава схватила его за рукав, удерживая на месте. – Рискни напасть, человечишка, – насмешливо процедил леший. Рогнеда встрепенулась, начиная ходить вокруг мавки с упырем и пристально их разглядывая. – Вы что хотите сказать, что сейчас у Казимира забилось сердце, потому что он встретил ту самую, которая может разрушить проклятие? А она станет человеком, так как тоже нашла суженого? – Именно, – усмехнулся Баюн. – Проклятия обладают феноменальной слабостью, когда дело касается любви: она или лечит, или губит. Третьего отчего-то не дано. – Как это скучно и избито, – уныло вздохнула Рогнеда, но тут же попятилась, отмахиваясь от подзатыльника Забавы. – Чего дерешься-то? Ну где это видано, чтобы все так просто было? Тем более с нами! Мы же не от мира сего… Она умолкла при виде разгневанной Забавы и поплелась к Баюну под смешки остальных мавок. Присев на маленький камень, прошептала, чтобы только он слышал: – Красавица и чудовище на новый лад. Иван усмехнулся, обмениваясь с Серой улыбками. Казимир приблизился к Марье и притянул ее ладонь к своей груди. – Но ведь сейчас оно почти не бьется, – проговорил он. Чернокнижница кивнула. – Ожидаемо. Проклятие стало разрушаться из-за встречи, которая уготована тебе судьбой. Об этом и говорила Морана, а я сразу и не смекнула. Упырь нахмурил брови, ожидая пояснений. – Хозяйка Зимы предрекала, что спасение придет к нам с незабудками. – Марья указала на Забаву: среди ее густых зеленых волос мелькали незабудки. – Как же без загадок, – фыркнула Рогнеда, закатывая глаза. «Можно ведь было просто сказать: привести упыря в бор и познакомить с мавкой – вот вам и средство для излечения завесы. Нет же, надо было юлить, придумывать какие-то истории», – сетовала она, потирая ушибленный во время сражения бок. Казимир обеспокоенно посмотрел на Моревну: – Но если сердце вновь замедляется, значит – проклятие не снято? – Снято, но тело сопротивляется, – пояснила чернокнижница. – Тебя одолевает долг Олесе, поэтому личина упыря тебя душит. Казимиру действительно было трудно дышать, и кружилась голова. Сначала он списал ощущения на последствия встречи с нареченной, но теперь понял, что его просто тянуло к Олесе – темная сущность взывала к создательнице. – И что нам делать? – робко прошептала мавка. Она никогда прежде не встречалась со столькими обитателями Нави, более того – не могла понять, как относится к тому, что сердце теперь бьется в груди благодаря упырю. Забава украдкой посматривала на Казимира, который казался совершенно потерянным. – Только тот, кто проклятие наложил, может его и снять, – проговорил Иван, подходя ближе. – Каждое заклятие имеет свой отпечаток, а учитывая силу Олеси, сомневаюсь, что нам бы мог помочь кто-то еще, кроме нее. Марья согласно кивнула, поглядывая на внимательно слушающего Сосновца. Он словно не сдвинулся с места, как и мавки, тихо переговаривающиеся в тени о пустяках. Интерес к Забаве стал постепенно утихать, ведь остальных это никак не касалось. – Что, даже Кощей не справится? – удивилась Рогнеда, вещая с камня. – А я-то думала, что он всемогущ. Видимо, ошибалась, а ведь… Серая замолкла, напоровшись на холодный взгляд чернокнижницы. – При живой ведьме стоит обратиться к ней самой, нежели испытывать на Казимире чары, которые могут иметь не самый приятный эффект, – заметил Баюн, почесывая подбородок. – Ты не сказала ничего про Лихо, – тихо проговорил Казимир, глядя на спину Моревны. – Так просто от нее ведь не избавиться. При упоминании о великанше – пожирательнице душ все заметно напряглись: одноглазая и уродливая сущность, отдаленно напоминающая женщину, у любого вызывала невольный страх. Кроме Сосновца, который опять разразился хохотом: – Поистине ты редкостный мерзавец, раз насолил не только ведьме, но и Лиху.