– Сосновец наверняка днями и ночами колдует вместе с мавками, но, видимо, этого недостаточно, – рассуждала она, вертя в руках серп-амулет. – Мы можем заявиться в чащу и провести обряд на моей крови. Однако это темная магия, скорее всего, нас выставят прочь. Баюн подошел к ней вплотную, глядя сверху вниз. Они стояли под скрипучими ветвями лиственницы, выжидая медленно идущих упыря и оборотня. Портал перенес друзей близ пролеска, за которым скрывался бор. – Что именно сказала Морана? – спросил Иван, заправляя прядь волос ей за ухо. – Как только ступишь в лес, так сразу судьба тебя найдет и в руки спасения приведет, – чернокнижница процитировала предсказание. – Но нам от этого не легче. Что мне сказать Сосновцу? «Прости, но нам нужно тут погулять, чтобы найти спасение»? Я недовольна, Вань, очень недовольна, но моя злость ничего не стоит: надо, так надо. Я не отвернусь от Мораны никогда. – Говорят, во второй раз умирать не больно, но мы и первого не знали, – попытался пошутить Баюн, за что тут же получил удар чарами. – Ладно, все. Попытался развеять обстановку, больше ничего. – Для этого есть Казимир. Его вполне достаточно, – процедила Марья и медленно пошла к лесу, позволяя упырю и Серой поравняться с ними. Казимир не упустил возможности возмутиться: в его планы совсем не входила «увлекательная» прогулка по лесу. Вчетвером они ступали по поляне, где совсем недавно Рогнеда разделалась с Виктором. Стараясь не зацикливаться на воспоминаниях, Серая прислушалась к нудящему Казимиру. – На кой черт я тут нужен, Марья? – причитал он, подходя к подножью бора, утопающего в сумерках. – Упырь, гуляющий по лесу ночью – звучит и выглядит не очень. А если там люди, и я не выдержу и сорвусь? Рогнеда пристально посмотрела на Казимира. Испокон веков упыри восставали из могил и нападали при наступлении сумерек. Порой могли лишь испить необходимое количество крови, предварительно околдовав жертву и стерев затем ей все воспоминания, а иногда и убивали. – Не юли. – Баюн застегнул плащ и собрал волосы в хвост. – Ты давно научился контролировать свою жажду и жестокость. Иначе тебя бы здесь не было. Марья похлопала друга по плечу и шагнула в темноту, маня друзей за собой. – А теперь твой костюмчик совсем не к месту, – съязвила Рогнеда, тихо ступая по земле. – О, зубки показала, когда в родной стезе оказалась? – оскалился упырь, сверкая заплывшими кровью глазами. – Может, и не к месту, но хотя бы какое-то разнообразие среди ваших траурных одежд и плащей. Рогнеда пренебрежительно фыркнула: – Когда-нибудь до тебя дойдет, что одежда – это просто вещи. Они не определяют, кто ты есть на самом деле. Нацепи на себя хоть одеяние короля, ты же не станешь им. Ты по-прежнему будешь упырем, который сотни лет тому назад отдал душу нечистым силам, а не живым человеком. Казимир скривился. – Тебе же вроде бы легче дышаться стало, нет? Почему нотации читаешь? Чистым воздухом давай дыши, – огрызнулся уязвленный упырь. Серая ничего не ответила. «Когда хочешь как лучше, получается всегда наоборот», – ругала она себя, всматриваясь в лесные тени. Она предполагала встретить Забаву, в присутствии которой, возможно, Сосновец будет более снисходителен к проникновению обитателей Нави. Однако мавки нигде не было видно. «Наверняка отсиживается подле своего пруда и колдует вместе с сестрами», – размышляла Серая, обходя поваленное дерево. – Рогнеда, колдовской алтарный камень западнее? – окликнула Марья Моревна. Как и у остальных, ее разноцветные глаза зловеще сверкали во тьме. Пользоваться фонариками не стали – никто не посмел нарушать ночной тишины бора. – На северо-запад шагов триста, не меньше, – сориентировала Рогнеда и резвее пошла вперед, ведя остальных. Алтарь как раз находился совсем недалеко от пруда, где обитала Забава, что играло им на руку. Луна и звезды скрылись за грозными тучами, ветер путался в вершинах сосен. Бор Сосновца расстилался огромным и труднопроходимым одеялом по земле, скрывая в себе переход в Навь. Нечисть часто появлялась в округе леса, однако всегда спешила убраться восвояси. Грозный леший не терпел гостей в своих владениях и изгонял каждого, кто рискнул задержаться. – Знаешь, а мне рассказывали, что среди корней местных сосен и елей можно услышать тихие всхлипы тех, кто прогневал лешего, – зловещим шепотом вещал Казимир, держась поближе к волчице. Баюн едва сдержался, чтобы не закатить глаза, заставляя Марью тихо усмехнуться. – Да, конечно, все именно так, – охотно согласилась Рогнеда. – Я сама вместе с мавками закопала здесь немало жертв. На прошлой неделе как раз была парочка упырей и вездесущих ведьм. Кстати, один из кровопийц на тебя был похож. – Заканчивайте, – скомандовала Моревна. – Мы пришли. Они вышли на небольшую поляну и замерли перед гладким серым камнем, покрытым со всех сторон мхом и побегами вьюнка. По краям его изредка стекали багряные ручьи, оставляя грязные следы. Алтари использовали, чтобы задобрить леших различными подношениями и получить дозволение на покровительство и колдовство. Если дары нравились лешему, он пропускал гостей, а если нет – изгонял прочь или заводил в темную чащу, из которой не было выхода. Однако в бору Сосновца все было иначе: люди редко отваживались заходить в его владения – сильнейшие чары гнали их прочь. Только самые отъявленные лиходеи, которых не пугал холод и туман, рисковали ступать в глушь. «Аспид меня укуси! Виктору ведь было абсолютно все равно на морок и леденящие душу чары. Как же я сразу не смекнула?» – чуть ли не простонала от досады Рогнеда. – «Могла бы не шататься по округе, а сразу его извести, и дело с концом. И Забава хороша, не надоумила сразу». Меж тем Марья придирчиво обошла вокруг камня и взглянула на небо. Тишина давила. Казимир беспокойно оглядывался – даже ему было неспокойно в этом лесу. – Разве кому-то разрешено колдовать здесь? – Баюн угрюмо наблюдал за чернокнижницей, которая перекидывала в руке кинжал, о чем-то размышляя. – Алтарный камень должен быть всегда. Без разницы – можно ли колдовать или нет. Это основа любого леса, – пояснила Марья. – Горе тому, кто осквернит его без дела, а ради любопытства. Но ты прав, Сосновец против любого вмешательства, однако выбора у нас нет. Марья подошла к камню и одним движением рассекла себе ладонь. Несколько багряных капель упало на валун, и тут же лес ожил: громко заголосили птицы и поднялся порывистый ветер. – Не нравится мне это, – пробубнил Казимир. – Тихо, – прошипела Марья, вновь обнажив колдовской лик. Она пристально вглядывалась в тени, затаившиеся меж стволов, видела каждую заблудшую здесь душу и слышала их трагические истории. Однако заметить самого Сосновца не могла. Минуты растягивались подобно десятилетиям. Друзья нервничали, боясь гнева лешего. Даже Рогнеда вцепилась когтями в плащ. Вдруг подул поток свежего ветра – хозяин прибыл. Глаза Моревны вспыхнули, и она различила Сосновца, надменно смотрящего на них меж деревьев. – Здравствуй, властитель земель здешних, – чернокнижница глубоко поклонилась, и остальные тут же последовали ее примеру. – Не злись, Сосновец, что нарушили твой покой, но прошу: позволь остаться и провести ритуал, дабы сдержать разрушения завесы. Сосновец гневно взглянул на Марью, кривя улыбку. Отражая его настроение, затрещали деревья и вдали завыли волки. Моревна, не отводя взор, наблюдала за лешим, готовясь в любой момент применить магию. Рогнеда с Казимиром, видя ее поведение, замерли, предвкушая дурное. Баюн непоколебимо стоял рядом с Марьей, ощущая напряжение, невидимо искрившее между ней и лешим. Наконец Сосновец вышел вперед. Из его головы прорастали раскидистые лосиные рога, а тело, напоминающее ствол сосны, скрывалось за мхом и лишайником. Кроме родителей, никто не видел его человеком. Варвара, хорошо знакомая с Дубровцем, сильно сомневалась, что сын и отец сильно похожи: даже их облики великанов разнились. Сосновец представлялся агрессивным существом с черепом вместо лица, рога могли затмить небо, а корявые руки волочились по земле, норовя снести все на своем пути. Дубровец же предпочитал более мягкий и спокойный облик: стан его скрывался за многовековым дубом, а лик походил на филина с большими и умными глазами. Приблизившись к алтарю, Сосновец провел рукой по нему, распознавая кровь чернокнижницы, и усмехнулся. – Здравствуй, Марья Моревна, чернокнижница, дочь Кощея Бессмертного и Варвары Премудрой, подмастерье великой Мораны, – скучающе проговорил он скрипучим голосом. – Тебя родители правилам обучили, а этим законы не писаны оказались? Марья кивнула, и остальные, повинуясь указаниям, поцарапали себя, оставляя кровь на алтаре. Сосновец втянул воздух и всмотрелся в лицо каждого. – Кот Баюн, оборотень-искуситель, – процедил леший, заставляя Ивана холодно улыбнуться. – Рогнеда, давно не виделись, – продолжил он. По интонации Серая поняла, что ей тоже не рады. Виновато улыбнувшись, она пролепетала: – Прошу прощения, что оставила после себя столько грязи. Честное слово, такое больше не повторится. Прошу, не гневайся и не изгоняй меня из леса. Сосновец зловеще захохотал. – Твой проступок утонул в беспорядке, который просочился из Нави вместе с остальной грязью. Он уставился на упыря, заставляя его высокомерно вскинуть голову. – Знаешь ли ты, чернокнижница, что я не жалую чужаков во владениях своих? Марья кивнула, предвкушая гневную речь. – Нечестивый, – продолжил Сосновец, глядя на Казимира. – Я на дух не переношу каждого, кто принадлежит вашему пустому царству, а ты осмелилась притащить сюда упыря, который хуже любой хвори. Казимир словно почернел, а глаза налились багрянцем. Необоснованные претензии не на шутку разозлили его. Он никогда не убивал животных и уж тем более не учинял беспорядков в лесу. Поэтому сейчас, выслушав оскорбления, упырь был готов наброситься на надменного Сосновца. Однако Рогнеда схватила его за рукав, умоляя не двигаться и не провоцировать лешего. – Я головой отвечаю за каждого, кого веду за собой, Сосновец, – проговорила Моревна. – Тем более, что Морана повелела привести упыря, а я ослушаться ее не смею. Сосновец махнул рукой и, растягивая слова, произнес: – Морана, Морана… Напоминаю, что это Явь, Марья, а не Навь. Здесь действует власть не только Пряхи судеб, но и Лели. Иль вы запамятовали, что не только мир мертвых существует? При упоминании сестры Хозяйки Зимы все заметно напряглись, осуждающе глядя на лешего. – Я знаю, зачем вы сюда пожаловали, – продолжил он, повысив голос. – Вам хочется провести здесь ритуал, укрепить завесу и запечатать огромную дыру, которая появилась после выходки вашего необузданного и дурного стража. Только позвольте спросить: с чего вы решили, что я разрешу колдовать? С самого начала я говорил вашей любимой Моране, что Змей накличет беду, и оказался прав. Посмотри, великая чернокнижница, где мы оказались: край моих земель уже покрылся снегом, люди страдают от кошмаров, моровой ветер гонится из Нави! Двести душ, Марья, погибло из-за безрассудства Змея. Друзья удивленно переглянулись: как скоро они лишились стольких жизней? И чего тогда стоит каждая минута промедления? – Ты хочешь провести темный обряд, осквернить мои земли своей проклятой кровью, принести еще больший беспорядок! – гневливо воскликнул Сосновец. – Но я не позволю этому случиться, чернокнижница. Сотру вас всех в порошок и навсегда избавлюсь от холеры, наводнившей мои земли! Вспорхнули птицы, зашелестели ветви, и волки громче завыли, подбираясь ближе. Марья оскалилась, понимая, что придется сражаться. Баюн, заметив, что от ее ладоней исходят заклинания, прикрыл глаза. Он крайне редко обращался в исполинского кота, сотканного из марева и источающего губительный туман, но иного выбора не было. Отсчитав до десяти, Баюн резко распахнул глаза, перевоплощаясь: огромный кот восседал на поляне и надменно смотрел на Сосновца, готовясь в любой момент накрыть бор мороком. Казимир подошел к ним поближе: его глаза давно заплыли кровью, а из пальцев торчали острые когти. Быстрый и смертоносный, он разделался бы с кем угодно. Рогнеда с опаской переводила взгляд с Сосновца обратно на друзей, не зная, к кому следует примкнуть. «Бес вас всех забери! Забава, неужели не слышишь? Приди сюда с сестрами и образумь Сосновца», – мысленно молилась она и настороженно прислушивалась к каждому звуку. Сосновец ударил первым: волна воздуха сотрясла округу, закручивая опавшие иголки, напоминающие стрелы. Марья выставила руку вперед, создавая щит. Баюн грозно сверкнул глазами, и черные змеи морока расползлись в разные стороны, пытаясь накрыть лешего пеленой. – Не стой истуканом! – рявкнул Казимир, проворно извернувшись от грозящих сбить его с ног ветвей деревьев. Лес бесновался, вторя своему хозяину, и грозил разделаться со всеми. Выбора у Рогнеды не оставалось – стоило обратиться и помогать друзьям. – Рогни, слева! – раздался вдруг оклик. Серая отреагировала моментально, уворачиваясь от летящего ствола дерева. Она прижалась к земле и, воззвав к инстинктам, обратилась в волка. За несколько прыжков Рогнеда оказалась подле прибежавших мавок. Они стояли вдали от всех, не желая принимать чью-либо сторону, но чары так и сверкали в воздухе, норовя задеть девиц с зелеными волосами. Их бледные лица словно светились во тьме, а безумный ветер игрался с волосами, придавая мавкам зловещий вид. Казалось, лес ожил: многовековые сосны били своими исполинскими ветвями, корни высвободились из земли и норовили задушить врагов. Сосновец призвал к древней магии, создавая свою армию нежити: великаны, сотворенные из побегов и кишащие жуками, наступали на друзей. Баюн травил их мороком и ослеплял чарами. Казимир вцеплялся в них когтями, едва успевая уворачиваться от корней. Рогнеда, видя друзей, бросилась им на помощь, вгрызаясь в чудищ. Во всем этом безумии Марья искусно отбивалась от нежити, норовя добраться до лешего. Казимир, растерзав очередного великана, проворно спрыгнул подле мавок. – Красавицы, уходите, здесь слишком опасно, – наскоро проговорил Казимир и вдруг осекся, посмотрев в глаза Забавы. – А тебя не… – замолчала она, глядя на него в ответ. Вдруг Марья Моревна замерла посреди окружающего беспорядка. Она явно ощутила, как свершился удар судьбы: не замечая никого вокруг, Казимир и Забава самозабвенно смотрели друг на друга, не обращая ни на кого внимания. Сердца их забились, а значит, проклятия спали.