– Достаточно. – Баюн раздраженно цокнул языком. – Ваша перебранка только время отнимает, а его и без того мало. Мы явились сюда по наставлению Мораны, и, выгнав нас, ты пойдешь против ее воли. Дерзни, если хочешь. Елисей нахмурился. – Зачем вы здесь? – спросил он. – Успокоить и проконтролировать навязчивую родню Зои. Сожалеем, но она мертва, – произнес Иван. Слова Баюна повисли ножом в воздухе. Рогнеда с сочувствием посмотрела на домового, на лице которого проносились одна эмоция за другой. Руки его предательски задрожали, а глаза защипало от слез. В памяти Елисея ожили недавние образы, как Зоя расхаживала по квартире, работала допоздна, разговаривала по телефону и изредка встречала гостей. Сердце его болезненно сжалось: он знал девушку с самого детства, а сейчас ее не стало. – Когда ее сестра пришла сюда со слезами на глазах, я понял, что Зоя мертва. Но все же дом сторожил, ждал, хоть и без толку, – тихо признался он, пытаясь унять дрожь в пальцах. Смахнув слезы, поднял взгляд на чернокнижницу: – Что ж, раз Морана все решила, я обязан подчиниться, так? Хотите, видимо, близких Зои одурачить, а мне сидеть и молчать? – Можешь отказаться, – Баюн пожал плечами. – Только у этого будут последствия. Впрочем, не знаю, кому сейчас более важна сегодняшняя встреча. – Вы хотите обмануть людей! – вскричал Елисей, заставляя всех напрячься. – Являетесь просто так в чужой дом, навязываете свою волю и ждете, что я просто отойду в сторонку? Чего ради я должен подчиниться? Вы подарите близким мне людям глупую надежду, что Зоя все еще жива. Разве это нормально? Почему нельзя сказать правду? Чего ради этот балаган? – Затем, что не все бывает так, как мы хотим, – холодно произнесла Марья. – Ты прав: можно подсунуть любое тело и выдать его за Зою. Несчастный случай, да что угодно – лишь бы никто ничего не вынюхивал. Мы так и делали, и не раз. Рогнеда потупила взгляд, а Казимир хищно оскалился. За прожитые годы без жертв никогда не обходилось, и они врали, дурили людей, злоупотребляя магией. Однако на сей раз все пошло несколько иначе. – Но сейчас надо сказать неправду, – продолжила чернокнижница. – Я не могу объяснить причин, потому что сама не ведаю планов Мораны. Мне было сказано: запутать окружение Зои, а затем отправляться в лес Сосновца. Почему именно так и зачем – не ведаю, но одно знаю точно: из-за разрушенной границы все мы в опасности. В любой момент могут исчезнуть не только неизвестные полуночницы, болотники и кикиморы, нет, но и я, вы, и никто нас не вернет. Я хочу это исправить. И уничтожу любого, кто вздумает мне мешать. Баюн молча встал рядом с ней, поддерживая и словно говоря, что он с ней до конца. Крайне редко Моревна и снисходила до разъяснений своих действий. Сейчас эмоции брали верх, и она была на пределе – во взгляде ее читался гнев, а с пальцев так и срывались молнии. – Ну, так и будем стоять на пороге? – нетерпеливо спросил Казимир. – Мне порядочно надоели пустые разговоры, так что, милок, или уходи прочь, или не мешай. Выбора у тебя нет. Рогнеда виновато взглянула на бледного домового: слишком много на него свалилось за пару минут, а события и время давили. Горделиво вскинув голову, Елисей щелкнул пальцами и растворился в воздухе. Марья выдохнула: дух-защитник все же не стал перечить. Схватив сумку, она прошла на кухню, поманив за собой Рогнеду. – Он правда мог нас отсюда вышвырнуть? – с напускной беззаботностью поинтересовался Казимир, поправляя у зеркала лацканы пиджака и золотые запонки. Баюн, засучивая рукава свитера и расставляя посуду, ответил: – Тебя точно. Казимир уязвленно хмыкнул. – А кто же тогда будет тебя доставать? – парировал упырь. – Достаточно! – рявкнула Марья. – Времени в обрез, так что поторопитесь. Рогнеда, стараясь не морщиться от едкого привкуса полыни, осушила стакан оборотного зелья. Через несколько минут тело ее изменится, превращаясь в Зою. Стараясь не обращать внимания на легкое головокружение, Серая прогуливалась по квартире. Она подметила, что местами не хватало вещей, которые наверняка сгорели в пожаре. Убедившись, что нет никаких фотографий Кирилла, Рогнеда заглянула в спальню. Там, у панорамного окна, стоял понурый Елисей. – Мне жаль, – тихо призналась волчица, переминаясь с ноги на ногу у двери. Ей хотелось поддержать домового, извиниться за дурные вести и никогда не пересекать порог этого дома. Столько страданий, переживаний и слез из-за беспечности и потакания собственным желаниям. Стиснув пальцы в кулаки, Рогнеда пообещала самой себе: «Вернусь в Навь, разбужу глупую рептилию и прочитаю ему нотации о чрезмерном эгоизме. Неприлично много лет, а ведет себя как подросток». Домовой наконец обернулся. – Я знал, что все закончится именно так. – Голос его дрожал. – Чувствовал, что Змей погубит ее, а может, такова судьба. Здесь ведь Марья Моревна, страж и исполнитель воли богини Мораны. Куда мне против них? Рогнеде стало грустно. У несчастного домового теперь разрушилась вся жизнь. – Тебе надо знать, что Зоя накануне была сама не своя, словно ее подменили, – вспомнил Елисей. Он слышал разговор про оборотное зелье. – Впрочем, теперь-то я догадываюсь, что она была околдована. Дрянное проклятие! Змей должен был оберегать от него, а не вести прямо в его сети! Чего ради он так сделал? Скажи мне! Рогнеда молчала. Домового грозило накрыть истерикой. «Пускай лучше выпустит эмоции здесь и сейчас, чем явится в Навь и будет крушить все там. Еще явится вершить самосуд над Кириллом», – с опаской подумала Серая. – Видимо, он никогда не любил ее, – скорбно подытожил Елисей. – Когда Зоя собралась переезжать, я предчувствовал дурное. Надо было вмешаться: крушить мебель, вещи воровать – сделать все, чтобы она осталась, а не уходила к нему. Тогда она была бы жива. Молчание затягивалось, и Рогнеда робко заметила: – Но ведь тебе нельзя так делать. Она мало общалась с домовыми, но любому духу-защитнику запрещено сильно вмешиваться в жизни людей – они могут только направлять. – По крайней мере, стоило попытаться, – Елисей обреченно вздохнул, пожав плечами. Он устало опустился в кресло, пряча лицо в ладонях. Рогнеда с сочувствием погладила его по плечу – ему поможет только время. Ощущая, что оборотное зелье начало действовать, Серая, презирая себя за бестактность, рискнула задать интересующий ее вопрос: – Не злись только, но скажи, кто-нибудь из окружения Зои был знаком с Кириллом? Может, видели его? Елисей покачал головой, отодвигаясь от оборотня – он не терпел жалости. – Не думаю. Змей не любил показываться, держал дистанцию. Если честно, я даже ничего не знаю об их отношениях, – грустно хмыкнул домовой. – Однажды он просто забрал Зою к себе, и все. Не знаю, что у нее было в голове. Я видел Зою разной: грустной, счастливой, окрыленной, а в этот раз она словно жила, соревнуясь сама с собой. Пыталась что-то доказать, бежала от собственного «я». Видимо, так и выглядит переломный момент личности. Жаль, я никогда не узнаю, кем она могла бы стать. «Так говорят те, кто действительно любил», – Рогнеда прикусила язык, боясь сказать лишнего. – «Он рос вместе с Зоей, строил планы. Смысл его жизни – это сама Зоя, а теперь ее не стало». – Там найдешь ее вещи, – Домовой кивнул на дверь, ведущую в гардеробную. – Бери все, что хочешь. Препятствовать не стану. – Сказал и исчез, оставляя Рогнеду с тяжелыми мыслями. Раздавшийся звонок в дверь ознаменовал начало их маленького обмана. Как и было оговорено, в квартиру пожаловали мать и старшая сестра, Ольга. С оглушительным визгом она налетела на Рогнеду и тут же начала сыпать упреками на мнимую сестренку, однако стушевалась при виде преобразившегося Казимира и Баюна с Моревной, которые представились родственниками «Кирилла». Марья решила не рисковать и все же опоила оборотным зельем Казимира, заставляя принять личину друга. При помощи природного очарования упырь обязывался воздействовать на близких Зои, создавая дружескую и спокойную атмосферу. Рогнеда поочередно представила каждого, впивая от волнения ногти в ладони. «Чтобы тебя полуночницы расцеловали, Кир! Ввязался в отношения на мою бедную голову», – мысленно ворчала она, натянуто улыбаясь. Однако встреча протекала гладко: Баюн усыплял бдительность, рассказывая одну историю за другой, пока упырь воздействовал на память и восприятие гостий. Сидя и кивая, подобно кукле, Серая потянулась к одной из тарелок с едой. – Надо же, – изумилась мать почившей. – Зоя без сотни уговоров тянется к еде – нонсенс. Что же ты, Кирилл, сделал с нашей девочкой? Подменил, что ли? Рогнеда тут же подавилась, не разделяя общего смеха и с опаской поглядывая то на Марью, то на Ивана. Баюн лишь улыбнулся в ответ, подбадривая, однако аппетит у Серой пропал. – Свежий воздух способен творить чудеса, – ласково проговорил Казимир, при этом глаза его сверкнули слишком ярко. – Признаю, я очень долго уговаривал Зою переехать и практически отчаялся, как она вдруг согласилась. – Да, дорогая, ты нас здорово перепугала, – недовольно заметила Ольга. – Никаких сообщений, звонков или фото. На работе тебя не видели, дома никого нет. А Кирилла мы найти не могли – номер и адрес не знали. Не хочешь объясниться? Мы вообще-то переживаем и начали бояться самого страшного. Рогнеда, вспомнив заученный текст, принялась заверять, что не хотела никого пугать. Ей якобы надоело постоянное внимание и пребывание в интернете, и она с радостью приняла предложение Кирилла оставить ненадолго телефон и погрузиться в себя. Ольга переглянулась с матерью, сомнительно вскинув брови. «Их» Зоя ни за что бы не оставила работу так легко. Вся затея с переездом не нравилась Ольге с самого начала, а таинственное исчезновение выбило из колеи, враждебно настраивая против Кирилла. Теперь же ей пытались скормить сказку, что все в порядке и нет причин для волнения. Марья, видя сомнения и считая каждую минуту, едва заметно кивнула Баюну, одобряя гипноз. Не было ни времени, ни желания нянчиться с людьми – с этим они смогут разобраться позже. Даже из беглого разговора с близкими Зои стало ясно, что их тоже начали донимать кошмары, хоть и жили гостьи достаточно далеко от завесы между мирами. Было ли это следствием переживаний или все же проклятия Нави – Моревна не знала, но рисковать не хотела. Еще полчаса, и они смогут успокоить близких, почивших до поры до времени – явятся позже и разберутся с их судьбами по указке Хозяйки Зимы. Сейчас же стоило поторапливаться в лес Сосновца, ведь именно там стоит искать чудо. Леший «В каждом лесу свой леший обитает. К людям они спокойны бывают, но ежели гнев их привлечь, то жизни уже не сберечь». Из речей людей о хранителях леса Времена прошлые, граница между Явью и Навью Много лет тому назад это было, да только ныне мало кто о сем помнит. Годы идут, время обращает все в прах, сменяются поколения, но те, кому дана вечность, перестают замечать перемены. Только лишь в сердце может разрастаться огромная дыра и зреть тоска о былом. Так и было с Сосновцем – лешим, что уже давно хранил обиду на отца и горевал по матери, умершей много веков назад. Печальная история с ними приключилась… В одной деревеньке жила маленькая семья лесничего: отец, мать да дочка. Существовали они скромно, но всего на троих хватало. Одна лишь тоска головы родителей занимала: как бы им дочку замуж удачно выдать, ведь годы старость их приближали. Однако Аглая о том и слушать не желала: не видела она себя ни примерной хозяйкой, ни женой доброй, ни матерью счастливой. Охота – вот что ее влекло. Батюшка ее местным лесничим был, а потому не чуралась девица леса темного, не боялась топей коварных, не страшилась зверей диких. Часто Аглая с отцом в чащу уходили, за порядком приглядывали и заплутавших выводили. Ничто светлоглазую не радовало, кроме переговоров крон деревьев над головой, туманной пелены под ногами и прохлады, чуть щеки щипающей. Так и жила бы себе припеваючи Аглая, покуда однажды не заговорили отец с матерью о свадьбе ее скорой. Условились родители и теперь ждали, когда явится свататься суженый. Расплакалась Аглая, умоляла повременить и не торопить ее никуда. Уверяла девица, что не пришел еще ей черед замуж выходить. Слезы роняла о том, что судьбу свою не повстречала, а коль так, то негоже ей ни с кем клятвами обмениваться. Одначе против слова родительского сложно пойти. Бранился отец, мать причитала, но никто из них не слушал пламенных речей – дело уж сладилось. Тогда решилась Аглая на отчаянный шаг: из дома бежать, в лесу скрываться, только бы женой не называться. Месяц новый из-за завесы облаков выглядывал редко, освещая путь-дорогу девице, коя подобно кошке из окна проворно выскочила и меж деревьев затерялась. Аккуратно она ступала и старалась следов не оставлять, чтобы тятя поутру запросто не нашел. На душе неспокойно было, изводило решение собственное, но не желала Аглая просто так сдаваться. Три дня она плутала, к концу седмицы думала до границы леса доберется, но тот словно не заканчивался. Меж тем все запасы опустели, а тропинки незнакомые теперь под ногами бежали. Точно знала Аглая, где озеро лежит, но ныне все единым казалось. С тревогой в сердце понимала, что потерялась. Ночами холодать стало, и девица, которая к этому времени должна была уже добраться до соседней деревушки, ныне мерзла сильно. Хвори тело долго не противилось, и начал жар донимать. Страшно и тревожно: может, вернуться домой? Одначе и тут неудача поджидала – к избе родной тоже не могла Аглая дорожку сыскать. Заплутала навсегда. Поняла она, что смерть уж близко. Месяц ясный свысока глядел: под дубом раскидистым, в корнях кривых, устроилась на ночлег Аглая, дрожащая от холода. Спутались рыжие пряди, губы потрескались без воды, и только помятые ягоды в кармане одиноко лежали. Силушки ее оставляли. Раскаялась она в своем поступке, глупость признавая, и стыдно пред родителями стало: они добра для нее желали, а она себя вон как глупо повела. Слезы медленно по ланитам катились. Сон тревожный, полный обмана, Аглаю нашел и в оковы бреда завел. Ей бы выше забраться, место надежное сыскать, но не могла хворающая даже веки открыть. Сквозь пелену дурманящего сна показалось Аглае, словно кто-то ее на руки поднял и отнес в избушку. Чудилось девице, что напоили ее отваром горьким, а после на лежанке оставили.