В ту пору враги подле границ обосновались, битвой угрожали, смерть люду предвещали, с князя великого дань требовали. Созвал всех Всеволод и стал речи высокие вести, дух боевой поднимать и храбрецов наставлять. Страшно ему было за сыночка своего, да нежничать не стал – не положено. Поглядывали на Казимира братья названые и тихо шептались: силушку тот показать наконец-то сможет – коль хвалился пред всеми подвигами пустыми, так теперь жребий удачный выпал. Выстроились ряды слаженные, замелькали стрелы вражеские, зазвенела сталь в руках храбрецов. Трещали щиты, кони склонялись, насмерть сражаясь. Гром в небесах разразился, дождь глаза застилал, ветер сильный поднялся. Крики, слезы, проклятия – всем наполнилась земля. Лишь один воин крепкой стеной стоял. Казимир, не ведая слабости, рубил супостата налево и направо. Глаза кровью налились, сила звериная в теле пробудилась. Не замечал он ничего, напролом шел, ударов чужих не ощущая. Победу кровавую чрез все поле пронес. Дар Олеси мощным оказался: никто ему теперь не был страшен. Так повелось с той поры: все пред Казимиром преклонялись, богатырем бешеным величали, а за спиной недобро шептались. «Негоже так люд истреблять», «нечисто тут», «не мог он так резко сильным стать», «душу продал, проклятый», – недобрыми слухами слава воина обрастала, однако не занимали Казимира пересуды. Гордился отец, плакали сестры, Аннушка молитвы богам шептала и избавления от нечисти для брата желала. Казимир же печали не ведал: не было равных ему, враги в страхе пред именем одним падали и пощады молили. Славен был путь, но плату пришел срок возмещать. Больно кулон грудь обжигал, к хозяйке вызывая. Помышлял Казимир к ней на поклон прийти, златом и серебром осыпать за дар столь великий, да передумал. Сорвал веревку и выбросил в воду. В тот же миг ветер тучи нагнал, и засверкали молнии. Явилась Олеся видением туманным, яростна была и кричать стала: – Ирод, трус и подлец! Вот как заплатить удумал мне, окаянный! Предупреждала я, что предательство дорого стоить тебе будет. Так знай: сестры твои одна за другой помрут вместе с мужьями, но хуже всего Аннушке милой придется – долго мучиться будет от хвори, а после и она отойдет. Отец твой в бою первом поляжет, а девка, что ко мне спровадила, ослепнет в одночасье и в лесу сгинет. Испугался тогда Казимир, захотел прощенья вымаливать, но язык точно к нёбу намертво прирос. – А ты, предатель трусливый, не познаешь смерти отныне, станешь вечно по миру скитаться, – взмахнула рукой Олеся, и по колени в землю Казимир ушел. – А коль кровь людская по вкусу пришлась, так быть тебе отныне упырем, – злобно расхохоталась ведьма и исчезла. Слова ее тут же в жизнь воплотились: посерела кожа Казимира, глаза алыми стали, когти уродливые отросли, жажда странная голову дурманила. Выл он, дергался, с места сойти пытался, от лучей солнца скрыться, да не мог. Жестока была Олеся в проклятии своем – землю вокруг молодца в болото превратила, на муки вечные обрекла. Голод тело ослаблял, разум туманом заволокло, и крови горло желало: в упыря навсегда Казимир обратился. Сколько так страдал – не ведал он. Не отличал ни снега, ни дождя, ни ночи, ни дня. Лишь солнечные лучи оставляли все больше и больше шрамов на лике упыря. Воплощение злого рока – великанша Лихо – подобно аспиду рядом вилась и по маленькому кусочку отнимала ежедневно душу упыря, лишая его надежды на спасение. В детстве еще от Аннушки-сестрицы узнал Казимир, что бродила по свету Лихо и пожирала души, утаскивая их в свою низину, где гнили они вечно меж болот и бурелома. Только самые отчаянные и злые души попадали в лапища ужасного существа. Сказывала сестра, что нет в Нави места мрачнее, чем та низина, из коей дороги обратной уже не сыскать. Только сама Морана могла наведываться туда, однако и то случалось редко – незачем было Хозяйке Зимы глядеть на мучения проклятых душ. Так и стоял посреди топи Казимир, лишенный надежды и поглощаемый великаншей, ожидая кончины. Спасение явилось в странном обличье, еще более страшном и дивном, да только не думал о том упырь, когда из топи его вынимали. Случайно нашла Казимира Марья, и сжалось сердце ее при виде покрытого ожогами упыря. Жалко стало его на произвол судьбы оставлять, и решила чернокнижница помочь душе неприкаянной. Упросила она Морану позволить Казимиру жизнь сохранить и вину искупить тем, что будет он во всем Моревне помогать. Хозяйка Зимы долго думала, но, просмотрев всю будущую судьбу упыря, согласилась и велела Лиху освободить страдальца. Жутко злилась великанша одноглазая, проклятиями и угрозами сыпала, но приказ исполнила – отпустила остатки души Казимира. – Ежели получит искупление, то явится упырь ко мне и перед судом моим предстанет. Там я и решу его судьбу, – прошипела сквозь зубы Лихо и, подобрав порванные подолы грязного плаща, исчезла в тумане. Казимир спасению был несказанно рад и пообещал Марье, что станет верным другом и помощником во всех начинаниях. Ослабленного солнцем упыря Морана забрала в Навь, где и выходила молодца, обучила новым обликом пользоваться и в иную жизнь ввела. Как окреп Казимир, так к семье своей поспешил с Марьей вместе, желая от страданий их избавить. Однако не смог найти никого: слишком много лет утекло, и жизнь близких уж прошла, оставаясь только в памяти Казимира. Долго страдал и рыдал над холмиками упырь, когтями землю разрывал и себя с Олесей проклинал. А ведьма лукавая исчезла, словно и не было ее никогда. Подозревал Казимир, что просто от него Марья правду скрывает и от мести защищает. – Когда придет время, я сама тебе все расскажу и истину открою, – проговорила однажды Марья, после очередного упрека во лжи. – Но пока что не стоит тебе ничего про Олесю знать. Прости, – виновато улыбнулась тогда чернокнижница и лишь руку упыря сжала. Спорить с ней Казимир не стал, но и поисков не оставил, посвящая жизнь мести. Так и стал существовать Казимир меж Навью и Явью, вторую предпочитая, да только теперь новой клятвой связан был. Обитал он средь людей, иногда клыки в них вонзая и жизни только у преступников забирая. Однако не Казимир судьей выступал, а чернокнижница, что волю Мораны несла и серпом ее верным служила. Шли годы, сменялись века, и лишь одно оставалось неизменным – жажда расплаты и освобождения. Ночной клуб, Явь Казимир сидел в собственном клубе, окруженный теми, кого желал бы испить в любой момент, и наслаждался всеми удобствами, будто на самом деле был живым. Свой настоящий облик упырь мастерски замаскировал зельями, не позволяя никому разглядеть ни длинных когтей, ни залитых кровью глаз. Однако обитатели Нави ясно видели его истинное лицо и ощущали запах гнили и разложения, который сопровождал каждого живого мертвеца. – Как поживаете? Вы совсем кислые! Неужели случилось что-то? – Казимир притворно посочувствовал, не скрывая насмешки. От него, как и от всех остальных, не сокрылось разрушение завесы. Баюн, надменно глядя на упыря, скрестил руки на груди. Заметив это, Казимир противно захихикал. Между ними существовала давняя вражда: Казимир при первой же встрече с Марьей Моревной воспылал к ней крепкой симпатией. Настойчивые ухаживания, поток нескончаемых комплиментов, «случайные» встречи – упырь пытался всем окружить свою спасительницу, испытывая к ней искренние чувства. Чернокнижница, хоть и не отвечала взаимностью, всегда встречала упыря улыбкой и беседовала с ним часами напролет. Иван, глядя на это, лишь скрипел зубами. Он ревновал, но никогда не мешал общению Марьи с другом, которым она дорожила. Однако непрекращающийся поток знаков внимания все же неимоверно раздражал Баюна, поэтому в итоге он не вытерпел и высказал Казимиру все, что думал. Тогда отношения Ивана и Марьи только-только начали расцветать и приобретали романтический характер, а потому оборотень очень переживал. В ответ на пылкую речь Баюна упырь просто хмыкнул и сказал, что подобные вопросы должны решать не они, а сама чернокнижница. – Время покажет, кто для нее просто друг, а кто суженый, – проговорил он, подначивая Ивана. Слова Казимира оказались пророческими: спустя пару месяцев Марья Моревна сама попросила упыря оставить все попытки завоевать ее сердце. Пускай чернокнижница и заверила, что навеки останется верной подругой, упырь все же расстроился и не упускал ни единого случая поддеть Баюна. Дружба Марьи и Казимира действительно прошла через века и не ослабла по сей день, равно как и неприязнь упыря и оборотня. Теперь же они сидели в заведении живого мертвеца, ожидая получить от него помощь в столь деликатном деле, испытывая крайне противоречивые чувства. Практически осязая сверкающие между двумя недругами молнии, Рогнеда изо всех сил пыталась вжаться в диван, и только Марья казалась величественно спокойной. Отодвинув портьеру, официантка прошмыгнула к столику, расставляя напитки с рядом закусок, при виде которых глаза Серой загорелись восторгом. Поблагодарив официантку, спешившую скрыться, Рогнеда тут же потянулась к маленьким тарелочкам, стараясь не замечать вечно недовольного лица чернокнижницы. – Угощайтесь, надеюсь, моя скромная еда придется по вкусу оборотням-гурманам. – Казимир расплылся в ухмылке, обнажая заостренные клыки. Рогнеда, которая на дух не переносила упырей из-за их наглости и заносчивости, хотела высказать все, что думала, но, взглянув на сдержанного Баюна, прикусила губу. С щемящей болью она вспомнила свой милый дом, в котором сейчас могла бы спокойно спать и видеть крепкие сны. Однако реальность диктовала другие условия. Глядя прямо в красные глаза упыря, Рогнеда прожевала и залпом осушила первый попавшийся коктейль, вызывая у него лишь снисходительную улыбку. – Если ты так голодна, то могу попросить принести что-нибудь посущественнее, – предложил он. – Не стоит, – вмешалась Марья, уставшая от представления. – Полагаю, еды достаточно, чтобы Рогнеда утолила свой необузданный голод. Времени не так много. – Как вам угодно, но, если что, не сдерживай аппетит, моя дорогая, – проворковал Казимир, расхохотавшись, глядя на вытянувшееся лицо Серой. Целая тирада брани вертелась у нее на языке и тотчас вырвалась бы, если бы не Марья, мысленно пославшая заклинание спокойствия. «Ох, ну да, конечно. Чуть что, так сразу чары, и молчи волчонок, а то много болтаешь!» – возмутилась Рогнеда, сдаваясь мягким объятиям чар. Их действие спадет спустя пару минут, но этого достаточно, чтобы наконец подобраться к сути встречи. – Я смотрю, твой бизнес процветает. Давно ли дела пошли в гору? – искренне поинтересовалась чернокнижница у старого друга. – Полгода уж. Но мы с тобой не виделись все это время, а я ведь так скучал, – страдальчески протянул упырь, заставляя Баюна закатить глаза. Его выдержки хватило бы на кого угодно, кроме этого заносчивого упыря. – Полагаю, Кирилл хорошо знает про этот клуб и часто тут бывает, – продолжила Марья, улыбаясь, но взгляд ее оставался холодным. Казимир, довольно хмыкнув, взял со стола апельсин и начал его очищать, не обращая внимания на суровое выражение лица Баюна и нахохлившуюся Рогнеду. Цитрусовые – единственное, что по сей день любил упырь и что совсем не переносили оборотни. – Как всегда, проницательна и обо всем осведомлена. Право, ничего от тебя не утаить. – Заканчивай кривляться, – предупреждающе проговорил Иван, которому порядком надоел неуместный спектакль. Марья украдкой бросила на Баюна извиняющийся взгляд, умоляя потерпеть выходки красноглазого друга еще немного. Она знала, что такое поведение не более чем напускная бравада, которую легко унять, но грубить совсем не хотелось. И уж точно не было никакого желания обращаться к кому-нибудь другому за помощью. – Я пришла к тебе, чтобы предложить сотрудничество. Что скажешь? – спросила Моревна. – Ну надо же! Что я слышу, прям ушам не верю! – воскликнул упырь. – Неужто сама великая дочь Кощея, могущественная чернокнижница и протеже большой шишки, не в состоянии справиться самостоятельно? – Казимир закинул одну дольку в рот. – Что, даже такие замечательные помощники бессильны? Глаза Баюна опасно вспыхнули, а Рогнеда выпустила когти, ощущая, что заклятие спало. Лицо Моревны украсила улыбка, напоминающая звериный оскал. – Я считала тебя другом, который всегда готов прийти на помощь без лишней болтовни, – растягивая слова, проговорила Моревна. – Но ты испытываешь мое терпение, и мы зря теряем время. Прости, что побеспокоили. Только она встала, намереваясь уйти, как Казимир вскинул руку и удержал ее за локоть. – Марья, извини, я не хотел тебя обижать, – раскаялся упырь. – Прошу, сядь и начнем этот разговор заново. Я заигрался, прости. – Как запел, когда понял, что сказал лишнего, – с иронией бросил Баюн, одаривая Моревну улыбкой. – Расскажи все, что знаешь про эту злосчастную Зою. Они ведь познакомились с Кириллом здесь, не так ли? Рогнеда проследила, как Казимир сощурился, а затем медленно кивнул. Все это время Серая уговаривала Кирилла быть осторожнее и поменьше бродить как раз по таким заведениям. Теперь же она сидела, возможно, на том же самом месте, где Змей впервые встретил Зою. Неуместные вопросы заполонили ум волчицы: любил ли Кирилл девушку на самом деле; чего он добивался; существовала ли между ними искренность, или все это было обманом. Тряхнув головой, Рогнеда попыталась выкинуть ненужные мысли и сосредоточиться на рассказе упыря. Однако ничего интересного Казимир поведать не мог: в его представлении Зоя была просто красивой и смышленой девушкой с пробивным характером. Кирилл особо не делился подробностями их отношений, хотя, по мнению упыря, они складывались слишком уж бурно: Зоя переехала в особняк на пятый месяц знакомства. Чего она добивалась и к чему стремилась – Казимир не знал, но в искренность не верил. – Впрочем, если вам нужны подробности, то это лучше спрашивать у самого Змея, – заключил Казимир. – Но раз вы здесь, то, думаю, у вас уже созрел план. Марья, ты, кажется, просила меня о сотрудничестве. Упырь облизнулся, а в глазах мелькнула кровожадность. Рогнеда наградила его презрительным взглядом, про себя порицая за неуместную жестокость. – Чего хмуришься? – тут же отреагировал Казимир. – Тебе что-то не нравится в моем обществе? – Конечно! – воскликнула Рогнеда. – Тоже мне команда собралась: непроницаемая глыба в лице кота-оборотня, нахальный кровопийца и… – Она замялась, не решаясь отпускать комментарии в адрес Марьи. Баюн, которому порядком все надоело, подался вперед и быстро пояснил план: – Нам нужно собрать близких Зои в ее квартире, создать иллюзию семейного ужина и скормить им легенду, что все хорошо. Так они перестанут искать почившую и вздохнут спокойно. Нужны твои способности гипноза и воздействия на человека. Понятно объясняю? Казимир усмехнулся и перевел взгляд на Моревну: – И не стыдно тебе будет так нагло вмешиваться в судьбы людей? В глубине души Марья, как и Баюн, не одобряла идею обмана, но другого выбора не было. – Приказы раздаю не я, – отрезала чернокнижница, не желая больше обсуждать решения Пряхи судеб. Казимир обвел собравшихся довольным взглядом и предположил: – Значит, ты будешь применять оборотное зелье, а я за змеюку буду, да? – Марья кивнула. – А кто станет изображать Зою? Надеюсь, ты? Марья указала на Рогнеду. Та со скучающим видом разглядывала когти, надеясь, что никто не заметит, как она на самом деле дрожит от страха. – Жаль. Не отказался бы с тобой влюбленных сыграть, – елейно произнес Казимир, но тут же вскинул руки, видя озлобленный взгляд Ивана. – Тише, тише, киса, не пугайся, мое обворожительное личико и сладкий голосок на нее не действуют. Хорошо, я понял, чего вы хотите, но расскажите мне про… Пронзительный женский крик прервал Казимира, заставляя всех вскочить на ноги и броситься на помощь. В один миг в зале, заполненном людьми, наступила тишина: только надрывной плач сотрясал стены. Упырь, расталкивая всех, бросился к источнику шума, придирчиво разглядывая толпу – старался запомнить каждого.