Морана серьезно проговорила: – Нам предстоит найти кровь тех, кто избавился от насланного проклятия Нави. А вот где это искать – пока что не знаю. Рогнеда озадаченно потерла лоб, пытаясь осознать все сказанное. «Иди туда – сам не знаю куда, добудь то – не ведаю что – истинная сказочная загадка. Час от часу не легче», – мысленно ворчала Серая. – Теперь, когда ты более или менее в курсе, прошу следовать за мной, – произнесла Моревна. Галантный Баюн тут же оказался поблизости, помогая чернокнижнице выйти из машины. Серая же от протянутой из вежливости руки отмахнулась. Холодный ветер проникал за воротники пальто – слишком ледяной воздух для Яви. Выйдя из переулка, троица из Нави тотчас оказалась окружена яркими и кричащими витринами, проносящимися по центральным улицам машинами и спешащими в разные стороны людьми. Несмотря на непогоду, желающих отдохнуть в вечер пятницы было предостаточно, поэтому Рогнеда непроизвольно жалась к Марье и Ивану, стараясь держаться подальше от шумных сборищ. Она едва поспевала за широким шагом Баюна, который мрачнел, подходя к месту назначения, но сдерживался и не отпускал едких комментариев. Наконец Марья обогнула здание и, свернув в очередной переулок, остановилась у затемненных, ничем не примечательных снаружи дверей. Войдя, друзья замерли перед высокой лестницей, утопающей в переливающейся подсветке. Марья перекинулась парой слов с чопорным мужчиной на входе и, благодарно улыбнувшись, последовала наверх. Никогда прежде Рогнеда не бывала в ночном клубе, поэтому озиралась с нескрываемым восторгом. С потолка свисало несколько многоярусных люстр, выполненных в сложной кубической форме. Широкая лестница вела вниз, на первый этаж, который переливался в светло-голубых тонах, чуть освещая ряды столиков, расположенных по периметру. В центре был установлен подиум, на котором выступали парень с девушкой, вызывая восторженные возгласы у танцпола. Рогнеда со смесью восторга и страха наблюдала, как толпа веселилась и громко подпевала. Противоположную стену занимала барная стойка, возле которой толпились официанты, а гости восседали на высоких стульях. Баюн, видя восторженное лицо Серой, прыснул в кулак, заставляя волчицу смутиться. Марья тем временем общалась с подоспевшим администратором, который, выслушав просьбу чернокнижницы, выпучил глаза, но, кивнув, засеменил вдоль приватных столиков к самому дальнему. Только сейчас Рогнеда заметила ниши, окутанные темнотой и выполненные в сдержанных тонах. – Хватит так смотреть, – одернула ее Марья. – Неужели ты никогда не бывала в ночном клубе за столько лет? – Не было повода, – пробубнила Рогнеда. Баюн одобряюще похлопал волчицу по плечу. Администратор вернулся и с натянутой улыбкой провел их к столику, отодвинув край плотной портьеры. Оттуда сразу повеяло едва различимым запахом гнилых яблок, заставляя могучую фигуру Баюна напрячься в один миг. Внутри небольшой комнаты на кожаном диване вальяжно развалился мужчина с неестественно бледным лицом. Темно-русые волосы были уложены в прическу, бордовый костюм скрывал подтянутое тело, а на пальцах сверкали два кольца-печати. Завидев гостей, мужчина чуть оскалился, обнажая острые края клыков. Он внимательно посмотрел на чернокнижницу и развел руки в стороны, приглашая присоединиться. – Здравствуй, Казимир, – проговорила Марья. Она распахнула пальто, усаживаясь справа, и выразительно посмотрела на Баюна и Рогнеду, заставляя тех сесть по левую сторону. – Как же я рад встрече, – ухмыльнулся упырь. Упырь «Опасен дар, что ведьмой дан, но хуже его предательство. Цена его страшной бывает: такой, что даже смерть желанной покажется». Из наставлений Бабы-Яги душам, что попали в Навь Годы темные, полные войн, Явь В стародавние времена земля войн кровавых много знавала, слезами горькими и ручьями багряными сполна умывалась. Собирали молодцев славных, снаряжали в дорогу дальнюю и на бой отправляли с песнями печальными. День ото дня казался хуже предыдущего и грядущего, неизвестностью страша. Лишь надежда и вера ярко пылали в сердцах, силами одаривая. Такова была жизнь у каждого воина, но даже в нее свет ласковый проникал и теплом согревал. У храброго и славного воеводы Всеволода таким светочем была его дружная и крепкая семья. После походов изматывающих, после битв тяжких и опасных с пылающим сердцем возвращался он домой. Там его встречали три дочки и один единственный сыночек. Жена Всеволода давно уж умерла, и все заботы да тяготы на дочерей легли. Спустя годы уехали старшие сестры, оставляя дом на попечение младшей Анны и братца Казимира. Теперь отец токмо их по возвращении встречал и умилялся всякий раз. Отрадно ему было глядеть, как Аннушка о брате заботится, воспитывает и наставляет. Год мирно миновал, покуда не пришел черед Всеволоду младшу́ю дочь замуж выдавать и судьбу сына решать. Оставив дом и хозяйство под присмотром Аннушки и новоиспеченного муженька ее, определил Всеволод Казимира к себе в дружину. Молодой, красивый и жадный до жизни повеса мигом просек свое выгодное положение и уж не думал упускать ни единого шанса на веселье. Шутки, проказы, вылазки в грады да деревни, мед хмельной и болтовня до рассвета – все это ему голову кружило. Не был похож Казимир на батюшку, и снискал он славу избалованного, капризного и подлого не по годам юнца. Невзлюбили его дружинники, а те, кто подле него держался, токмо лишь страхом и лестью дышали, выгоду в дружбе получая. Видел все Всеволод, но приговаривал, что временно это, и бой первый спесь выбьет из молодца. Однако и тут ошибался отец: далеко яблоко от яблони укатилось. Битвы кострами и звоном металла гремели, подвиги герои совершали и домой затем возвращались. Сильные и отважные витязи были у Всеволода: уважали они своего воеводу, в пример всегда ставили и за ним насмерть шли. Одначе иногда случалось, что отчего-то заслуженные почет и славу не герои получали, а Казимиру отдавали. Приписывались ему подвиги чужие, заслугами не своими он славиться и хвастаться удумал. Год так прошел, за ним второй минул, а вот третий уж поперек горла встал. Надоело это все молодцам неустрашимым, и решили они Казимира проучить, трусом его показать, на смех и позор поднять. Придумали заговорщики план и клятвой жаркой скрепили, а тому, кто захотел бы нахлебника предупредить, участь печальную пророчили. Однако Казимир непрост совсем был: заподозрил заговор и решил из этого выгоду получить. План выведать – задача сложная, никто бы ему помогать не стал. Даже друзья названые стороной обходили и не боялись гнева воеводы. Догадывался Казимир, что его или на бою потешном позорищем выставят, или в битве честной бросят на произвол судьбы. Силушкой богатырской Казимир не отличался – слишком высок да худощав был, а вот голова хитростью слыла. Решил он изощренно поступить, супротив всех правил пойти. Дружина тогда подле града одного стояла, отдыхала, сил набиралась пред походом дальним, да и распоряжений свыше ждала. Пара седмиц в ожидании пролетела. Оттого-то и частенько наведывались в городишко молодцы, проводя вечера веселые в теплых харчевнях. Уж шибко Казимир такие времена любил и ни одного шанса для вылазки не упускал. Чаще всего наведывался сын воеводы к дочке хозяина одной корчмы. Миловидна была девица, румяна, круглолица и на многое способна. Осыпал ее дарами Казимир, словеса ласковые на ушко шептал, дрожь по телу разжигая. Не могла пред ним ни одна дивчина устоять. Сия тоже на чары быстро повелась. Рассказала она ему как-то ночью легенду о местной ведьме, что на болотах обитала. Обращались к ней жители редко, ибо боялись проклятий, одначе всем она помогала и никого без помощи не оставляла. Теперь же, про заговор узнав, задумал Казимир к ведьме заглянуть. Взбрело в голову, что никто не посмеет его одолеть, ежели силушки он у тьмы попросит. Дождавшись первых звезд на небосводе, отправился Казимир в корчму, где его уже девица улыбкой лукавой встречала. Взгляды красноречивые, думы жаркие – сбежали они украдкой, покуда не заметил никто. Нравилась Казимиру красавица, забыться с ней до утра желал, да только не мог он от плана своего отказаться. – Лебедушка моя, – ласково прошептал молодец, – а веришь ли в сказки? Лежали они рядом, не волнуясь ни о чем. – Верю, – быстро согласилась она. – А ты? – Не-а, – протянул Казимир, глядя в потолок. – Сказки ведь на то и сказки, что вымысел в них все. – Как же? – удивилась девушка. – Разве не веришь ты в них? Как же вся молва про колдунов злых, что головы дурят? А про духов лесных, что заблудившихся поглощают, словно обед? – Ни разу я за все лета не встречал ни тех, ни других. Посему и верить отказываюсь. Вспыхнули возмущением очи девичьи, вдох глубокий она сделала и принялась пылко рассказывать все, что с жителями местными приключилось. Казимир улыбку, сродни оскалу, еле сдерживал: купилась девка. – А помнишь, я тебе говорила, что в лесу нашем ведьма живет? Как появилась здесь, всю округу распугала. Мужики поначалу прогнать ее хотели, а она их заколдовала и зубы заговорила. Молвила, мол, полезна будет: скотину от хвори спасет, урожай умножит, кому боли уймет. Так и оставили ее в покое. То ли боялись, то ли просто полезной посчитали. – А ты сама у нее была? – спросил Казимир, каждое слово готовясь впитывать. – Нет, боюсь я ее, – призналась девица, не замечая разочарования молодца. – Живет она в самом сердце леса, средь болот, в ветхой избушке. А меня темнота да лес страшат шибко. Вдруг там леший бродит и невесту ищет? – испуганно прошептала девушка, к Казимиру крепче прижимаясь. – Тише, милая, тише, – елейно пропел молодец, по волосам ее поглаживая. Узнал он все, что желал. Рассветные лучи застали Казимира на тропинке в лесу. Роса сапоги омывала, утренний туман силуэт укрывал – никто не должен был прознать, куда он направился. Незнакомая чаща пугала, но отказываться от планов Казимир не привык. Успокоившись, двигался молодец вперед, оставляя для обратной дороги засечки на деревьях. Благо умел он хорошо ориентироваться на местности и не терялся прежде никогда. К обеденному часу понял Казимир, что все же слишком самонадеянным оказался и зря так в себя поверил – заплутал. Всю уверенность в нем как ветром сдуло: деревья одинаковыми казались, тропинки не видать, всюду зелень глаз застилала. Пригорюнился молодец, на пенек опустился, голову на ладони уронил, слезы глотая. – Чем печален ты, соколик залетный? Вздрогнул Казимир и обернулся: за спиной девица стояла, на палку кривую опиралась и глазами зелеными сверкала. Выгоревший от времени сарафан стан худой прикрывал, рыжие косы на солнце огнем сияли, сбитые лапти в траве утопали. – Кто ты? – рассматривал молодец деву, а та взор не опускала, точно в душу глядела. – Олесей с утра величали, а ты кто таков? Зачем сюда явился? Из дому решил меня выжить? – Растерялся Казимир, не видал он никакой избы. – Ну! Что молчишь-то? Аль от красы моей головушку потерял? – рассмеялась она едко, во взгляде читался гнев. Игралась лукавая, насмешки не тая. Решил тогда Казимир от нее не отставать: – Ведьму я одну здесь искал, помощи у нее попросить желал, да, видать, не судьба мне с силами темными знакомство свести. Подошла ближе Олеся и спросила: – Отчего ж решил ты так, витязь усталый? Глаза свои серые протри и грудью полной вдохни. Вот она я, та, которую искал. Доволен? – Очень! С широкой и искренней улыбкой бросился к ней Казимир и принялся ручки целовать. – Полно-полно, – отмахнулась от него Олеся. – Пойдем внутрь, потолкуем. Тропкой узкой провела девушка Казимира чрез кустарник и вывела к неприметной, точно заколдованной, избушке. Со всех сторон она была покрыта мхом и вьюнком, а высокие деревья надежно скрывали дом от посторонних глаз. Внутри изба крепкой оказалась: сундуки с тяжелыми замками теснились вдоль стен, вязанки сухих трав свисали с потолка, кровать в углу стояла, а подле печки сидела дородная черная кошка. – Присаживайся за стол да рассказывай, кто таков и зачем к нам в глушь пожаловал, – проговорила Олеся, угощая гостя кашей да компотом. Пустился Казимир в рассказ о себе и проблеме, надеясь, что сможет ему ведьма помочь, а не на смех поднимет. Услыхала Олеся просьбу мирскую и загоготала, по столу ладонью хлопать стала. – Ох и забавны желания людей, диву даваться вечно могу, коль токмо ко мне бы ходить постоянно стали! Непонимающе поглядел на нее молодец, улыбку у девицы очередную вызывая. – Дела твои мигом решу, отвар изготовлю, и будешь витязем храбрым. Ежели ладно судьба сказываться станет, то затмишь однажды богатыря рязанского. Обрадовался Казимир, мечтами забылся да дела славные придумывать принялся. – Однако знай, что за услугу свою я всегда плату беру. – Недобро Олеся взглянула. – Как призову тебя, так явишься сюда и служить мне станешь, дар отрабатывать. Понял? Кивнул молодец, а про себя решил, что забудет наказ ведьмы, получив желаемое. Надела Олеся ему на шею веревочку, на которой камень с рисунком диковинным висел, да в обратный путь отправила, зельем загодя напоив. – Не снимай его никогда, тогда будешь силен, как богатырь, и враг любой пред тобою в бегство обращаться станет, точно заяц, – заверила Олеся. – Но запомни: предательство тебе дорого обойдется. А теперь ступай, кошка моя дорогу тебе укажет. Вечером воротился к отцу Казимир и честно признался, что в лесу заплутал. За что, конечно, тут же выговор получил, а следом и наказ собираться мигом, ибо выдвигалась дружина с рассветом.