– До поры до времени – да, но совсем скоро станет абсолютно все равно, – мрачно проговорил он, заставляя Моревну напрячься. Она выгнула бровь, ожидая пояснений. – Я слышал, как люди массово жалуются на головные боли. Считай, предпосылки. Чернокнижница вцепилась в руль. Подобное могло быть просто совпадением, но она знала, что это не так. Раз уже начались жалобы, значит, проклятие Нави расползалось с большой скоростью. – Значит, нет времени ждать, – процедила Марья и вжала педаль газа. Она хотела собраться с мыслями, прежде чем материализоваться в Нави перед Мораной. Даже если богиня еще не придумала план, медлить было нельзя. Кот Баюн «За дар внеземной наградой послужит знаний сила, облик новый и тихий тебе придется под стать. Вечно молод будешь, котом Баюном тебя отныне станут величать». Речь Кощея Бессмертного по принятию Ивана в Навь Сотни лет тому назад, Явь В некотором царстве, в некотором государстве жил Изяслав, знахарь потомственный. От отца к сыну в роду его умение передавалось: людей выхаживать, с хворью бороться, напасти отводить. Жена его разбиралась в травах и помощницей во всем слыла. Два мальчика в семье обитали – Юрий да Иван. Погодками молодцы родились и шибко друг от друга отличались. Старший, Юра, силен был не по годам. Мечтал он однажды стать богатырем могучим, слава о коем сквозь века пройдет. Дара отцовского не получил Юра: не понимал он тонкое мастерство знахаря. Подвигов да путешествий душенька его желала, а не над ступками корпеть и людей выхаживать. Родители слушали его мечтания и умилялись, но в серьезности его намерений не сомневались – со всем их дитятко справится. Иван же к талантам батюшки тягу испытывал, хоть и годков ему всего десять было. Любопытный мальчишка все изучал, смотрел и вопросами сыпал на головы старших: просил рассказать, как хворь изводить, раны лечить и боли снимать. Изяслав, глядя на кровинушку, гордился и благодарил богов, что ребенок призвание потомственное принял. – Вот подрастешь немного и начнешь всему обучаться, – ласково сказал Изяслав после очередной порции вопросов. – А пока что кашу ешь и Юру слушайся. Кивнул довольно Иван и принялся еду ложкой черпать, не замечая, как нахмурился Юра и кулаки сжал. Обида его сердце отравляла, зависть корни в душе распускала. Хотелось мальчишке тоже внимания и одобрения такого сыскать, да только все ласки и объятия отцовские притворными казались. Думал он, что родители совсем не любят его. Возжелал тогда Юра дар лекаря себе заполучить и по наивности решил, что в кладовой отца сила вся хранится. Каждый раз как оставалась изба пустой, так сразу туда бежал мальчишка. Таинственную магию всюду и во всем искал: травы вертел, по мешочкам лазил, рукописи старинные рассматривал, порошочки рассыпал, припасы перебирал. Ступы и пестики разные, камешки с узорами, отвары в баночках – от восторга и предвкушения глазки детские разбегались. Однако шло время, но не находил Юра никакой силы в кладовой отца. Не было ларца чудного, не светились запасы магией особой, не шептали травы заклинаний – все обычным и пустым казалось. Отчаялся тогда мальчишка, взбесился и скинул с полок все миски, мешки вытряхнул и растоптал травы. Он чувствовал злость и обиду. Выскочил Юрка как ошпаренный из горницы и на улицу убежал, не заметив притаившегося под лавкой вместе с кошкой братца меньшого. Давно за старшим Ваня следил, но тайну хранил, ибо знал, как сильно тятенька разозлится. Переживал он и на сей раз, ведь беспорядок такой так просто не скрыть и достанется потом знатно. Делать нечего – убираться надо. Подмести, подлатать, перебрать и попытаться хоть что-нибудь из запасов спасти. За делом этим и застали сына отец да мать. – Прости меня, тятенька, я так хотел сюда попасть… – виновато залепетал Ванюшка. – Я случайно, правда… Изяслав ругаться уж намеревался, как вдруг усмехнулся и, потрепав по голове сына, притворно строго наказал все убрать. Негоже ему было серчать: дитятко ведь знаний силу постичь желало, да не по наставлению родителей, а само. Матушка пожурила подольше, но тоже в душе умилялась и радовалась. Так и ссоры избежали. Лишь один недовольным остался: Юрка в оконце все видел и слыхал, пуще прежнего злясь и желчью исходя. Теперь должником он выходил пред меньшим и хитрым братцем. С той поры немедля больше стал Изяслав сына обучать. Внимал рассказам Иван и прознал, как всю деревню знахари обходят с травами для защиты от болезней; как листья правильно истолочь и к ране приложить; как ушиб залечить; как заговор прочитать и хворь от люда отвести. Глаза разбегались от богатства трав да кореньев матушки-природы, восторгом светилось лицо мальчика – наконец он в тайну оказался посвящен. Не могли налюбоваться родители, диву давались – хоть один сын проникся их мастерством, да так скоро и ладно, что не иначе как великий дар небес на них снизошел. Так год минул, и с каждым успехом Ивана в сердце старшего брата обида силилась. Травы Юра не различал, отвары путал, заклинания не выговаривал. Пытался он за Ванюшей повторять и наговоров значение познать, однако же худо кончилось – чуть в Навь кошку не отправил, если бы Ваня вовремя не подоспел. Много тогда слез и криков было, что не вытерпел Изяслав и приказал старшему сыну: – Коль не твое, так оставь. Знахарем тебе не стать. Мама ласковее оказалась и утешила Юрку, к сердцу прижимая: – Не страшно, коль не получается знахарство познать. В мире дел много полезных и славных есть, нужно лишь свое найти, и тогда складно все станет. Раз нравится о битвах мечтать, так сражаться учись, и однажды о тебе, богатыре, слава по мирам стелиться будет рекой шумной и быстрой. Хоть речи приятны были Юре, но все же душу не успокаивали. Иван же брата жалел, учить пытался, да только маслица в огонь подливал и злобу в душе взращивал. – Где видано это, чтоб младший старшего наставлял? – возмущался Юра, урожай собирая. – Как же получилось так, что Ванька умнее меня выходит? – Животных мальчик к сараю подгонял. – А батюшка с матушкой каждому слову его рады, за верный поступок лобзают, дарами осыпают! – Ножик точил и дела злые замышлял. Заползла темень в сердце Юры, и решил он от братца избавиться – дурное дело, но лишь припугнуть и приструнить желал, сам героем хотел сказаться. Слыхал он от бабок, что в лесу видали мужики, как в старую избушку лесничего чужак в плаще захаживал. Побежали они, проверить думали, да только никого не нашли. С той поры косо охотники на постройку глядели: ни души подле не появлялось, однако ночами свет в оконцах мелькал. Стали сказывать, что злой колдун там обосновался аль сама темная сила разжилась. Изба та в сердце леса стояла, дорожка к ней протоптанная вела, хоть и петляла змеей по оврагам. Место гиблое – за ближайшими холмами уж топь начиналась. Как туда свернешь, так и не выйдешь никогда. В эти земли гнилые и решил Юрка братца спровадить и проучить, а после спасителем сказаться. По плану лихому поведал он Ивану, что в лесу знахарь сильный поселился. Видал его Юра якобы подле поляны, где стада паслись. – У него трав больше, чем у тятьки, – рассказывал он Ване. – А какие склянки хранит – нашему батьке и не снились! Я сам видел, как знахарь ларец свой открывал, и диву дался, чуть не проворонил коровку нашу. Только представь: наверняка ларчиков у него пруд пруди, а в каждом хранятся травы диковинные да заморские. Чудеса, и только! Светел был душой Ванюшка, дурного не заметил и последовал в чащу лесную, с тропинки знакомой не сворачивая. Ходил он иногда здесь с отцом на полянку, где зверобой морем расстилался. Трава эта от болезней многих спасала, поэтому и брал с собой отец сына, наставляя и поучая. Шагали братья бодро. Мешочки на поясе Ивана успокаивающе шуршали, и за рассказами обо всем на свете не уследил он, как свернул на незнакомую тропинку, а братца и след простыл. В ловушку он попал на радость подлеца, что бдительность меньшого усыпил и исчез за деревьями, потешаясь. Обманул Юрка, подставил и в глушь темную Ивана завел, оставляя там прозябать до закатного часа. Желал братец над Ваней подшутить, попугать, а потом сжалиться и вывести малого. Притаился он в тени и стал украдкой глядеть. – Юра! – кричал Ванечка, по сторонам испуганно озираясь. – Юра, выходи! Где ты? Юра! Ему было страшно, он дрожал. Приметил Ванюша впереди крышу ветхую избушки и к ней поспешил, надеясь, что брат там прятаться удумал. В этот миг как раз и отвернулся Юра: внимание его отвлекли звуки да краски леса, посему решил он ягоды пособирать да на белок поглядеть, про Ивана вовсе позабыв. А как опомнился юнец, так поздно стало – в лесу он сам заплутал. Потерялись братья. Весь день и весь вечер по лесу скитался Юра, пытаясь дорогу домой отыскать. От топей гнилых старался держаться подальше, пробовал ориентиры разглядеть и по ним путь проложить. До поздних сумерек бродил мальчишка по лесной глуши, и только чудо его спасло: к полуночи возвратился в деревню родную. От усталости ноги заплетались, язык не слушался – измотался. Плакали отец да мать, слезы счастья и горя смешивая: оплакивали одного сына, радовались второму. Стал Изяслав собираться на поиски Вани, однако не поддержали его соседи: слишком ночь темна и лес опасен. Решили, коль сберегут ребенка духи, так поутру быстро найдут. Главное – ночь переждать. А тем временем у Ивана история иная складывалась. Как понял он, что потерялся, так стал думать, что делать дальше. Выход один только был: в доме стареньком остаться и молиться о спасении. «Уж лучше там, чем медведя на полянке повстречать», – поразмыслило дитя. Покуда солнце не село еще, стал Ваня печку растапливать да еду искать, благо водица с собой имелась. Ягод пригоршню собрал, но только тех, в коих уверен был. Обманчив ведь лес, коварны краски в сумерках – ошибиться и яда вкусить очень легко. Ночевать в избушке собрался, хорошо хоть печь работает, и лавка еще крепка. Вокруг дома травы росли: они и те, что за пазухой были, на защиту от нечисти пошли. Разложил повсюду Иван обереги узорами, кои батюшка показывал, а стены и пол разрисовал рунами – уголек в кармане всегда лежал. Дверь изнутри подпер, оконца все затворил, пламя загасил, одеяльцем худеньким укрылся и спать собрался. Однако краток был сон детский: услышал мальчик, как возле дома ходит кто-то. Замер, смирно лежал и еле-еле дышал. Вспомнил Ваня рассказ брата о колдуне, что якобы в этой избе обитал. Испугался, что злодей вернулся и теперь гневаться будет. Похолодели руки у ребенка, лишний раз пошевелиться он боялся. Тут в тиши скрипнуло крыльцо, дверь дернулась, но не открылась – хорошо ее запер мальчик. Зажмурился Иван и стал про себя молитву шептать, на силу оберегов и рун уповать. – Негоже дома чужие занимать, хозяев не пускать. – Страшный, точно неживой, голос раздался. – Открывай давай, гость нахальный! Еще пуще испугался Иван, да делать нечего: послушаться – беду впустить, а значит, надо по-иному поступать. – Врать не стоит, случайный прохожий, – произнес мальчик, голос изменить пытаясь – слыхал он на ярмарке, как мужики забавлялись и точно иными людьми представлялись. – Ежели хозяин ты, так отчего же ключом дверь не запер, коль уходил далеко? Притаился злодей, ошибку осознал: в двери замок был – новый, крепкий. На ключ, что на скамейке лежал, закрылся изнутри мальчишка и объяснений с замиранием сердца ждал. – Незачем мне запираться, – прозвучал ответ. – Богатырь я здешний, все боятся меня, а потому никто не тревожит напрасно. – Коль дом это твой, так отчего же покосился он весь? Неужто богатырь силушкой не обладает, чтоб наладить тут все? Избушка брошена давно была: пол прохудился, мыши все погрызли, запасов съестных не имелось вовсе, сундуки пустотой встречали. Стены наклонились, потолок дырами по углам зиял, оконца запылились, ставни рассохлись. Опять не то молвил злодей. – Раскусил, раскусил, – проговорил он наконец. – Незачем мне избушку налаживать, ведь не человек я вовсе, а леший. Задача моя за лесом следить да людей злых отгонять. – Зачем же тебе тогда изба сия нужна? Все знают, что леший не спит никогда, он – дух леса дремучего, защитник грозный. Речи и жилье людское ему чужды. Нет, не верю я тебе. Вспомнил Иван все сказки, что ему матушка на ночь сказывала, и пуще прежнего уверовал, что за порогом кто-то очень хитрый стоял. – Умен, шибко умен, – раздался смех. – Так просто не проведешь тебя, молодец. Чую я трав аромат да знаков ощущаю силу… – заскрипели ступени под шагами тяжелыми, прижался к кровати сильнее Иван. – Что ж, коль ночь пересилишь байками да молитвами своими, так будет тебе награда, о коей мечтать и не смел. Молвил незнакомец, и тут же избушка точно заходила ходуном, будто чудища на нее набросились со всех сторон. Затряслись стены от натиска ворожбы, и вдали словно грянул гром. Принялся Ванюшка заговоры читать, молитвы шептать и о заступничестве у сил высших просить. Вспомнил он, как отец рассказывал о чудесном действии зверобоя, и вытащил мешочек, с коим не расставался никогда, рассыпал вокруг себя траву волшебную, сжался клубочком и прикрыл глаза. – Не страшны мне твои чудища, не пугают меня звуки леса, – молвил мальчишка. – Все это сон дурной, вот там волк воет, а в той стороне лисица бежит. Нет здесь темных сил. Принялся Иван все звуки объяснять да сказку на ночь сочинять, себя убаюкивать и зло отгонять. Не нечисть в окна стучалась, а только ветер бушевал. Не чудища в дом скреблись, а мыши пробегали. Не Лихо ревела в ночи, а медведь добычу отыскал. А даже если и были то жители Нави, не стали бы они нападать на Ваню. Нет в том толку, коль дорогу он им не переступал и беду не навлекал. Успокоился мальчишка и крепко уснул, покуда солнечный луч за нос не куснул. Рассвет все тревоги в сердце унял, остатки кошмаров развеял, будто и не было ничего ночью. Осторожно вышел из избушки Иван и осмотрелся, дом обошел, следы разглядывал, но не смог ничего отыскать. Вздохнул Ванюша облегченно: приснилось все, значит, и только обрадовался мальчик, как замер в ужасе. Откуда ни возьмись появился возле порога мужчина. Волосы темные, глаза черные и злые, наряды смоляные, в руках худых и бледных посох резной – колдун, не иначе. Испугался Иван, попятился, понял, кто ночью стучался, и бежать захотел, да заговорил вдруг гость страшный: – Ну здравствуй, молодец ясный, далеко ли собрался? – Тишина была ему ответом. – Чего молчишь-то? Немым не сказывайся, речи твои ловкие и обманчивые слыхал. Так что отвечай. Ну! – Путь мой далекий и близкий, чрез лес проходит. В дом, что родным сказывался, да теперь и он чужим кажется, – вспомнил Ваня поступок брата, и тут же тоскливо на душе стало. Подошел незнакомец поближе и с высоты роста могучего на него посмотрел, точно в душу заглядывал. Не дрогнул Ванюша, не испугался и выдержал взор тяжелый. – Кто научил тебя травы понимать? – спросил колдун, разглядывая поясок Ивана, на коем мешочки висели. Запах от них сложно спутать было. – Батюшка и матушка, – честно признался мальчик. – Знахари, значит? – предположил незнакомец, на что Иван кивнул, очевидное не отрицая. Хоть и боязно было рядом с колдуном стоять, но любопытство сильнее оказалось, а потому спросил, покуда не передумал: – Зачем вы в дом ломились? Почему не зашли? Неужто зверобой такой силой обладает? Посмотрел на него внимательно колдун и медленно проговорил: – Любое средство в руках умельца способно стать настоящим оружием против всякого, кто вреда желает. Что до остальных вопросов, то отвечу кратко: я искал здесь одного ворожея. Страшный человек он, дел много натворил, и пришел ему черед за преступления свои расплачиваться.