Тяжело дева дышала, губа так и дергалась. Хотела она ринуться монеты собирать, да удержал ее на месте Баюн, не позволяя к ним прикоснуться. – Ты не понимаешь… – проговорил он, не выпуская ее из крепкой хватки. – Злато над тобой потешается, твоим духом питается и всех вокруг отравляет. Вот почему все это с вами происходит! Дурень я! Вырвалась из объятий Марья и руки скрестила, пояснений надменно выжидая. Принялся тогда Баюн рассказывать: – По приказу царя зачаровал колдун золото, да только не простым заклинанием, а особым. Ежели помнишь, как отец твой стал могущественным чернокнижником, то о многом тебе имя Ярополка скажет. После боя с Владимиром он в виде духа неприкаянного скитался долго, покуда не пристал к колдуну одному. Союз вышел подлый и мрачный – позволил колдун в посохе своем поселиться. Желал Ярополк отомстить отцу твоему, а потому, как токмо случай подвернулся, упустить возможности не смел. Он-то и придумал план про злато. Колдун поселил дух Ярополка в сокровищах, вред от которых настолько сильным был, что люди от одного только взгляда с ума сходили. Семья царская и слуги все рассудком помутились и померли вскоре. А царя нашли под горами сокровищ, будто сам он себя закопал, – закончил сказку Баюн, на бледное лицо девицы поглядывая. – Алчность людей порой границ не ведает: многие хотели богатства себе забрать, да токмо множились жертвы, а Ярополк все сильнее становился. Вмешались тогда высшие силы во главе с Мораной и передали на хранение сие богатство отцу твоему. Правило одно было: к золоту никому не прикасаться, иначе окрепнет Ярополк. Об истории этой Иван случайно прознал: услышал украдкой разговор Премудрой и Кощея и очень стыдился. Они же с него обещание взяли – никому и никогда истины не раскрывать. Пытались чернокнижник и колдунья проклятие сами извести, да токмо не вышло ничего. Рассказала им Морана, что нет у них власти над златом. Злился Владимир, себя проклинал за то, что позволил Ярополку живым остаться, но поздно уж было. Услышав истину, поняла тут же Марья, что натворила. Гнев в душе запылал. Взбесилась она от глупости и наивности и, не думая долго, побежала в сокровищницу. Баюн за ней не поспевал, будто мешал ему кто-то идти. Умолял он подождать, но не слышала его девица – яростью горела. Стоило Марье войти в пещеру, как явился пред ней Ярополк – он ее поджидал весь день, чтобы напитаться духом и обрести плоть. – Наконец-то явилась, спасительница моя! – захохотал дух. – Пришел твой час, девочка, так прими же участь свою достойно – поддайся и тогда боли не познаешь, – взревел Ярополк. – Никогда! – воскликнула Марья, и завязался меж ними бой. Сверкали заклинания, горы сотрясались, буйствовал ветер, проклятия камни прожигали, но не было от того толка – не сдавался никак злодей. За все эти годы окреп он, почти что настоящим стал. Уворачивалась Марья от заклинаний, врага все поразить пыталась, да только голова кружилась и силы кончались – все злато в себя впитывало. Ослабела Марья, загоготал Ярополк, победу предвкушая, и ворвался в душу девы. Однако дочь чернокнижника схитрила: понимая, что Ярополк желает ее тело себе забрать, на издыхании последнем успела прочитать она заклинание запирающее. Заметался внутри ее дух, заревел, но поздно было – впитала в себя всю темень Марья и убила Ярополка, все свои душевные силы отдавая. В этот момент смог наконец прорваться в сокровищницу Баюн и обомлел от увиденного: посреди золота лежала подруга милая, а на теле ее бездыханном ворон сидел. Пал на колени Иван и зарыдал, оплакивая Марью, ведь символом Пряхи тело отмечено было. Не ведал Баюн, что в этот самый момент душа девицы в грезах к Моране стремилась. Ворон медленно летел и вел за собой Марью на самый край Нави, где за непроходимыми землями, поросшими бурьяном, жила Морана. Ее высокий Холодный дворец состоял из трех этажей и располагался в снежном саду с диковинными ледяными фигурами. За ним пролегали Хладные земли, куда дорога была закрыта каждому, кроме высших сил. Ворон громко каркнул, стоило Марье добраться до хрустального крыльца, и распахнулись расписанные инеем двери. Стены дворца синим сиянием отливали, мебель была изо льда. Под арочными потолками толпились яркие сферы, озаряющие обитель, а со сводов свисали белые кадильницы. Следуя за птицей, девушка оказалась пред великой богиней Мораной – Пряхой судеб, Хозяйкой Зимы. – Здравствуй, Марья, – высокий отчужденный голос разрезал морозную тишину. Пред гостьей в длинном черно-синем платье, украшенном серебряным узором, сидела бледная, как луна, владычица Нави. Ее худые руки с острыми ногтями ловко и быстро скользили по огромной прялке, что никогда не прекращала работы. Смоляные волосы обрамляли лик богини, придавая ей мрачный и пугающий вид. На голове высился тяжелый кокошник, украшенный двумя полумесяцами и драгоценными камнями. Ярко-синие глаза, не моргая, смотрели на Марью и, казалось, могли прочесть мысли. – Здравствуйте, – поклонилась чернокнижница. Смерила Морана ее оценивающим взглядом и указала на стул. – Я постараюсь быть краткой, ибо времени у нас мало, – произнесла она. – Почему? – выпалила Марья, прикусив тут же язык. Богиня снисходительно улыбнулась. – В моем дворце могу обитать только я одна. Все остальные продержатся не больше часа. После все силы иссякнут, и померкнет даже самый яркий свет Прави. Вдруг сияние стен ослабло, погружая горницу в полную тьму. Только глаза Мораны горели белым огнем. Марья поерзала на стуле: неизвестность пугала, а богиня точно испытывала девицу. Довольная реакцией, Хозяйка Зимы усмехнулась и развеяла чары, возвращая свечение стен. – Но ведь вы выходите в Явь. Не боитесь, что на дворец могут напасть? – осторожно поинтересовалась Марья. Морана указала рукой на занимающее всю стену зеркало в массивной раме, поясняя: – Чрез него я вижу всю Явь с ее обитателями и их нитями, что стремятся к моей прялке, как дети к матери. Мне не всегда до́лжно отправляться в мир людей, дабы следить за порядком. По щелчку пальцев по поверхности зеркала замелькали образы далеких градов, спешащих людей и отдыхающих в тени животных. – А морозы вы тоже так насылаете? – полюбопытствовала Марья, изумленно глядя на земли Яви, где кипела жизнь, которую она никогда не встречала. – Да. Морозы и стужа – тоже моя заслуга, ради которой необязательно приходить в Явь. «Как и смерть», – пронеслось в голове Марьи. Она знала, как описывали Морану люди: высокая, как ель, она ходила по землям и взмахивала серебряным серпом, забирая жизни. Пурга была ее вечной спутницей, а чтобы изгнать собирательницу «жатвы», придумали люди сжигать чучело – олицетворение Мораны. – Наивные традиции, – отрезала богиня, прочитав девичьи мысли, и на долю секунды в ее глазах вспыхнуло пламя. – Смерть всегда существует, а не только когда злые ветра по земле гуляют. Людям нужно во что-то верить, а другим подкидывать надежды. Впрочем, я отвлеклась, – отмахнулась Морана. – Ты здесь, потому что такова твоя судьба. Взгляни в зеркало. Послушалась ее Марья и, посмотрев на отражение, испуганно дернулась. Побледнела она как полотно, а глаза разноцветными стали: правый весь чернотой налился, левый же тусклым голубым светом отдавал. – Ты впитала в себя дух Ярополка, чья ярость любого могла выжечь, но ты устояла, – пояснила Хозяйка Зимы. – Догадываешься почему? Гостья обреченно покачала головой. – Ты родилась сильной колдуньей, а приняв в себя Ярополка, одного из самых могущественных чернокнижников, таланты твои умножились. Ныне мало кто с тобой сравнится. – Но какой ценой мне это досталось… – печально прошептала Марья. Она ощущала, как понемногу немеет, и мысленно готовилась проститься с жизнью. – Да, наворотила ты дел немало, но в том и была твоя судьба. Только познав боль и горечь, мы взрослеем и открываем то, что сокрыто от счастливого взора, – произнесла Морана, заставляя девицу покорно вздохнуть. – Но не печалься, жизнь твоя долгой будет. Удивилась Марья: думала она, что наказание понесет и головы лишится. Морана лишь улыбнулась мыслям отчаянным и молвила: – Отныне ты станешь мою волю исполнять и приглядывать за людьми. Никто из них не должен судьбами играть и себе подчинять других, как это сделал Ярополк. В этом и есть твое предназначение. А теперь возвращайся домой. Со мной позже увидишься. Разрушила Морана сон чудной, заставляя Марью в сокровищнице пробудиться. Тут же Баюн ее встретил с крепкими объятиями и глазами от слез сверкающими, ругая и восхищаясь в один миг. Как молвила богиня, так и свершилось. По одному из имен наставницы стала называться чернокнижница Марьей Моревной. Защищала она волю Пряхи судеб, следила за нитями и всех тех, кто думал судьбу обмануть, наказывала сурово. С Варварой скоро Марья помирилась, отца от остатков безумия собственной кровью излечила и все надеялась, что воссоединятся родители однажды. Злато же она очистила и запечатала проход заклятиями древними и непроизносимыми, чтобы больше соблазна ни у кого не возникло монетки выкрасть. Токмо остатки магии злой в самоцветах у озера не смогла извести. Однако за ними сквозь дрему колдовскую надлежало Кириллу присматривать: никто не сможет в пещеру попасть и от гнева Змея уйти. С котом Баюном тоже Марья помирилась, путешествовать с ним по мирам стала и не заметила сама, как влюбилась и жизни без него больше не мыслила. Так и стали они вместе исполнять волю Мораны и защищать всеми силами Навь. Светлый терем подле сада Ирия, Правь Стоило Варваре переместиться, как она оказалась на цветущей поляне. В отличие от Нави, скрытой туманами и окутанной холодными ветрами, Правь сияла в солнечных лучах и утопала в вечном лете. Покрытые травой и цветами холмы убегали в разные стороны, превращаясь в невысокие горы или в обрывы, резко заканчивающиеся подле Молочных рек. Кощей отправил Варвару поближе к Светлому терему, дому Елены Прекрасной и Финиста – Ясного сокола. Распахнув утепленный плащ, который всегда носила, колдунья двинулась вперед по широкой тропе, с восхищением оглядываясь. За долгую жизнь в Нави она давно привыкла к холоду и сумраку, но каждый раз, оказываясь в Прави, она дышала полной грудью и наслаждалась многообразием миров. Светлый терем представлял из себя двухэтажные каменные палаты с высокими окнами и располагался недалеко от волшебного сада Ирия, вход в который был запрещен всем, кроме высших сил и Жар-птицы, настоящее имя которой было Василиса. Она была хранительницей живой воды и приходилась названой сестрой Финисту – Ясному соколу, а потому часто засиживалась у него и Елены в гостях. Миновав калитку, Варвара замялась перед высокой лестницей. Ссору сестры позабыли много веков назад, когда Елена была представлена в Прави. Прекрасная раскаивалась в своих грехах и искренне просила прощения за содеянное. Варвара, не желая больше злиться, даровала милость, тем самым помогая очищению души. Так Елена перешла в мир светлых сил вместе с мужем и изредка виделась с Премудрой, приходящей из холодного царства. Вздохнув, Варвара хотела постучать в дверь, как услышала пение, доносящееся из вишневой аллеи, которая цвела подле терема. Туда-то и поспешила колдунья, шурша подолом плаща по траве. В беседке, расположенной в центре аллеи, сидела Жар-птица в облике девушки и распевала древнюю песню о мире и любви, добре и зле. Возле нее Елена, как всегда, занималась рукоделием. Хоть Василиса и славилась пленительным голосом, Варвара не могла долго задерживаться в Прави, поэтому, прокашлявшись, сказала: – День добрый. Рада видеть, что вы по-прежнему дружите. Василиса мигом вскочила, поклонившись, отчего украшения на ее кокошнике зазвенели. В отличие от бледной и черноволосой Варвары, Елена с Василисой были румяными и обладали светлыми косами. Однако Жар-птица даже в облике человека источала сияние и походила на солнечный лучик. Она всегда облачалась в рубахи и сарафаны, предпочитая по сей день надевать наряды в древних традициях. Сестры же с годами стали облачаться в более утонченные и современные платья, поверх которых надевали плащи. – Приятно видеть тебя, Варвара Премудрая, во владениях наших, – звонким голоском проговорила Василиса. – Ты, верно, за живой водой пожаловала? – Кивок. – Что ж, тогда я непременно отправлюсь в Ирий и доставлю тебе полную сумку. Василиса мигом принялась собираться. – Прошу прощения, что прервала вашу встречу, – извинилась Варвара, с улыбкой поглядывая на сестру. – О, нет-нет! – воскликнула Жар-птица. – Ваши беседы ценнее и важнее. Я быстро все подготовлю. С этими словами она в очередной раз глубоко поклонилась и, перевоплотившись, улетела прочь. – Что это с ней? Это я ее так пугаю, или она до сих пор ото всех подряд бегает? – Варвара пристроила посох и присела на резную скамью. – Ото всех, не переживай, – отмахнулась Елена. – До сих пор не отпустила прошлое, хотя пора бы. Времени достаточно прошло. – О, да-а, – протянула колдунья, на миг отпуская тревоги. – Знаешь, вообще все истории в Яви скверно складываются. Василиса богатыря себе нашла, пускай и бегает от него до сих пор. Я свадьбу кровавую устроила. А про тебя так молчу! Сначала извела бедолагу Кирилла, что он аж Змеем стал. Потом сына родила, прожила людскую жизнь, а после уж в Прави обитать стала. Ну прямо-таки кошмарная участь! – саркастически заметила Варвара. – Но что-то я не вижу, чтоб ты или Василиса страдали. А вот бедному Кириллу искренне сочувствую. Елена прищурилась, грозно сверкнув голубыми глазами, заставляя Варвару лукаво подмигнуть. Давняя история про Змея Горыныча и его пламенную любовь к Прекрасной часто становилась предметом насмешек Бабы-Яги, однако сама Елена не любила вспоминать былое, ибо до сих пор корила себя за произошедшее. Она все надеялась, что однажды Кирилл сможет принять прошлое и отпустить его наконец. – Сколько лет с нашей последней встречи минуло? – переменила тему Елена Прекрасная, откладывая рукоделие. – Я не считаю, – отрезала Варвара, прикрывая глаза. – Пребывание здесь для меня тяжко, всякий раз боюсь, что назад не вернусь. – Тем не менее здесь ты, а не Марья, – одарив сестру испытывающим взглядом, Прекрасная предположила: – Это означает, что между тобой и Владимиром наконец-то установился лад? Варваре стоило больших усилий, чтобы не осыпать Елену бранью: много лет она жила в одиночестве, напрасно изводя себя страданиями. Столетия гордости и упрямства, а могла быть счастлива рядом с Кощеем. Их разговор в операционной вдруг перевернул все с ног на голову, и Варвара поняла, что больше не хочет отшельничества. Когда мир на пороге катастрофы, все чувства обостряются, однако признаваться в этом сестре Премудрая не хотела. Она медленно выдохнула и елейно произнесла: – Пытаешься от себя отвести нападки – засчитано. Но даже не надейся, что я дам тебе ответ. – Сколько можно дурью маяться и изводить друг друга? Вроде взрослые, а будто дети малые… – вздохнула Елена. Она взмахнула рукавом белой расшитой рубашки, и тут же перед ней появился столик, заставленный чайным сервизом и угощением. Жестом пригласив сестру присоединиться, Премудрая пригубила горячий напиток, чуть дуя на него. Говорить о проблемах не было желания – хотелось на миг забыть о грядущем. – Кстати, о детях, как там твой Добрыня с Настасьей поживают? – поинтересовалась Варвара, попивая чай.