Я не могу сообразить – зрелище чересчур странное. Ноги медленно раскачиваются взад и вперед, подобно потолочной люстре. Невозможно оторвать взгляд от частично стертого красного лака на ногтях ног. Думаю, что мне стоило бы предложить перекрасить их, чтобы она была еще более красивой и, может быть, радостной. Моему мозгу требуется несколько секунд, чтобы все осознать, и я поднимаю взгляд выше. Как будто меня ударило электрическим током. Крючок на потолке, на котором обычно висит люстра. Веревка и петля. Тело матери. Перевернутая табуретка. Белая ночная рубашка. Нет, нет, нет! Раздается мой крик, и уже в следующую секунду маленькие детские ножки быстрыми шагами поднимаются по лестнице. Они не должны видеть мать, которая висит на потолке. Я бросаюсь к двери и захлопываю ее. Закрываю ее на замок в последнюю секунду. Мой пульс учащается – сердце как будто вот-вот разорвется. – Вы не должны входить! – кричу я. Я слышу, как они плачут от страха, и хочу сказать им, что все будет хорошо, но именно в этот раз все утешительные слова застревают в моем горле. Тут соврать не получится. Я встаю на табуретку и пытаюсь дотянуться до веревки, но мне это не удается. Мои руки недостаточно длинные, чтобы снять петлю с крючка. Мое лицо оказывается всего в нескольких сантиметрах от лица мамы. Я сталкиваюсь с ее носом, и ее глаза уставлены прямо на меня. Стеклянный взгляд, синевато-фиолетовое лицо. Я понимаю, что она мертва, но не могу перестать пытаться снять ее. Веревка сильно впилась в ее горло и оставила ужасные раны на нем. Я говорю с ней успокаивающим голосом. Я говорю, что все будет хорошо. Я прошу прощения за то, что мы не пришли к ней раньше. – Никто не хотел, чтобы ты умерла! Никто не желал этого! Среда, 16 октября 36 С тех пор как пришла новость о том, что Юлии пора возвращаться домой, у нее засосало под ложечкой. Здесь, в больнице, она может жить как будто в пузыре, но в Бромме все связано с тем, что произошло. Мама напросилась брать домашнее задание домой, чтобы Юлия не слишком сильно отставала в учебе. Но в этом нет никакого смысла, потому что она все равно не сможет там больше появиться. Юлия отказывается вновь встречаться с Лив и Тессан. Рядом с ее кроватью валяется телефон, но она едва осмелилась прикоснуться к нему после того, как увидела сообщение от Лив и соответствующий тег на фотографии с порезом. Она что, намекает на то, что Юлия должна покончить с собой? Она не знает, как еще это интерпретировать. Она не хочет знать, что о ней пишут одноклассники. Юлии противна одна мысль о том, чтобы называть их «товарищами», хотя они с таким же успехом могут быть ее злейшими врагами. Но, затаив дыхание, она все-таки включает свой телефон. Лучше уж сделать это как можно раньше. Юлия быстро осознает, что ей не о чем беспокоиться, потому что в телефоне нет новых уведомлений. Ни один человек не захотел связаться с ней и поинтересоваться, как она себя чувствует. Она листает ленты своих друзей и видит, как Лив сексуально позирует в укороченной блузке перед камерой, а рядом с ней Тессан. Как будто ничего и не произошло. В комментариях куча красных сердечек и поцелуйчиков, но взгляд Юлии застывает на одном странном сообщении. Я написала у себя об этой предательнице Ю. Зайдите почитайте. Юлия переходит по ссылке на аккаунт девушки, не скрытый от других пользователей. Она не понимает, где же может прочесть о себе, потому что в последнем посте выложена фотография бородатого старичка в очках. Юлия смотрит на то, что написано под изображением, и через некоторое время волосы на ее руках встают дыбом. Мой любимый папочка решил покинуть нас три года назад. Я скучаю по нему каждую гребаную секунду. Казалось бы, я уже почти простила его за все. Но, когда я прочитала о Ю. и о том, что она делала на путях, во мне все снова взорвалось. Я чертовски разозлилась! Как, черт возьми, можно быть такой эгоистичной? Неужели эти люди не понимают, насколько сильно они губят жизни других? Вся моя жизнь рухнула, когда папа покончил с собой. Это так несправедливо. Юлия сглатывает, когда продолжает читать. Она замечает, что Лив оставила комментарий под постом. Худшего предательства и представить нельзя. После этого предложения стоят разбитое сердечко и плачущий смайлик. Никогда еще Юлия не чувствовала себя такой бессильной. Как ей убедить всех остальных, что она не пыталась покончить с собой? С чего ей вообще начать? Сплетни уже распространились подобно лесному пожару – в школе ни о чем другом не говорят. Юлия открывает Safari и вводит слово в поле поиска. Самоубийство. Она начинает листать ссылки. Вот что вы можете сделать, чтобы предотвратить самоубийство друга. Смехотворный заголовок на сайте Вордгайден[7]. Во-первых, у нее нет друга. Во-вторых, ее бывшая подруга пыталась инсценировать нечто, похожее на ее самоубийство. И все же Юлия ненавидит себя больше, чем Лив. Ненавидит за то, что не может убедить остальных поверить ей. Нигде ей это не удается. Ни в школе, ни дома, ни в больнице. Все думают, что вина лежит на ней. Почему взрослые говорят, что хотят слушать, когда им вообще неинтересно то, что она на самом деле пытается до них донести?! Ежегодно в Швеции совершается полторы тысячи самоубийств. Полмиллиона человек имеют суицидальные мысли, а сотни тысяч предпринимают попытки самоубийства. Больше всего этому подвержены юноши. Юлии становится страшно от этих цифр. Чтобы развеять мысли, она продолжает просматривать другие результаты поиска и останавливается на заголовке. Вот так совершается самоубийство. Трэд на форуме Flashback. Она переходит по ссылке. Но спустя пару секунд батарея разряжается и ее взгляд уже направлен на черный экран. Это был знак свыше? Она пытается избавиться от чувств беспокойства и страха. И с огромным отчаянием желает, чтобы кто-нибудь понял, что она на самом деле чувствует. Чтобы у нее был друг. Когда Сирпа заглядывает в палату, Юлия делает вид, что спит. Все равно в разговорах с ней нет никакого смысла. Юлия уже поняла, что Сирпа ей не верит. Для нее было очевидно, что она сразу же все рассказала маме. Психолог заходит в комнату и подходит к кровати, а Юлия начинает задаваться вопросом, что же она собирается делать. Проходит несколько минут, прежде чем дверь снова закрывается, а Юлия осмеливается открыть глаза. На тумбочке перед кроватью лежит белая карточка. Юлия поднимает ее. Горячая линия службы поддержки для подростков с суицидальными наклонностями. Да никогда в жизни она туда не позвонит. Юлия разрывает карточку на две части. Во всем мире нет того человека, который мог бы ее понять. 37 На пути к полицейскому участку Эмма звонит Юсефин, но сестра не отвечает. Может быть, Эмма что-то не то сказала или сделала? Ведь вчера по телефону Юсефин была какой-то загадочной и немногословной. Возможно, она злится на Эмму из-за того, что она позволяет родителям присматривать за Инес, пока Эмма работает. Юсефин считает, что Эмма использует их, но ведь одной со всем не справиться. Как только Эмма подходит к Крилле, ждущему ее в гараже, все мысли о ссорах с сестрой исчезают. Пришло время отправиться на север, встретиться со своими коллегами в Даларне и изучить место преступления. Крилле стоит, прислонившись к капоту машины, и на его лице появляется улыбка, когда он замечает Эмму. – Привет, – говорит он и обнимает ее. Они обнимаются подозрительно долго. Эмма отпускает Крилле и с сильным раздражением замечает, что ее колени дрожат. – Ну что, готова? – спрашивает Крилле и запрыгивает на водительское сиденье. Эмму не заботит то, что сейчас ее очередь садиться за руль. Ей приятно получить возможность вздремнуть в пути на пассажирском сиденье. – Да, готова, – отвечает она, а он протягивает ей кружку кофе, которая уже была у него в машине. Она изумлена его заботой. Эмма с Крилле выезжают из Стокгольма. Чем дальше они уезжают от столицы, тем меньше машин вокруг. Пока они проезжают Энчепинг, им звонит Вестберг с целью отложить встречу на час. – Вы пока можете проехать мимо места преступления и составить для себя общее представление об этой области, – говорит он и высылает карту. Помимо места, где был найден Петер, Эмма хочет посмотреть на утес, под которым лежало тело Ильвы. Между местами преступлений расстояние не более пары сотен метров. Когда Эмма заканчивает разговор с Вестбергом, а Крилле сворачивает на шоссе 70 в сторону Салы, она пытается обсудить с коллегой, какова вероятность того, что два человека могут умереть в одном лесу с разницей менее чем в полгода. Но в ходе ее рассуждений Крилле лишь что-то бормочет. – Ильву никогда не объявляли пропавшей без вести, и ничего не указывало на ее похищение, – говорит Эмма, заканчивая свой монолог. – Ты какой-то молчаливый – что-то не так? – А, да просто поссорился со своей девушкой. Эмма смотрит на Крилле и замечает, как он прячет улыбку. – Давай рассказывай. – Она самая красивая девушка в мире, но между нами нет никакой искры, – говорит он. – Никаких эмоциональных фейерверков, в общем-то. Я случайно сказал ей это вчера после пары выпитых кружек пива. – Ох, ни к чему хорошему это не привело. – Да, она плохо это восприняла. Крилле нужен был гораздо более смелый и уверенный человек. «Например, какой-нибудь полицейский», – думает Эмма и начинает смеяться. – Что, я слышу какую-то насмешку? – спрашивает Крилле.