– Не всегда. – А с чего вдруг в тот раз такая щедрость? Он противно осклабился: – А Карина в тот раз радовалась чему-то. Говорила, что вполне может дать мне эту несчастную тысчонку, потому что скоро у нее будет много своих денег. – Насколько много? – Достаточно. – А откуда деньги появятся, не говорила? Он скривился: – Я толком не понял. Несла что-то про какое-то письмо старинное, которое должно было ее озолотить. Вот и озолотило! Он захихикал. Был бы Павел Андреевич не при исполнении… я кожей чувствовала, как ему хочется дать Шапикову по морде. Но вместо этого он обернулся ко мне: – А вы говорите, подделка! Я только пожала плечами. Шапиков продолжал вспоминать: – Карина в тот раз странная была. Я даже в какой-то момент решил, что она мириться пришла. А потом раз и говорит: «Нет, никакая баба за тебя замуж не пойдет». Вот так. Стерва! Я вспомнила, как Карина когда-то выпалила: «Ненавижу мужиков!» Да, слабо верится, что она приходила сюда мириться. – Катя, – обернулась ко мне Вера, – вы можете идти домой. И так задержались… – Она решительно передала мне дракончика. Я открыла было рот, сказать, что… но осеклась. Это было не предложение, это был приказ. Все, я больше не нужна. Мавр сделал свое дело, мавр может удалиться. По дороге домой меня мучили разные мысли. Неужели документ полуторавековой давности мог стать причиной гибели в двадцать первом веке? Почему это письмо должно было озолотить Карину? Она рассчитывала его продать? Значит, Анна Федоровна не уничтожила письмо? Или уничтожила, и, узнав об этом, экс-супруг пришел в такую ярость, что забил Карину до смерти? Что за эксперт признал его подлинником? А кому продать? Я вспомнила, как быстро и легко Карина утихомирила разбушевавшегося Андрея. Может, это он должен был дать ей денег? Тогда муж Нади тоже подозреваемый. Но его не было в деревне! Ну и что? Мог приехать. Кто еще? Сама Анна Федоровна. Она ненавидит гомосексуалистов. Она вспыльчива. Я поневоле вспомнила, какая тяжелая у нее рука. Было дело, получила я от нее подзатыльник. Этот инцидент замяли, она долго извинялась… Да, впрочем, я тогда кого угодно могла довести до белого каления. Аннушка чтит память Великого Поэта. Карина украла письмо. Аннушка возмутилась. Может, это она… Карину? Но вряд ли, учительница теперь больная совсем. Карина могла выкрасть у нее письмо. Это легко: просто достала ключ из ящика для носков и все. Паша считал, что именно так все и было. Аннушка сожгла какую-то ненужную бумажку, например Галкину ксерокопию, а подлинником завладела Карина – «целеустремленный и энергичный человек» – и постаралась выгодно реализовать его. Ну а покупатель, не желая платить, попросту ее грохнул. Но у Андрея алиби. Хотя почему обязательно Андрей? Она могла предложить письмо кому угодно. Тут главное, чтоб деньги были… Еще кто? На самом деле Надежда? Да, следовательша тут права: мотив есть. Даже три: муж, Верочка, шантаж… Возможность тоже. Физической силы вряд ли хватило бы. Хотя еще как посмотреть. Да и предлог, чтобы заставить меня прогуляться к воде, она изобрела, честно говоря… не ахти. Галочка? Да, она терпеть не могла Карину и выразилась откровенно: змею на груди пригрела. Галка сильная, я заметила, как она Веру в воздух подкидывала. Так – остальных до кучи. Володя… Ну в принципе силы бы хватило. Но зачем? Отобрать письмо? Ерунда какая-то! Майя Ивановна? Женщина сильная. Местами суровая, но не сумасшедшая же! Зачем ей нападать на Карину? Татьяна Романовна? Я вспомнила ее мрачное лицо и грозные обвинения в адрес Нади. Эта могла. Она вполне могла встречаться с Кариной на берегу. Мотив? Ну, например, она вдруг узнала, что несчастного Юрика вытолкнула не Надя, а Карина. Или Карина призналась, что все эти годы оговаривала Надежду? Мало ли что может быть. Она не в себе, на нее что хошь могло подействовать. Только вот силенок маловато. Но со счетов ее сбрасывать не стоит. Соседи? Оля и Дима? Их мотивов я не знаю совсем. Впрочем, они тоже могли попытаться выкупить документ. Может, это Дима положил на счет Карины деньги? А еще Антон… Помнится, Карина рассказывала, что имела много дел с таможней. Вдруг это как-то связано? Я чувствовала, что у меня начинает болеть голова. Виски ломило. Затылок наливался тяжестью. В доме Шацких меня ждали с нетерпением. – Ну что, подписал? – Подпишет, – кивнула я. – А кроме того, пьяница – снова подозреваемый. С него подписку взяли о невыезде. На моих глазах. Я достала из сумки дракончика и попросила передать девочке. – Он для Верочки предназначался. Оказывается, Карина со своим бывшим мужем все-таки встречалась. А он это скрыл от милиции. Не знаю, из каких соображений. Но Карина зачем-то ему этого дракона отдала. Так вот по дракону я его и вычислила. Я подробно пересказала все, что произошло за день. – Анна Федоровна, – обратилась я к своей бывшей учительнице, – скажите мне честно: где письмо? – Сожгла! Ну чем хочешь поклянусь: сожгла! Как же мне это теперь доказать? – Я верю, – кивнула я. – Когда вы это сделали? Она прижала пальцы к вискам, собираясь с мыслями. – Андрей тогда квартиру нам покрушил, а письма не нашел. Оно со мной было. Я отсюда уехала. Развал весь тот увидела и в тот же день сожгла. Значит, письмо было уничтожено до смерти Карины. И, судя по всему, Аннушка не врет. Может, Карина подменила его на копию? Или погиб оригинал. Тогда все сходится: узнав об этом, Шапиков разозлился и забил жену до смерти. Точно, так и было! Он приехал за деньгами, а получил шиш. И вышел из себя. Вот если бы завтра я узнала, что Шапиков во всем признался! – Эй, Кать, – вдруг окликнула меня Аннушка. – Не думай об этом. Письмо-то поддельное. Спорить я не стала. На следующий день меня ждало большое разочарование: позвонил Шапиков и напомнил о деньгах. Значит, его почему-то не задержали. Надя созвонилась с адвокатом, и мы вместе поехали подписывать согласие на удочерение. Все случилось именно так, как я и предполагала. Законный папаша захотел еще. – Еще хочешь? – Я даже не пыталась скрывать злость. – Так, может, мы с тобой вообще зря возимся? – А у тебя другого выхода нет, – съязвил он. – Еще как есть, – огрызнулась я. – Посадить тебя на фиг! Ты ж у нас, как ни крути, подозреваемый номер один. – Ты это… – Он ощерился и весь подался вперед. Я сразу представила, как он мог избивать Карину, а потому выпрямилась и продемонстрировала «превосходство в силе». Все-таки метр семьдесят пять, два ведра полных легко поднимаю. Я посчитала, что не решится этот ублюдок применить силу. Он и не решился. Бедная Карина. – Ты не смей выступать, – на всякий случай заявила я. – А то мне ничего не стоит снова вчерашнему менту позвонить. – А что, он хахаль твой? – Шапиков противно осклабился. Этак он Паше и неприятности по службе устроит. – А не твое дело! – отрезала я. Он насупился: – Мое алиби подтвердилось! Четыре человека заверили ментов, что я был с ними в тот вечер. И нечего финтить, вот сейчас возьму и вообще откажусь. Сошлись мы на семи тысячах долларов. В сумму уложились. Шапиков подписал согласие, и, освободившись, я немедленно позвонила Паше, Павлу Андреевичу. Вопреки опасениям, он совсем не рассердился моему звонку. – Да, Катерина, – подтвердил он, – не сработал твой дракончик. Но ты не отчаивайся, ладно? В его голосе прозвучало что-то такое… Похожее на насмешку. Или мне это только показалось? Я просматривала в библиотеке каталог и поражалась: какое же разнообразие столов существовало в то время! Это теперь мы знаем столик на кухне, большой обеденный, тумбочку к кровати, письменный, туалетный – ну и все, пожалуй. Да и то мне лично настоящий туалетный столик в чьей-то квартире видеть не приходилось. А в XIX веке люди писали друг другу письма, играли в карточные игры, причем не в «дурака», а в бридж, вист, ломбер – отсюда и ломберный столик с боковыми отделениями для хранения колод. «Для чая накрывали не обеденный стол, а особый – чайный. Были отдельные столы для чтения, для курения и хранения курительных принадлежностей. Существовали столики, на которых размещали вазы с цветами, и столы, за которыми занимались рукоделием». Я закончила читать текст, крупным шрифтом отпечатанный на большом листе бумаги. – Это будет в центре стенда, а фотографии по краям. Катя, вы не просили владелицу столика о фотографии? Эх, не лучшее она выбрала время!! Но огорчать Варю мне не хотелось. – Я просила, но Анна Федоровна отказала… Честно говоря, ей не до того было, болела она. – Очень жаль…