Галка вздохнула и призналась, что боится к нему ехать. Я задумалась и предложила для начала выяснить обстановку – в смысле разузнать все про отца Верочки. Галя в ответ лишь пожала плечами, сказав, что почти ничего не знает. – А Надежда? – Наверное, знает больше. Понимаешь, я старалась с ним не общаться. Он мне противен, а Надя… Ну просто иногда вынуждена была… – Тогда пошли! – скомандовала я Гале. – Давай-давай. Поднимайся. Мы с Галкой вдвоем насели на Надежду, и ей пришлось рассказать все, что она знала о Каринином экссупруге: когда-то были компаньонами, создали фирму, потом дела пошли плохо, мужик запил, развелись три года назад. – А вы что, правда к нему поедете, девочки? – испуганно спросила Надя. – Ты хочешь Веру удочерить? – спросила я. – Значит, и ты поедешь. Что бы там следовательша ни говорила насчет Надиного адвоката, но посоветоваться с ним все равно надо. Мне сразу стало понятно, чем он так не понравился гражданину майору: вальяжный, тучный, к нему как нельзя лучше подходило определение «барин». Такие, как он, уверены, что все в этом мире покупается и продается. Но тут он ошибался: не все. Вот ему бы я ни за что не стала делать дракона, ни за какие деньги. Наверняка он еще и взятку стал Бобрыкиной предлагать. Не напрямую, конечно, а намеками. Представляю, как ее это взбесило. Адвокат развалился в кресле, именно развалился, растекся всей своей жирной тушей, и принялся вещать менторским тоном: – Усыновление (удочерение) допускается в отношении детей, родители которых: умерли; лишены родительских прав; признаны недееспособными, безвестно отсутствующими или умершими; дали согласие на усыновление в письменной форме; не проживают более года совместно с ребенком. Мы с Надей и Галкой примостились напротив на диванчике. В присутствии этого барина так и тянуло сползти на краешек. Я силком заставила себя расположиться удобно и даже закинула ногу на ногу. – Вы сказали: «Не живет с ребенком год»? Это может сработать! После смерти Карины он ни разу не появился! – воскликнула Надя. – Может, никуда не ходить? Просто выждать год? – Все равно придется обращаться в попечительский орган, – пояснил адвокат, – они должны будут предупредить отца, а если тот не прореагирует… В общем, будет лучше, если он просто подпишет письменное согласие. – А если он денег потребует? – спросила я. – Андрей Сергеевич согласится выделить некоторую сумму. В пределах разумного. Только, сами понимаете, об этом не следует распространяться. – Адвокат сделал многозначительную гримасу. Да уж, в пределах разумного! Если тот тип увидит нашего адвоката, представляю, какие у него аппетиты разыграются. – А если я разведусь с мужем? – пролепетала Надя. – По закону можно и одиноким. Он окинул нас победоносным взглядом. Можно было подумать, в том, что ребенка позволяется усыновлять (удочерять) одиноким, его личная заслуга. Надя мялась, явно не решаясь сказать что-то важное; что боится говорить с тем типом, она наконец призналась. – Вам самой не обязательно. Можно оформить доверенность. – Адвокат посмотрел на меня: – Ну на кого хотите… Та-ак! Я снова попалась! Потом мы все вместе съездили к нотариусу, и Надежда подписала доверенность на… мое имя. – Надя, – предупредила я ее, – эта доверенность, по сути, ничего не значит. Я поговорю с ним, но в любом случае документы надо будет оформлять тебе самой. – Я понимаю. Ты не думай. Просто поговори с ним. – И несмело улыбнулась. – У тебя вид такой… представительный. А я выгляжу дурочкой. Меня все стараются развести. Представительный вид! Ну нахалка! Так бы прямо и сказала: «С такой толстой коровой, как ты, связываться побоятся». Есть такая детская игра: казаки-разбойники. Помнится, в деревне у бабушки играли. Вот и сейчас я чувствовала себя не наигравшимся в детстве ребенком. Только тогда, давно, мне не было страшно, ведь все было не всерьез, а теперь вполне возможно, что я имела дело с настоящим убийцей. Надя рассказывала, что Карина с мужем после краха их фирмы вынуждены были продать свою квартиру и переехать в меньшую по площади. После развода и ее поделили. Теперь экс-супруг обитал в панельной девятиэтажке недалеко от МКАД. Несмотря на зелень, тут постоянно чувствовался слабый запах гари с Кольцевой дороги. Я предварительно созвонилась с господином Шапиковым, но мне пришлось долго ждать, пока дверь наконец открылась. Хозяин, пошатываясь, стоял на пороге. На нем были грязные джинсы и майка. Как все-таки хорошо, что отошли в прошлое кальсоны или тренировочные штаны с вытянутыми коленками, в которых раньше мужчины любили щеголять дома! Впрочем, джинсы, что были на хозяине квартиры, могли вполне соперничать по привлекательности с незабываемыми трениками. Не просто грязные, а как бы сальные и свисали безобразными мешками не только на коленях, но и на заднице. По запаху стало ясно, что он в запое уже не первый день. – Это… тебе чего? – спросил он. – Я по поводу вашей дочери, я вам звонила. Он смерил меня взглядом и что-то промычал. Мне легко было прочесть его мысли: толстая бабища, ноги короткие, одеваться не умеет – смотреть не на что. И очень хорошо, не хватало еще, чтобы начал ко мне приставать. Мужик хлипкий, справлюсь я с ним легко, но вряд ли после этого разговор состоится. Я прошла в квартиру. Грязища! Не терплю тараканов. Мерзость. Всюду были навалены кучи каких-то вещей. Больших и маленьких. Я всегда считала, что захламлять квартиру – удел женщин. Впрочем, разве мало у нас баб в штанах? – Вы не занимались воспитанием Веры, – начала я. – Думаю, вам будет трудно этим заниматься. – Ну? – Он прислонился к дверному косяку. – Да и для ребенка лишний стресс: она ведь вас уже забыла. – Так чего надо-то? – Надежда Шацкая, в доме которой жила Карина, хочет удочерить Веру, – выговорила я. Так, слово произнесено. Теперь нужно ждать его реакции. – А от меня-то что нужно? Вот придурок! – Нужно нотариально заверенное согласие на удочерение, – объяснила я, – образец у меня с собой. Мы могли бы прямо сейчас подъехать и… Он почесал в затылке, сделал слабую попытку подтянуть джинсы. Фу, какой противный! – Даже и не знаю… Она мне все-таки дочь. Надо же, вспомнил! Даже в таком состоянии… – Именно поэтому нужно ваше согласие. – Я старалась говорить как можно спокойнее и дружелюбнее. – Ну я не знаю… – протянул он. Прикидывает, сколько содрать можно. Я решила ускорить процесс. – Сколько? Сколько вы хотите отступного? – Ну… – Он обвел взглядом стены, пол, словно прикидывая, во сколько тут обойдется ремонт. – Тысячу баксов хватит? – Конечно, я не рассчитывала на такую дешевку. – Ну ты даешь! – Он аж присвистнул. – Она мне все-таки дочь. – Три, – набавила я. Сошлись мы на пяти. Андрей был согласен дать до десяти, но я отчаянно торговалась. В сумочке у меня лежала банковская карточка. Вполне можно прямо сейчас дойти до банкомата и ехать к нотариусу. Но именно сейчас этого делать было нельзя: он пьян. Подписанная в таком состоянии доверенность может быть признана недействительной. А если еще выяснится, что мы ему денег дали… А ведь наверняка завтра, как дойдет до подписания, он раскатает губу, заартачится и потребует еще. – За вами заедут завтра, – пообещала я, – с деньгами. Деньги вы получите под расписку. Постарайтесь с утра не пить. – Это еще почему? – Потому что тогда денег не получите, – разъяснила я. – А отца-алкоголика и без всяких денег могут лишить права опеки. Когда я вышла, сидевшая на скамейке старушка с явным интересом посмотрела на меня. Какое мне дело до того, что она подумает? Я уже почти миновала крошечный палисадничек перед подъездом, когда вдруг услышала: – Дура ты, девка! – Это вы мне? – Я обернулась.