К хорошим новостям можно было отнести только то, что Андрей нанял адвоката и заверил дочь, что все будет хорошо. – А вернуться в семью он не хочет? – поинтересовалась я. – Нет. – Галя отрицательно покачала головой. – Обещал с невестой познакомить. Только все чего-то тянет. Заезжать ко мне вошло у нее уже в привычку. Галя так и не смогла смириться со сладким кагором и потягивала просто холодный чай с чабрецом и мятой. Этими травками снабдила меня Варвара Федоровна, свои щипать было еще рано: только-только прижились. – Надо же, как следователь зацепилась за эту ревность! В ее интерпретации Надежда прямо Кармен. Ерунда полная. Откуда она вообще об этом узнала? Надя тебе говорила, что ревнует? – спросила Галина. Я кивнула. – А ты кому-нибудь передавала? Нетушки! Я тут ни при чем! Анна Федоровна рванулась спасать дочь. Галя отвезти ее не смогла: она работала и оповещать начальство о причинах прогула не хотела. Анна Федоровна решила ехать автобусом. Одну ее отпускать было опасно, и мне пришлось поехать в качестве сопровождения. Иногда я задумываюсь: люди меня вообще как женщину воспринимают? Или только как мужика в юбке? Похоже, именно так. В здание нас не пустили. Анна Федоровна наотрез отказалась уходить, решив подкараулить следовательшу у входа. Прождали мы около часа, вот она показалась, и Анна Федоровна кинулась к ней. Узнав ее, брюнетка слегка отшатнулась, недовольно свела брови: – Я не стану с вами разговаривать! Я все сказала вашему адвокату. Ага! Значит, Андрей не обманул. – Но она моя дочь, вы должны понять… Сколько раз, должно быть, следователь слышала подобное! Анна Федоровна сильно волновалась. Лицо ее раскраснелось. Давление, наверное, подскочило. Но на красивую брюнетку это не действовало, она оставалась все такой же бледной и спокойной. Глядя на нее, я вспомнила строчку Довлатова: «Расстегиваю я на гражданине майоре китель…» Именно так! Не женщина, а гражданин майор. – Надя ни в чем не виновна… – Она подписала признание. Анна Федоровна только охнула в ответ. Следователь выглядела суровой и непреклонной. Мягко, но властно она отстранила пожилую женщину и зашагала к автобусной остановке. Аннушка остановилась и вдруг стала медленно оседать. Я кинулась к ней. Я далеко не слабая женщина, но и моя старая учительница – дама довольно крупная. К тому же ухватила я ее не самым удобным образом. – Помогите! Я одна не удержу. Следовательша обернулась. Выражение ее лица изменилось, и она кинулась ко мне. Кинулась не мешкая, чуть не споткнулась, подхватила Аннушку под локоть. – Надя не убивала… Не могла убить. Как вы не понимаете? – У нее есть мотив, и даже не один. Она ведь очень привязана к дочери Куляревой, Вере? Она поссорилась с Кариной, та хотела уйти, ваша дочь не захотела терять Веру… – Надя, она такая инфантильная… Ей невыносимо в тех условиях, – причитала Анна Федоровна. – Нет… нет… – Значит, пора повзрослеть! – Мне показалось, что голос красотки в погонах утратил былую уверенность. А может, это из-за того, что ей было тяжело тащить на себе старуху? – Повторяю: ваша дочь призналась. – Она не могла! – Вы – мать, вы пристрастны. – Следовательша повторяла заученные фразы. – И вообще нам удобнее работать, если подследственный находится в изоляторе. А насчет условий… СИЗО и не должно быть приятным местом. По определению. Вдвоем мы доволокли Анну Федоровну до скамейки и усадили. – У вас какая-то средневековая психология! Может, еще и пытки узаконим? Для взросления. Насколько удобнее работать станет. – А это, конечно, не средневековая психология – считать, что во всем виноват мент поганый… – Брюнетка тяжело дышала, маска спокойствия слетела с ее лица. – Я таких выражений не употребляла, – опешила Анна Федоровна. Мне показалось, что гражданин майор немного смутилась. По крайней мере впервые ее красивое лицо утратило уверенное выражение. Надо сказать, что ее это ничуть не испортило, наоборот – женственности прибавилось. – Да. Вы не употребляли. Другие употребляют. – Следовательша сбавила тон. – И скажите: при чем тут сразу пытки? – При том, что СИЗО – для нормального человека пытка. – Ну, в основном там сидят те, кто сам туда докатился. Это не санаторий. Анна Федоровна зарыдала, твердя, что не верит, будто это Надя виновата. – Я не верю, что это Надя! – твердила она. – Послушайте, – проговорила следовательша. – Я терпеть не могу, когда на меня оказывают психологическое давление. Не в моих правилах идти на поводу… – Голос ее сорвался. – Да не волнуйтесь вы так! Дело еще не закрыто! Я же работаю… – Надя там не выдержит… – твердила Анна Федоровна. – Успокойтесь. – Брюнетка сделала глубокий вдох. – Я не хотела этого, но… Она выйдет под подписку о невыезде. – Выйдет? – встрепенулась Анна Федоровна. – Да, выйдет, – заверила ее майор милиции. – Документы подготовлю – и выйдет. Я вам обещаю. Я с удивлением посмотрела на нее: сейчас следователь не выглядела ни бесстрастной, ни спокойной. Обычная молодая женщина, красивая, женственная, расстроенная. – Вы довезете ее до дома? – обратилась она ко мне. – Может, «скорую» вызвать? – Я такси сейчас возьму, – пообещала я. – Скажите, а с вами можно связаться? Ну, если вдруг что? – Если вдруг что? – В голосе следовательши зазвучали металлические нотки. – Если вдруг какая новая информация, – смиренно объяснила я. – Если вдруг какая новая информация… – Она сделала паузу. – То мой служебный номер есть в вашем экземпляре протокола. – Она огляделась по сторонам и, кого-то заметив, крикнула: – Паша! Подойди сюда. К нам приблизился тот самый седоватый мужик, которого я заметила еще в день убийства. – Чего случилось? Добрый день. – Пашенька, поймай такси, – попросила следовательша. – Тут человеку плохо, а я спешу. – Она обернулась ко мне: – Павел Андреевич виртуозно такси ловит. Она не обманула: Надю выпустили на следующий день. Угадайте, кто поехал ее встречать? Ну конечно, я. Впрочем, больше и некому было. Анна Федоровна слегла с сердечным приступом. Гале пришлось взять неделю отпуска, чтобы ухаживать за ней. Андрей прислал машину, но сам не появился. Надя сильно похудела. Я разглядела на ее лице морщины. Она не то чтобы подурнела, просто перестала выглядеть девушкой. Может быть, из-за мрачного выражения лица. – Надька, – я постаралась, чтобы мой голос звучал как можно убедительнее, – все будет хорошо. Я говорила со следовательшей. Она баба строгая, но вроде вменяемая. – Она меня посадит… – глухо проговорила Надя. – Мы тебя отобьем… – заверила я. Надя покачала головой и вдруг выдала: – Это я убила! – Да ты что?!! Я обомлела. Неужели это правда? – Я хотела, чтоб она умерла, – продолжала Надежда. – Я желала ей смерти, так все и случилось. – Тьфу ты, черт! – У меня отлегло от сердца. – А я было подумала… – Нет. – Глаза Нади снова сделались круглыми и беспомощными. – Ты не подумай… Но ведь она меня мучила так долго! – Мучила? Как мучила? – Давным-давно. Еще в школе. Она все твердила, что это я столкнула Юру… А это правда не я! Он сам упал. – Верю, верю. – Я погладила ее по плечу. – Ты же стояла в полутора метрах. Это слишком далеко, чтобы столкнуть. Ведь я почти сразу вошла. – Вот именно! – просияла Надя. – Ты свидетельница. А она все твердила свое. – Подожди… – прервала я ее излияния, – но зачем тогда ты снова взяла ее в свой дом? Надя задрожала: