5 сентября 2009 Бертиль, про музыкальную жизнь в Вестре Фрелунде сказать нечего. Но пресс-секретарь Израильской армии может сообщить, что грохот в бункере и другие звуки после падения бомбы напоминают о ракетах, которые не вернутся. Искренне ваш, Якоб Теделин Бертиль спрашивал о музыкальной жизни в предместье Гётеборга из стекла и бетона, где когда-то жил Якоб и где царил хип-хоп. Даже я понимал, что Бертилю и Якобу незачем заговаривать о музыке в бетонных шведских предместьях, поскольку они вряд ли относятся к числу фанатов рэпа. Бертиль спрашивал о чем-то другом, и Якоб его понял. И последовал еще более загадочный ответ Якоба. Я долго ломал голову, пытаясь докопаться до истинного смысла. Послание казалось шутливым, в нем Якоб играл символами какого-то кода, известного только ему и адресату. Я проверил остальные письма и не нашел ничего подобного. Наконец, я предположил, что возможны два толкования. Первое: это невинные шутки о каких-то событиях обыденной жизни, не имеющих большого значения. Второе – прямо противоположное: тут говорится о чем-то, что очень постарались скрыть. Я подумал, что вообще это могло значить, и написал следующую расшифровку: Якоб (пресс-секретарь Израильской армии) говорит об оружии (ракетах), что оно надежно спрятано (не вернется) в каком-то месте без окна (бункер), где слышны грохот и подобные звуки (как после падения бомбы). Одной половиной разума я понимал, что подпадаю под власть навязчивых идей, как и все, кто активно занимался делом Пальме. А другая половина разума между тем твердила, что Якоб Теделин спрятал где-то в Вестре Фрелунде оружие, из которого был убит Улоф Пальме. * * * Другой обмен письмами, который привлек мое внимание, состоялся недавно. Через два дня после разрыва между Лидой и Якобом, именно когда я сам собирался на Кипр, Якоб спросил у Бертиля совета, как ему действовать в этих обстоятельствах. Он написал Бертилю несколько писем о Лиде и об их переписке и под занавес упомянул, какой интерес она проявила к убийству Улофа Пальме. Ведин тут же ответил. Он и представить не мог, что Якоб обсуждает такие серьезные темы с кем-то еще. Бертиль написал, что больше не доверяет своему другу и что должен оборвать с ним все контакты. За два дня Якоб неожиданно потерял сразу двух близких людей. Я написал Лиде в «Вайбере» и поблагодарил за помощь. Из любопытства поинтересовался, как ее удалось добиться таких результатов. Она ответила, хотя и не сразу: Привет, тебе не о чем волноваться. Только одно условие: никогда больше не спрашивай, кто мне помог. Это секрет. И этому человеку нужна källskydd [защита источника информации]. Всего наилучшего! Лида Она намеренно употребила шведское слово källskydd в английском тексте сообщения. Возможно, ей помог швед, от которого она и узнала это слово. Несколько недель спустя я позвонил Лиде, но она не ответила. Я послал несколько сообщений – никакой реакции. Вероятно, «Всего наилучшего!» означало, что больше она говорить со мной не хочет. Или она просто была занята. Или у нее сменился номер. Я особенно и не волновался. Мне и так было о чем беспокоиться. New Yorker Стокгольм, март 2014 года Газета Svenska Dagbladet проявила большой интерес к моему интервью с Бертилем Ведином, но еще больше – к той памятной записке Стига о нем. Мы с их шеф-редактором новостей Улой Биллгер написали четыре больших статьи о Стиге и расследовании убийства Пальме, куда вошло и мое интервью с Ведином. Две статьи были после публикации переведены на английский и стали хитом. За сутки новость о том, что Стиг был увлечен делом Пальме, облетела весь мир. А мы с Улой пережили свой час славы. Главный редактор Svenska Dagbladet Фредрик Карен поблагодарил нас и попросил сохранить в тайне все, что касается того, как я нашел архив Ларссона. Svenska Dagbladet брала расследование в свои руки. Мне заплатят, с чего бы мне возражать? Через несколько дней после публикации первой статьи мне позвонил на мобильный некий человек, который сказал по-английски с американским акцентом: – Привет, это Николас Шмидл. Я пишу для журнала New Yorker. Тогда я не знал, какой репутацией пользуется New Yorker и каково его влияние в США и во всем мире. Если бы знал – наверное, превратился бы в заику, а так у нас состоялся содержательный часовой разговор о Стиге, его гипотезах и моей работе. Николас хотел опубликовать статью о моей работе. Это заняло год, но зато стало основой для сотрудничества и обмена материалами. Что, в свою очередь, закончилось разоблачением главного обмана и привело нас обоих в Южную Африку. Фоторобот Стокгольм, осень 2014 года Я все еще не понимал некоторых моментов в расследовании убийства Пальме, тех самых, которые смущали и Стига. И одним из таких проблемных нюансов был фоторобот, основанный на показаниях Сары, который распространили на следующей после покушения неделе. 20 марта 1986 года Стиг написал Джерри Гейблу про этот портрет. Позднее в ходе расследования полиция объявила и фоторобот, и сами показания Сары недостоверными. Я решил разобраться, как появился этот портрет, какую роль сыграл в следствии и может ли еще быть полезен. * * * Через восемь дней после убийства полицейские не сомневались, что человек, изображенный на портрете, – преступник. Показания Сары считались самыми надежными для создания фоторобота. Он стал известен всему миру: полиции, СМИ, публике. Потом Томми Линдстрём, глава Государственного департамента уголовных расследований, объявил, что фоторобот не представляет никакой ценности, поскольку это изображение совершенно невинного человека, которого Сара видела в ту самую ночь, но раньше по времени. Почему-то в этом теперь были настолько уверены, что больше с вопросами к Саре не обращались. В тридцатилетнюю годовщину убийства полиция созвала журналистов. Теперь, по их словам, «было не слишком похоже» на то, что это фоторобот – убийцы, поэтому этим портретом они не занимались. На этот раз аргументом служило то, что не было цепочки свидетелей, которые последовательно видели убийцу, бегущего от места преступления до Смала Гранд, где Сара видела этого человека. Кроме того, к тому времени уже прошло от десяти до двадцати минут с момента убийства, и получалось, что бегущий убийца неправдоподобно долго добирался до Смала Гранд. Через восемь дней после убийства показания Сары и фоторобот считались важнейшими уликами, через тридцать лет стало наоборот, и за весь этот промежуток времени никто не потрудился объяснить, что это вообще за человек на портрете. * * * Когда, самостоятельно анализируя факты, я пришел к выводу, что убийство – дело рук дилетанта, одна из причин, почему я пришел к такому заключению, такова: только так можно объяснить противоречивые показания свидетелей на вершине Брункеберга. Длиной Смала Гранд всего один квартал, она соединяет две короткие улицы. С нее можно попасть только на Биргер-Ярлсгатан или по лестнице на Брункеберг. Если Сара действительно столкнулась с убегавшим убийцей, скорее всего, он оказался там, потому что заблудился. А коли так, понятно, почему Ларс Йепссон увидел на улице Давид Багарес, как тот прячется между машин. Он искал убежище, поскольку не знал, куда идти. Это же объясняет и слова очевидцев с вершины Брункеберга. Если он плутал там, вполне вероятно, что на Смала Гранд он попал лишь через десять-двадцать минут после убийства. И это спутало расчеты полицейских. Я попытался выяснить все, что только можно, о фотороботе. Не исключено, что изображенный на этом портрете человек похож на одного из моих подозреваемых. А поскольку у Альфа Энерстрёма рост больше шести футов, что не подходило под описание Сары, я начал с Якоба Теделина. Запросил оригинал фоторобота у полиции. Из фотографий на странице Теделина в «Фейсбуке» я выбрал одну, где его лицо смотрит прямо в камеру и не выражает почти никаких эмоций. Увеличив фотографию Теделина, я наложил ее на отсканированный фоторобот. Слева: Фоторобот с хорошо заметным круглым пятнышком над правым углом рта. Справа: Портрет, получившийся в результате совмещения фоторобота и фотографии Якоба Теделина Я обнаружил, что человек на фотороботе очень похож на Теделина. И еще: у Теделина родинка над правым углом рта. На фотороботе видно круглое пятнышко в этом месте. В полиции не могли объяснить, что это за пятно. Не могли сказать и кто такой на их портрете. Отделались словами, что, мол, по их мнению, это не относится к делу. Стало ясно: все, что не указывало на виновность Кристера Петтерссона, полиция склонна была считать не относящимся к делу. Петтерссона освободили, но для полицейских он продолжал быть виновным. Было бы трудно заставить их хотя бы допустить иную возможность, но я должен был попытаться.