Итак, наш замечательный доктор снял шестикомнатную квартиру в стольном граде Стокгольме. Он платил половину арендной платы, а другую вносили члены его подпольной партии, но это все к делу не относится. А вот что важно, так это тайный банковский счет доктора Энерстрёма в Люксембурге. Деньги туда приходили от жертвователей, в основном шведов, живущих за границей. Одним из тех, кто собирал деньги, была Вера Акксон-Йонсон, женщина из семьи, очень влиятельной в шведских деловых кругах. Деньги со счета шли на оплату агитационных текстов в газетах перед выборами. …Шведский дипломат Бернт Карлссон из ООН хранил сведения об убийстве Пальме в сейфе у себя на работе. Сейф взломали, и Карлссон сказал друзьям, что его «скоро убьют». Так и случилось. При взрыве самолета над Локерби, в Шотландии. Погибло 270 человек! Ты еще спрашивала меня о ЦРУ. Человек из ЦРУ, с которым я сотрудничал, работал вне американского посольства как репортер. Он собирал информацию о Восточной Европе во время поездок туда. Бывал и в Чехословакии, ведь на чешском он говорил не хуже, чем на немецком. И он не американец. Мы с ним познакомились, потому что он был репортером. Я решил пообщаться с ним после публикации одной газетной статьи. На первой встрече я предоставил ему сведения, которые получил от доктора Энерстрёма, о визите высокопоставленного офицера разведки, встретившегося с Пальме в 1982 году. Это информация показалась репортеру-разведчику ценной, и я стал передавать ему разные сведения ЦРУ. ЦРУ как-то раз оценили полезность моей работы на них. Они подсчитали, что могли использовать 75 % данных, полученных от меня, и лишь 50 % данных от тех, кто прошел специальную подготовку ЦРУ в их штаб-квартире в Лэнгли. Вообрази мою гордость! …Ты спросила: кто убил Пальме, группа лиц или одиночка? Если отвечать одной фразой, похоже, что за день до убийства у Пальме была встреча с советским офицером из ГРУ. Ты спрашиваешь, сколько людей понадобилось бы, чтобы устранить Пальме. В одном интервью по телевидению задавали этот вопрос, имея в виду, что большая группа не смогла бы сохранить всё в тайне. Тогда сказали, что для слежки за одним человеком требуется около 20 человек, просто тех, кто только наблюдает, но им еще нужны сменщики, пока они отдыхают или едят. 20 человек могут сохранить тайну при условиях самодисциплины, профессиональных заинтересованности и чести. Что касается Пальме, мне любопытно, прослушивался ли его телефон. Вопрос в том, кто знал, что он в тот вечер пойдет в кино. Если его партнер из ГРУ это знал, то им, ГРУ, было бы нетрудно его убить. Выследить и убить, пока он не зайдет в поезд метро до дома. Его убили как раз неподалеку от входа в метро. Понадобилось бы всего один или два киллера – один в резерве на случай, если с первым что-то случится. Мне жаль, что ты мне не веришь и считаешь мои слова уклончивыми. Лиде удалось заставить Теделина написать об убийстве Пальме, но его слова приводили в замешательство. Заговор – хорошо, но при чем тут русские? Если Пальме был их агентом, зачем им его убивать? Никакой логики. Однако Лида задала главный вопрос, который напрашивался при чтении посланий Якоба. Я хочу тебе признаться: ты мне очень нравишься. И я не хочу тебя потерять. А теперь возвращаюсь к другому вопросу. Да, я жалею, что я не застрелил его, когда мне было 12–13 лет, и не спас свою страну от многих проблем. Тогда, в тринадцать лет, я думал, что могу использовать двухсотлетний пистолет одного друга моего отца. Зарядить его всякими металлическими предметами и попробовать подобраться к премьер-министру. Я думал, что такого маленького мальчика едва ли отправят в тюрьму. И что ему дадут подойти к Пальме. В этом смысле мой план вполне мог оказаться удачным. Я не знал, выживет ли Пальме после такого ранения, учитывая возможности медицины в наше время. Все зависело от того, как я выстрелю. Короля Густава III застрелили из такого же пистолета, какой был у папиного друга. Король умер скорее от заражения крови, чем от вреда, причиненного выстрелом. И я знал тогда, в 12–13 лет, что надо сделать все правильно, стрелять в грудь с близкого расстояния, тогда остановится сердце. И его будет уже невозможно спасти. Помню, я все думал, чем зарядить пистолет. Но от того места, где я жил подростком, путь до столицы был неблизкий, так что мой тогдашний замысел не осуществился. О чем я жалею. Убей я Пальме в тринадцать лет, меня бы любили не только родители, но и половина страны. Ради этого стоило рискнуть одним годом тюрьмы, если бы меня вообще туда отправили. Вполне вероятно, я был слишком мал для тюремного срока. Я планировал, что объясню журналистам, почему застрелил Пальме. Я был убежден, что Пальме – предатель, и хотел сказать об этом. Я надеялся на поддержку от тех, кто тоже об этом заговорит. Сегодня я знаю, что некоторые из моих нынешних знакомых заявили бы, что Пальме – изменник. И тогда история нашей страны пошла бы по-другому. Поскольку я его не застрелил, я чувствовал себя виноватым, когда уже вырос, и виноватым до такой степени, что это уже было похоже на абсурд. Я решил, что буду собирать доказательства его измены и напишу об этом. Сделаю все, что в моих силах, ради борьбы с Пальме и с его политикой. Поэтому я поддерживал связь с доктором Энерстрёмом в 1980–1982 годах. С любовью, Якоб Дорогой Якоб, важно говорить правду до конца и не удерживать ничего при себе. Я не увидела ответа на прямой вопрос: это ты застрелил Улофа Пальме? С любовью, Лида Дорогая Лида, так вот в чем вопрос! А я думал, я ответил на него, на вопрос о Пальме. Отвечаю сейчас снова. Я не стрелял в Пальме в 1986 году. И не имел никакого отношения к его смерти 28 февраля того года. Как все остальные, я просто узнал о ней из новостей, удивился и обрадовался, хотя это и случилось на 15 лет позже, чем нужно, и ничего не изменило в развитии страны. Ущерб был уже нанесен. Обнимаю с любовью, Якоб Якоб, мне очень грустно. Боюсь, что я потеряла тебя. Я чувствую, что твой ответ на вопрос о Пальме – обман. Я понимаю, трудно сказать правду через столько лет. Но я вижу, что твой ответ нечестен. Я тебе писала: только правда, никаких умолчаний. Это из-за всего того, через что я прошла, из-за тех мучений, через которые я прошла. Якоб, я не смогу приехать и относиться к тебе с доверием. Мне очень жаль. Я теряю тебя. Прощай, Лида После всех его уверток она добилась от Теделина прямого ответа: он не убивал. Но зачем он назвал точную дату? Возможно, таким образом хотел уверить в своей невиновности, но эффект получился обратный. Поскольку Улофа Пальме признали скончавшимся через шесть минут после полуночи, он умер не 28 февраля, а 1 марта. Из-за того, что Теделин сперва старался уйти от ответа, и странного выбора слов для ответов, которые он давал, мои подозрения насчет того, что он как-то замешан в убийстве премьер-министра, только возросли. Диалог Лиды с Якобом Теделином резко оборвался. Она перестала отвечать на его сообщения. Ракеты, которые не вернутся Стокгольм, сентябрь 2013 года Второй файл из тех, что прислала Лида, открыть оказалось сложнее, но, когда мне это удалось, у меня перед глазами оказалась переписка по электронной почте Якоба Теделина с Бертилем Ведином. Я подумал, что эту переписку раздобыла не сама Лида. Может быть, друг, к которому она собиралась обратиться за помощью. Так или иначе, я мог теперь просмотреть тысячи писем двух человек, которые, как я подозревал, замешаны в убийстве Пальме. И сразу понял несколько вещей. Якобу казалось, что за ним следят, поэтому Бертиль подсказывал, как проверить это и прослушивается ли его квартира. Они напоминали друг другу, что нужно быть осторожным в переписке, потому что она может попасть в чужие руки. «Вот тут вы правы», – подумал я. Им казалось, что говорить по телефону безопаснее. Важные сообщения, которые они особенно берегли от чужих глаз, они посылали обычной почтой. Некоторые темы возникали снова и снова. И, конечно, на первом месте среди них – убийство Пальме. Они обсуждали то, что было известно из СМИ о ходе расследования, то, что делала полиция и чего не делала. У них была гипотеза, что Пальме, агента Советского Союза, убили люди из КГБ, потому что он был на волосок от разоблачения. В переписке они то и дело возвращались к этой гипотезе, отличавшейся от того, что говорил мне на Кипре Ведин, но совпадавшей с версией, которой Теделин поделился в «Фейсбуке» с Лидой Комарковой. Логики я по-прежнему в ней не видел. Убивать собственного агента, к тому же премьер-министра, как-то странно. Еще менее достоверной делало эту версию то, что после смерти Пальме не вышло наружу ничего, что указывало бы на его связь с русскими. Ведин и Теделин обычно заводили в письмах речь про КГБ, когда на самом деле хотели поговорить о чем-то другом. Похоже, обсуждение версии с участием КГБ служило им просто дымовой завесой на случай, если кто-нибудь вроде меня будет читать их письма. Еще одной то и дело всплывающей темой был взрыв над Локерби в 1988 году, о нем Ведин говорил и мне. Он поручил Якобу передавать ему, что пишут о взрыве в шведской прессе. По их гипотезе, целью теракта был Бернт Карлссон, а мотивом для террористов – по крайней мере отчасти – то, что он знал, кто убил Пальме и почему. Если принять на веру гипотезу Ведина и Теделина относительно самого убийства, получалось, что и взрыв над Локерби подстроил КГБ, но, как ни странно, именно этого-то они и не писали. Ведин явно не верил официальной версии, что за взрыв ответственны ливийцы. По мере чтения я понял, что, возможно, он и прав. Ливийца Аль-Меграхи, осужденного в качестве виновника, в 2009 году выпустили на свободу, когда обнаружилось, что один из ключевых свидетелей лгал. Переговоры о новом процессе так затягивались, что смертельно больной Аль-Меграхи должен был умереть раньше, чем решится вопрос. Из других писем Якоба стало ясно, что Бертиль Ведин был самым близким для Теделина человеком. В его письмах к Ведину звучал очень личный тон. Он никому не доверял больше, чем Ведину, даже себе. Авторитет Ведина был для него почти непоколебим. Когда Якоб написал «колеса завертелись», характеризуя то, как шведские СМИ освещают теракты, совершенные в Норвегии Андерсом Брейвиком, Ведин строго отрезал: «Не может быть никаких оправданий убийству детей и женщин». Якоб тут же сдал назад. Он относился к Бертилю как к моральному компасу, которого сам, похоже, был лишен. А вот что Ведин извлекал из этой переписки? Возможно, наиболее правдоподобно простейшее объяснение: оба, находясь в изоляции, нуждались в человеческом общении. Им просто было одиноко. У меня из головы не выходил ответ Якоба на первое письмо Бертиля по электронной почте. 1 сентября 2009 Дорогой Якоб, пожалуйста, расскажите о музыкальной жизни в Вестре Фрелунде. Искренне ваш, Бертиль