Она говорила с американским акцентом, но это не слишком помогло ему узнать ее. На вечеринке собралась пестрая публика с Эдинбургского фестиваля, и у большей части зрителей был американский акцент. Он пробормотал что-то невнятное и проследовал за ней сквозь толпу, но сумел вспомнить ее имя лишь тогда, когда они остались одни на террасе и она закурила сигарету. – Элла, – произнес Пол. – Элла Касперски. Простите. Я немного устал с дороги… Она пожала плечами. – Когда встречаешь человека вне контекста… – Она не закончила мысль. – К тому же столько времени прошло. – Тринадцать лет? – Да. На террасе было холодно, и ему хотелось вернуться обратно. Только не в бар, а в отель. Беда была не в холоде. С практической точки зрения было неудивительно, что он не спал два дня, ведь он летел из Торонто в Эдинбург эконом-классом – еще один пункт из списка вещей, которые он мог с легкостью делать в восемнадцать, но ближе к среднему возрасту – уже с трудом. После встречи с Эллой Касперски он почувствовал себя еще хуже. Судя по всему, внутреннее смятение отразилось на его лице, потому что Элла вдруг смягчилась и легко дотронулась до его руки. – Все эти тринадцать лет я хотела перед вами извиниться, – сказала она. – Я была зла в Кайетт и слишком много выпила, и то и другое повлияло на меня не лучшим образом. Не стоило просить вас это делать. – Я мог бы отказаться. – Вам стоило отказаться. Но для начала мне не стоило вас просить. – Ну что ж, – сказал он, – по крайней мере, вы были правы насчет Алкайтиса. Он никогда особенно не интересовался новостями, но недавно прочитал книгу о схеме Понци, которая вышла несколько лет спустя, пытаясь найти в ней информацию о сестре. Винсент была в книге второстепенным персонажем, ее высказывания сводились к цитатам из свидетельских показаний. Очевидно, автор книги не смогла взять у нее интервью, хотя о роскошной жизни Винсент с Алкайтисом ходила масса слухов. – Да. Я была права. – Вы знали, что он жил с моей сестрой? Он курил сигарету, хотя не помнил, чтобы Касперски давала ему закурить. С недавних пор он начал немного заикаться. – Серьезно? – Она была барменшей в отеле «Кайетт», – сказал он. – Однажды в бар зашел мужчина, и дальше все случилось само собой… – Поразительно. Я видела его на фотографиях вместе с молодой женщиной, но никогда не думала, что она как-то связана с отелем. – Помните хорошенькую барменшу с длинными темными волосами? Она наморщила лоб. – Может быть. Нет. Нет, если честно, я ее совсем не помню. Что с ней потом стало? – Мы не общаемся, – ответил Пол. Винсент существовала для Пола в форме застывшей картинки. В тот вечер, когда он впервые выступал в Бруклинской музыкальной академии в 2008-м, он вышел на сцену и увидел ее. Она сидела с краю одного из первых рядов; его взгляд упал на нее, когда он вышел на сцену, и у него заколотилось сердце. Он начал играть и каким-то образом пережил вступление, а когда снова посмотрел в зал, всего минут десять спустя, среди теней зияло пустое кресло. В тот вечер после концерта он еще два часа сидел в театре, но она не ждала его у служебного выхода. Она не пришла и на следующий вечер, и через два дня; каждый раз, выходя из театра, он надеялся ее увидеть, но ее все не было, и он так часто воображал сцену их спора, что она почти стала для него реальной. «Послушай, все эти годы, пока ты жила в Ванкувере, твои видео валялись в коробках в детской, – сказал бы он ей. – Ты ведь явно не собиралась с ними ничего делать. Ты даже не заметила их пропажи». – «И ты решил, что это дает тебе право их забрать?» – спросила бы она. «По крайней мере, я использовал их для дела», – ответил бы он и, днями прокручивая в голове этот диалог, почти что страстно желал, чтобы он случился наяву. Но невозможность поговорить с Винсент в реальности означала, что он обречен снова и снова переживать иллюзорный разговор с ней в голове. Со дня концерта в БМА прошло ровно десять лет, и он по-прежнему беседовал с ней, с воображаемой Винсент, которая так никогда и не материализовалась рядом со служебным входом. То есть ты хочешь сказать, спросила бы она, что ты построил целую карьеру за счет моих видео? Не то чтобы целую карьеру, Винсент, но сочинение саундтреков к твоим видео привело меня к совместным проектам с видеорежиссерами, к выступлениям на арт-ярмарках в Базеле и Майами, сотрудничеству с БМА, стипендии, преподаванию, всему успеху, которого я добился в жизни. «И оно того стоило?» – спросила бы она. Не знаю, Винсент, я никогда не знал, что стоит делать, а что нет. Но как бы там ни было, после концертов в БМА я больше никогда не использовал для выступлений твои видеопленки. Думаешь, тебя это оправдывает? Нет, я знаю, что нет. Я знаю, что я вор. – Вы еще со мной? – спросила Элла, и он осознал, что несколько минут рассеянно смотрел куда-то вдаль. – Да, извините. Я немного разбитый после того, как всю ночь провел в дороге. – После такого должно быть тяжеловато веселиться на вечеринках, – сказала Элла. – Давайте уйдем отсюда, я вас где-нибудь угощу. Через десять минут они сидели в пабе за углом – старомодном заведении с ярко-красной дверью и деревянной обшивкой, на которую, судя по всему, ушел целый лес. – Итак, – сказала Элла, когда они уселись за столик. – Прощу прощения, но вы выглядите ужасно. – Я не спал два дня. – Тогда не удивительно. Однако в ее взгляде читались и другие мысли. Он вечно не мог запомнить имена и лица, но точно мог определить по ее выражению вопрос, который она решила не задавать. Он все чаще встречал на лицах людей этот немой вопрос. – Как вы оказались на этой вечеринке? – спросил он, чтобы сменить тему. Он необычайно остро ощущал присутствие маленького целлофанового пакетика во внутреннем кармане куртки. – Мой муж – театральный режиссер. Мир тесен. – Каждый раз удивляюсь, насколько же он тесен. Официантка принесла им напитки, и Пол извинился и вышел в туалет за дозой – совсем маленькой, чтобы хоть немного упорядочить хаос окружающего мира. Он неподвижно постоял в кабинке, сделал пять глубоких вдохов и вернулся за столик. Теперь он чувствовал себя спокойнее, усталость после перелета отступала. Все налаживалось. Человеку вовсе не обязательно спать каждую ночь. Он мог бы сэкономить кучу времени, если бы спал раз в два дня. – Значит, вы были очень заняты, когда я вас видела в последний раз, – продолжила она. – О да. Это было что-то потрясающее. Он не ожидал успеха и до сих пор не мог к нему привыкнуть. – Я попал в зазеркалье и оказался в странном новом мире, в котором люди на самом деле слушали мою музыку, – сказал он. «Я даже не предполагал, что все так случится, – мысленно говорил он Винсент, – я просто воспользовался новыми возможностями, и я жульничал, точно так же, как все остальные…» Новыми возможностями – то есть у тебя не было выбора? «Я не ожидал такой жизни», – сказал он, но в самом деле, почему он даже не попытался с ней связаться, когда они оба ушли из отеля? Очевидно, потому, что чувствовал вину после того, как расстроил ее из-за граффити и украл ее видео, но, может, ему стоит найти ее сейчас? Может, прошло уже достаточно времени? Она ведь наверняка не понаслышке знала, каково это – внезапно оказаться в параллельном мире. «У вас такой интересный подход», – говорила Элла. Он вполуха слушал ее рассуждения о том, как ей нравились его работы. «Сейчас много разного видеоарта, но ваш саундтрек с программируемой консолью – это правда что-то новое и замечательное». Пол сочинил для двух видеоработ двадцать четыре часа музыки и превратил их в набор из получасовых сетов, которые можно было проигрывать в разном порядке на любой вкус: полуночникам могла понравиться в три часа ночи быстрая энергичная композиция, которая стихала к пяти утра, когда они шли спать, а жаворонки предпочитали встречать рассвет под бодрящие мелодии. – Честно говоря, некоторым видеоарт-проектам нужен саундтрек, чтобы они стали хоть немного интереснее, – откликнулся Пол. Напрасно он заказал пиво. Выпей он его сейчас, он мгновенно бы опустил голову на стол и заснул. – Мне интересно, что из музыки на вас повлияло, – спросила она. – «Baltica», – ответил он. – Все мои работы похожи на электронную группу «Baltica» из Торонто конца девяностых. – О, я не знала, что вы играли в группе. – Я пытаюсь сочинять другую музыку, – сказал он, – то есть сознательно я стараюсь, чтобы она звучала по-другому, а потом переслушиваю, и моя музыка почему-то всегда похожа… – Он осекся и отвернулся, чтобы скрыть внезапное волнение. – Думаете, здесь можно заказать кофе? Он испытал сильнейшее смятение. Он еще никогда ни с кем не говорил про «Baltica», а сейчас почему-то без раздумий выпалил это название. – Полагаю, да. – Она помахала рукой, и у столика появилась официантка. – Один кофе, пожалуйста. – Кофе у нас ужасный, – сказала официантка. – Просто предупреждаю. – Даже если так, я все равно, пожалуй, закажу. – Что ж, как хотите, – ответила она. – Если вы настаиваете. Но я гарантирую, что вы даже не сможете его пить. – А черный чай у вас есть? – Мы в Шотландии. – Экстракрепкий, – попросил Пол. – Самый крепкий чай из всех, что у вас есть. И побольше. Чем больше кофеина, тем лучше. – Тогда я принесу вам чайник, – ответила официантка, – и вы сможете заварить его на свое усмотрение. Пола вновь посетило то же чувство, что и в Британии: будто над ним издеваются, но в очень изощренной, скрытой форме, анализировать которую у него не хватало сил, и он, как обычно, не мог понять, издевательство ли это или типичная постколониальная неуверенность канадца. «Черт побери, я в курсе, как обращаться с чаем», – хотелось ему ответить, но было уже поздно, официантка ушла, и он остался наедине с Эллой, которая снова странно на него смотрела. – Вы до сих играете в этой группе? «Baltica», верно? – Она неправильно его поняла, но он был не в силах пускаться в объяснения. – Наши пути разошлись, – ответил он. – Я только иногда слежу за ними на «Фейсбуке». Анника ездит в туры с пятью разными группами. Тео женился. А отель все еще работает? – неожиданно спросил он, судорожно пытаясь поменять тему. – Он закрылся после ареста Алкайтиса, – ответила она. 4. В девяти часовых поясах к западу Уолтер стоял у окна в своей комнате в служебном крыле бывшего отеля «Кайетт». Сотовая связь здесь по-прежнему не работала, но пару лет назад он потратился на беспроводной телефон, чтобы во время общения с внешним миром можно было бродить по комнатам. – Не верится, что прошло уже почти десять лет, – сказала ему сестра. – Господи. И тебе все так же не одиноко? – Я думаю, «одиноко» – не очень подходящее слово. Нет, я бы не сказал, что мне одиноко. Последний гость покинул отель «Кайетт» в начале 2009 года, спустя два месяца после ареста Джонатана Алкайтиса, а вскоре уехал и весь оставшийся персонал. Можно ли называть отелем отель без гостей? Уолтер стоял на пристани, когда с острова уезжал Рафаэль. «Будем на связи», – сказал он Уолтеру, и они пожали руки, понимая, что больше никогда не будут общаться. Рафаэль забрался на борт с дорожной сумкой – остальные вещи уже отправили в Эдмонтон, – и управлявшая лодкой Мелисса завела мотор. Ее рабочий день еще не закончился, но она не стала надевать униформу. Она должна была оставить лодку в Грейс-Харбор и вернуться домой на водном такси. «Я заеду на следующей неделе, – сказала она Уолтеру. – Проверю, как ты там». «Спасибо», – ответил он, немного удивившись. Она отчалила от пристани, и лодка ворвалась в воду, пронеслась вокруг полуострова и скрылась из виду. Было пасмурно, в море отражалось бледное серое небо, темный лес сочился влагой после утреннего дождя. Уолтер стоял на пристани, пока до него еще доносился шум лодки, а потом отправился обратно в опустевший отель. Он прошелся по тропинке, открыл стеклянные двери лобби и закрыл их за собой. Перед отъездом Рафаэль по обыкновению выключил везде свет, но теперь Уолтер снова его зажег. Темное дерево в баре мягко замерцало. Без мебели лобби казалось неправдоподобно огромным, как ангар для самолетов или бальный зал. Его шаги раздавались эхом. Всю мебель продали, за исключением рояля, перевозить который было бы слишком дорого. Уолтер сыграл несколько нот, прозвучавших неестественно громко в полной тишине. Это и есть подлинная тишина, подумал он, совсем не такая, как в лесу, где даже самые тихие моменты нарушают какие-нибудь звуки. Он прошел мимо ресепшен, мимо бара и поднялся по лестнице. В самых больших апартаментах – «Королевское побережье» – всегда останавливался Джонатан Алкайтис. Уолтер подумывал переместиться туда – они были куда роскошнее служебного крыла, к тому же человеку, присматривающему за отелем, следовало бы жить непосредственно в отеле, – но мысль о том, чтобы спать в постели Алкайтиса, вызывала у него отвращение, и вдобавок Уолтеру нравились свои комнаты. Он обошел все номера и оставил двери в них открытыми.