7. В три часа ночи Оскар проснулся в апартаментах Алкайтиса. Ему мучила жажда. Винсент спала рядом, он слышал ее тихое дыхание и видел ее волосы, напоминавшие в полумраке чернильную лужицу. Оскар лежал и смотрел на нее спящую. Он не знал, как лучше поступить. Ускользать тайком в ночи казалось подлым, но, с другой стороны, что ему здесь делать утром? Он где-то читал, что ФБР часто арестовывает людей рано утром, в четыре-пять часов, рассчитывая на то, что подозреваемые менее всего опасны, когда еще не очнулись ото сна. У него были все основания полагать, что соглашение пошло прахом и в считаные часы его арестуют, и лучше бы это произошло не в квартире Алкайтиса. Он встал и оделся, стараясь не шуметь. Когда Оскар вошел в гостиную, его моментально ослепило. Оскар и Винсент оставили включенным весь свет, в спешке добираясь до спальни, и вся квартира показалась ему теперь чересчур яркой – сущий кошмар из подвесных ламп и глянцевых поверхностей. Он прикрыл глаза рукой, привыкая к свету, и когда наконец оглядел комнату, его взгляд упал на картину. До этого он ее не замечал, хотя она была большой – примерно 150 на 180 сантиметров, портрет молодого человека, висевший вместе с лампой на кухонной стене. Мужчина сидел на красном стуле, на нем были только джинсы и армейские ботинки. Он выглядел бледным и изможденным. Что-то в этом портрете вызывало тревогу, но Оскар не сразу понял, что именно: на левой руке мужчины виднелись слабые следы от синяков, будто вдоль вен пролегли тени. Оскар подошел ближе, чтобы разобрать подпись в нижнем правом углу картины: Оливия Коллинс. Ему было знакомо это имя. Харви просил его назначить ей ставку дохода выше обычной, потому что она нравилась Алкайтису, и Оскар до сих пор старался о ней не думать. Некоторые инвесторы были учреждениями. Некоторые – государственными инвестиционными фондами. Были среди них и благотворительные и пенсионные фонды, профсоюзы и школы. Были частные лица, настолько богатые, что Оскар и представить себе не мог их состояние, даже прожив столько лет в этом городе, даже стоя в квартире в небоскребе в одном из самых дорогих районов мира. Но и были и такие, как Оливия Коллинс, кому удалось за всю свою жизнь немного заработать или накопить небольшую сумму. Разумеется, Джонатан Алкайтис повесил в своей квартире картину Оливии Коллинс. Она была его старым другом, насколько понимал Оскар. И она не просто была на пороге того, чтобы все потерять, – она уже все потеряла, просто пока не знала об этом. Оскар выбежал из квартиры со слезами на глазах. 8. В четыре утра Джоэль проснулась под рабочим столом. В кабинете было темно. «Меня все бросили», – подумала она и поняла, что по-прежнему пьяна, потому что мысль о своем одиночестве наполнила ее нестерпимой горечью. Но потом она обнаружила, что кто-то укрыл ее пальто, и была так тронута, что на глазах у нее выступили слезы. Под столом и под пальто было тепло, она закрыла глаза и снова погрузилась в сон. 9. В четыре тридцать утра Алкайтиса разбудил звонок в дверь. 10. Оскар уже был дома и лежал в постели без сна, разглядывая сложную игру теней и света на окне из стеклоблоков в спальне. Он думал о том, как все начиналось, о своем разговоре с Харви, который он мог мысленно воспроизвести, как кинофильм. Не самое начало, собеседование, на котором он пытался объяснить, почему Алкайтис должен взять его к себе в компанию, хотя он только что вылетел из колледжа и не мог похвастаться ни хорошими оценками, ни опытом работы. Другое начало – тот момент, когда он осознал суть своей работы. Прошло больше десяти лет с того дня, как к нему в офисе подошел Харви и попросил оформить сделку задним числом. – Оформить задним числом, – повторил Оскар. – То есть подделать выписку? – Он наш крупнейший инвестор, – ответил Харви, будто это все объясняло. – Я знаю, – сказал Оскар тоном, давшим понять, что такое объяснение его не устроило. Инвестор Ленни Ксавье хранил на счетах Алкайтиса три миллиарда долларов. – И он просил, чтобы на его счетах не было никаких убытков. – Голос Харви звучал спокойно, но сам он словно покрылся испариной. – Ты же неглупый парень, Оскар. Ты должен уже что-то понимать. – Я… Да, он уже начал кое-что понимать. Местами он замечал бессмыслицу, а порой и закрывал на нее глаза, потому что ему платили на удивление высокую зарплату и у него был свой личный офис. – Почти забыл, – прибавил Харви, – вот твой бонус к Рождеству. Что это, если не явная попытка его подкупить? Оскар ощутил неловкость за них обоих. В конверте, который Харви положил на стол, был чек на такую сумму, что у него перехватило дыхание. – Ты переходишь на более высокий уровень доверия, – объяснил Харви, – а значит, бонусы тоже вырастут. Просмотри выписки по счетам Ксавье за последний месяц, прочти переписку, потом пометь сделку задним числом и сходи купи себе лодку или еще что-нибудь. – Лодку, – машинально повторил Оскар, глядя на чек. – Или поезжай в отпуск. Судя по твоему виду, тебе бы не помешало полежать на солнце. Харви с трудом поднялся на ноги. В его теле была тяжесть уже тогда, задолго до конца. Оскар проводил его взглядом, и когда тот ушел, вернулся к файлам Ксавье. Выписка со счета: 2,92 млрд долларов. Переписка: письмо Ксавье Алкайтису с просьбой снять со счета 200 млн долларов. Письмо от Алкайтиса с подтверждением снятия 126 млн долларов. Второе письмо от Ксавье с подтверждением получения этой суммы. Последнее письмо вызвало у Оскара недоумение. Здесь могло быть всего два объяснения: либо Ксавье и Алкайтис поговорили и приняли некое решение, после которого Ксавье передумал и снял только 126 млн долларов, что и отражено в их переписке. Либо Алкайтис остался ему должен, потому что на счетах было недостаточно денег, чтобы выплатить Ксавье всю сумму в 200 млн долларов, и в обмен на благосклонное молчание Ксавье на его счетах больше не должно быть убытков, поэтому и нужно оформить сделку задним числом, о господи, господи, господи. В призрачной версии своей жизни, той версии, о которой Оскар в последнее время все чаще думал, он закрыл дверь офиса и позвонил в ФБР. Но в реальности он не стал никому звонить. Он вышел из офиса как в тумане, но едва завернув за угол, понял, что ни к чему себя обманывать: он не испытал никакого потрясения, он знал, что обналичит чек, потому что стал соучастником, мысленно он и так уже был им. – Ты все знал заранее, – неожиданно для себя забормотал он вслух. – Ничего удивительного. Ты же себя знаешь. XI Зима 1. На следующий день после новогодней вечеринки время в Gradia Building протекало для всех по-разному. Для Оскара часы сменяли друг друга так стремительно, что ему казалось, будто он находится в постоянном движении, от которого кружилась голова даже за столом. Остаться или сбежать? Еще оставалось время, чтобы покинуть страну, но шансы таяли с каждым часом бездействия. Кофе не особенно помог ему проснуться, и позднее Оскар вспоминал тот день как серию бессвязных вспышек. После полудня он проходил мимо офиса Харви и увидел, как тот что-то строчит в блокноте. Оскар заметил, что лист бумаги плотно исписан, без пробелов между строками. – Что ты там пишешь? – О… – протянул Харви, глядя на свою писанину, словно только что ее увидел. Что, за старое? – Ничего такого. Он продолжил писать, и Оскар подошел к копировальному аппарату – рядом с ним абсолютно неподвижно, уставившись в пустоту, стояла Джоэль. Оскар молча отвернулся и решил воспользоваться другим аппаратом на 18-м этаже. На 18-м, как всегда, кипела жизнь. Там был другой, более радужный мир. С людьми здесь все будет в полном порядке, не правда ли? Насколько он знал, брокерская компания работала по закону, у них не было причин для беспокойства. Будь он хорошим человеком, он бы сейчас порадовался за них, а не чувствовал досаду. От мысли о масштабах соглашения у Оскара перехватило дух. Ему всегда втайне нравилась интрига 17-го этажа, чувство принадлежности к узкому кругу посвященных за гранью общества, возможно, даже за гранью самой реальности: разве в этой грандиозной схеме велика была разница между настоящей сделкой и сделкой, оформленной как настоящая, в безупречно составленных Оскаром отчетах о состоянии счетов? Но здесь, на верхнем этаже, люди ни в чем не были замешаны, тягчайшим нарушением в их мире было разве что расплатиться за обед с друзьями корпоративной кредитной картой, и сейчас он с тоской думал, что хотел бы стать таким же. Когда он проходил мимо офиса Алкайтиса, дверь была открыта, но Алкайтиса там не было. Двое мужчин в темных костюмах что-то искали на столе, их пальто были небрежно перекинуты через спинку стула для посетителей. Один из них тихо разговаривал по мобильному телефону, слов было не разобрать. Симоне сидела за своим столом рядом с дверью офиса и наблюдала за ними. – Кто эти люди? – спросил Оскар. Она подвинулась к нему поближе и прошептала: – Алкайтиса сегодня утром арестовали. – Оскар почувствовал в ее дыхании запах мятной жвачки. Он схватился за край стола. – За что? – с трудом спросил он. – Говорят, мошенничество с ценными бумагами. Ты знал, что он просил меня уничтожать документы? – спросила она. – Какие?.. – У Оскара перехватило дыхание, но она, казалось, ничего не замечала. – Отчеты о счетах, – ответила она. – Служебные записки. Письма. Теперь понятно, почему сюда пришли копы. Погоди. – На ее столе зазвонил телефон. – Офис Джонатана Алкайтиса. – Она слушала, наморщив лоб. – Нет, конечно, нет, я понятия не имею. – Симоне судорожно вдохнула и положила телефонную трубку. Телефон снова зазвонил, потом опять, загорелись индикаторы разных линий. – Он назвал меня сучкой и повесил трубку, – сообщила она Оскару и переключилась на другой звонок, освободив первую линию, по которой тоже сразу начали звонить. – Офис Джонатана Алкайтиса, – ответила она. – Я знаю об этом не больше вас. Мы… я буквально только что узнала. Я знаю. Я… – Она поежилась и осторожно положила трубку на место. Теперь загорелись сразу все шесть линий, и зазвучала какофония из звонков. – Не отвечай больше, – сказал Оскар. – Ты этого не заслужила. – Думаю, об этом и так уже сообщили во всех новостях. – Симоне выдернула из розетки телефонный провод, и они молча посмотрели друг на друга. – Я пойду, – сказал Оскар. Он зашел на 17-й забрать свое пальто. Он был слишком взбудоражен, чтобы стоять и ждать лифт, поэтому решил спуститься по лестнице. Он шел быстро, почти бегом, и чуть не споткнулся о Джоэль, которая сидела в пролете 12-го этажа, вытянув ноги и закрыв глаза. – Ты умерла? – спросил Оскар. – Может быть. – Голос Джоэль звучал безжизненно. – С тобой все в порядке? – Ты серьезно? – Я хотел спросить, – пояснил Оскар, – ты просто решила присесть, или у тебя сердечный приступ или что-то вроде того. – Не думаю, что у меня сердечный приступ. – Если я оставлю тебя здесь и пойду дальше, ты не спрыгнешь с моста? – Его арестовали, – сказала Джоэль.