– Да. – Муж узнает, если еще не узнал, и скажет: «Господи, представляешь, что случилось?», и мне придется или соврать ему в лицо, но это не сработает, потому что он не идиот, или сказать: «Да, дорогой, вообще-то, представляю». Оскар молчал. – Ты никогда не задумывался, почему выбрали именно нас? – спросила Джоэль. – На 17-м этаже? Она все так же сидела с закрытыми глазами. Оскару пришла мысль, что с ней уже могло связаться ФБР и она записывала их разговор. Чего не сделает мать маленьких детей, чтобы избежать тюрьмы? – Я имею в виду вот что, – продолжила Джоэль, – мне было бы очень интересно узнать твое мнение: как он понял, что мы согласимся? Любой бы согласился, если бы ему дали много денег, или в нас самих были определенные склонности? Может, он посмотрел на меня и подумал: Эта женщина не сильно озабочена моралью, она, наверное, согласится поучаствовать в… – Мне надо идти, – прервал ее Оскар. – Я себя не очень хорошо чувствую. Он переступил через ноги Джоэль и побежал дальше, преодолевая один этаж за другим. Что-то кошмарное было в лестничных пролетах небоскреба, в бесконечной спирали из дверей и площадок. Когда Оскар вышел из боковой двери в лобби, вокруг него собралась небольшая толпа, не меньше двух десятков человек, пытавшихся попасть внутрь. У него скрутило живот. Это были инвесторы Алкайтиса. Некоторые из них плакали. Другие вступили в перепалку с охранниками, которые тоже собрались в кучку и выглядели смущенными и растерянными. – Послушайте, – объяснял один из них, – я вам сочувствую, но нам нельзя никого… – Ты. – Одна из женщин указала на Оскара. – В какой компании ты работаешь? – Cantor Fitzgerald, – ответил Оскар. Это было первое название, которое пришло ему в голову. – Не знал, что здесь есть офисы Cantor Fitzgerald, – сказал кто-то, но Оскар уже вышел на тротуар, где собиралась еще одна толпа: у бордюра припарковались машины, заблокировав движение, сновали люди с камерами, ослеплявшими вспышками света, журналисты обступали каждого, кто выходил из здания. – Вы работали на Джонатана Алкайтиса? – спросили у него. – На кого? – переспросил Оскар. – О господи, конечно же, нет. 2. Оскар прошел мимо Оливии Коллинс, но Алкайтис проводил встречи только на 18-м этаже, и она никогда не бывала на 17-м поэтому не узнала его. Она стояла в лобби вместе с другими инвесторами и пыталась разобраться в новой реальности. Все происходившее вокруг – плачущие инвесторы, репортеры, фургоны новостных каналов, подъезжавшие к зданию, – напоминало дурной сон. За несколько часов до этого ее разбудил телефонный звонок. «Моника, извини, – сказала она после минутного замешательства, – я спала и не совсем понимаю…» Она замолчала и помрачнела, пытаясь понять, о чем говорит сестра. «Моника, ты что, плачешь?» – спросила она. Она сидела на кровати в своей любимой маленькой квартире, которую снимала по большей части на проценты со вкладов у Алкайтиса, в то время как Моника говорила ей, что никаких вкладов не существовало, и это никак не укладывалось в голове. Оливия медленно встала – от резких движений у нее иногда кружилась голова – и поспешно достала из шкафа непромокаемые сапоги, сумку, которую всегда собиралась вешать на крючок, но никогда этого не делала, и зимнее пальто. «Моника, – оборвала она сестру на полуслове, – я сейчас пойду в его офис и попробую все узнать. Я тебе перезвоню позже». В такси она накрасила губы яркой помадой и повязала на голову шелковый платок, чтобы придать себе решимости. Она надеялась попасть в офис Джонатана, поговорить с кем-нибудь, но, как выяснилось, была в своем желании не одинока. Рядом с лобби Gradia Building собиралась целая толпа. «Это все мои сбережения, – кричал мужчина в лицо одному из охранников, – вы должны меня пропустить, мне надо хоть с кем-то поговорить, это вопрос жизни и смерти!», но четверо охранников стояли у турникетов и явно не намеревались никого пускать внутрь. Оливия стояла у дверей, с тревогой наблюдая за взбешенной толпой. – Вы что, не понимаете? – Мужчина обращался к охраннику, на вид совсем молодому, хотя, сказать по правде, теперь большинство людей казались Оливии молодыми. – У меня украли все деньги. – Я понимаю, сэр, но… – Успокойтесь, – сказал охранник женщине, говорившей ему что-то прямо в лицо. – Я не успокоюсь, – ответила она ему, – не надо меня успокаивать. – Мэм, я сочувствую, но… – Но что? Но что? – Что я могу сделать, мэм? Пустить толпу разъяренных людей осаждать восемнадцатый этаж? – Охранник покрылся испариной. – Я просто делаю свою работу. Я делаю свою работу. Отойдите на шаг, пожалуйста. Оливия подошла поближе, когда другая женщина отступила назад. – Я подруга мистера Алкайтиса, – сказала она. – Тогда позвоните в офис, чтобы к вам кто-нибудь спустился, – ответил ей охранник. Она вновь и вновь набирала номер Алкайтиса, но никто не брал трубку. Какая подлость. Она представила, как они прячутся за закрытыми дверями, слышат звенящий телефон, но не берут трубку. Других номеров она не знала. Она еще долго стояла в лобби посреди человеческого водоворота, заговаривала с другими, и поначалу ее утешало присутствие других людей, которые тоже остались без денег и были в шоке, но спустя какое-то время атмосфера уныния и ярости стала невыносимой, и она поймала такси – последнее такси в обозримом будущем, думала она, глядя на цифры на счетчике, – и вернулась в свою квартирку на окраине. После кромешного ада в лобби Gradia Building ее дом казался необычайно тихим и спокойным. Оливия закрыла дверь и молча стояла в тишине. Она положила ключи на кухонный стол, села, выпила стакан воды и попыталась примириться с новым положением вещей. После сосредоточенных поисков она нашла последнюю выписку со счета и внимательно ее изучила. До сегодняшнего дня у нее было два источника дохода: инвестиции в фонде Алкайтиса и социальное обеспечение. Глядя на цифры, она решила, что если будет очень экономной, то сможет прожить в своем доме еще два месяца. 3. На Нью-Йорк уже опустилась тьма, но в Лас-Вегасе было только три часа дня, и Леон Превант, руководитель судоходной компании, который, на свое несчастье, когда-то встретился с Алкайтисом в баре отеля «Кайетт», сидел на совещании, уже давно себя исчерпавшем, но никак не кончавшемся. В его кармане завибрировал телефон. – Извините, – сказал Леон присутствующим, – срочный звонок. – Хотя и не знал наверняка, срочный ли. Он осознал свою ошибку, когда вышел из кабинета. Леон участвовал в этой конференции уже пятнадцать лет, и на его бейдже по-прежнему было указано название компании, хотя он работал консультантом и его контракт истекал в следующем месяце. Его начальнику велели заморозить контракты с консультантами, «пока дела на горизонте не пойдут на лад», но когда это случится? Леона уволили два года назад, с началом поглощения, и теперь, к концу 2008 года, корабли пересекали океан заполненными только наполовину или даже меньше и могли быть зафрахтованы по цене трети от прошлогодней. Горизонт на суше и на море был затянут облаками и туманом. Иными словами, сейчас было не лучшее время, чтобы остаться без консультаций на совещаниях, пускай даже безжизненных совещаниях, которым пора было закончиться еще двадцать минут назад. Ему звонила бухгалтер. Что бы она ни собиралась ему сообщить, это явно могло подождать, поэтому он перевел звонок на голосовую почту, медленно сосчитал до пяти и вернулся в кабинет, извинившись за отсутствие. – Все в порядке? – Его начальник Д’Амбросио по-прежнему с мрачным видом изучал отчет, который ему дал Леон. – Все отлично, спасибо. Если вы успели вникнуть в цифры… – Он надеялся, что все быстро посмотрят на цифры и согласятся обсудить их позже, но совещанию, судя по всему, было суждено длиться вечно. – Увы, мы успели, – сказал Д’Амбросио. – Просто безумие. – Что ж. Как видите, перед нами возникла серьезная проблема в виде избытка мощностей. – Самое мягкое заявление с начала чертова двадцать первого века, – язвительно откликнулся кто-то. – Разумеется, это коснулось не только нас. Сегодня утром у меня был интересный разговор с другом из CMA. У них простаивают суда рядом с побережьем Малайзии. – Просто стоят? – Миранда была младшей коллегой Леона в Торонто, а затем в офисе в Нью-Йорке, до того как его перевели в статус консультанта. Теперь она получила бывшую должность Леона, его офис и телефонный номер – все, за исключением его прежней зарплаты. – Пока да. Просто стоят и пережидают. – Любопытная мысль, – сказал Д’Амбросио. – Любопытная в том плане, что, наверное, она лучшая среди всех плохих вариантов. – Тогда у нас получится странная призрачная флотилия. – Это сказал Дэниел Парк, который работал с Леоном в Торонто и теперь возглавлял отдел в Азии. – Так, может, мы просто спишем в утиль пару старых кораблей? – Мне кажется, это будет гарантированное решение временной проблемы, – сказала Миранда. – Но этот период спада, – возразил Парк, – этот хаос, назовите как угодно… – Период затянувшейся неопределенности, – вставил ироничным тоном один из европейских представителей, процитировав утренний доклад. Он был из Германии и появился в компании относительно недавно. Леон не запомнил его имени. – Да, верно, какие эвфемизмы ни придумывай, такая ситуация может длиться годами. Готовы ли мы несколько лет обслуживать флот невостребованных кораблей у побережья Малайзии? – Для обслуживания не надо много персонала, – сказал Леон. – Основная часть экипажа, всего несколько человек на борту, чтобы держать суда на плаву. – Тогда, может быть, мы должны установить временной лимит, – отреагировал немец. Вильгельм, вспомнил Леон, его звали Вильгельм, но какая у него была фамилия? Его беспокоило, что он не мог ее вспомнить. Раньше он знал всех руководителей старшего звена. – Может, сейчас мы поставим корабли на якорь и вернемся к этому вопросу через год-два, и если они нам больше не понадобятся, спишем их. – Звучит как разумное предложение, – сказал Д’Амбросио. – Есть другие идеи, возражения? – Остается вопрос новых судов «Панамакс», – произнесла Миранда. Над столом пронесся коллективный вздох. Компания заказала два новых судна в далеком блаженном 2005 году, когда спрос казался бесконечным, они едва с ним справлялись и заключили контракт на покупку судов, оплатили их и два с половиной года ждали, пока их построят. Эти вызывающе ненужные корабли должны были прибыть с судоверфей в Южной Корее через шесть месяцев. – Мы отправим их прямиком к призрачной флотилии. – Д’Амбросио взглянул на часы. – Джентльмены, Миранда, боюсь, у нас вышло время. Давайте продолжим завтра. Вильгельм, если вы сможете подготовить анализ… Совещание наконец завершилось, присутствующие разбились на группки или ринулись на уже начавшуюся конференцию. Леон вышел вместе с Дэниелом. – Ты собираешься на дискуссию о прогнозах развития экономики? – спросил Дэниел. – Думаю, пропущу. За последние четыре месяца я и так по уши застрял в прогнозах развития экономики. – Да уж, мы все застряли. В коридоре было на несколько градусов холоднее, чем в конференц-зале; кондиционеры в Лас-Вегасе нагоняли зимнюю стужу. Двое молодых сотрудников отеля отмывали грязные кружки от кофе и выпечки. – Я позвоню жене, – сказал Дэниел. – Встретимся после обеда? – С удовольствием. Было приятно немного побыть в одиночестве, не слышать банальных восклицаний об экономическом коллапсе и не вступать в истерические разговоры о перспективах в сфере перевозок. Леон налил себе кофе с ароматом фундука и вышел в холл. Миранда ушла с совещания раньше, чем он, и теперь сидела чуть поодаль на диване и что-то писала в блокноте. Скорее не писала, а делала наброски, судя по движениям руки, за которыми он с интересом наблюдал. Она начала свою карьеру в компании с позиции его помощника по административным вопросам, и теперь в это с трудом верилось. Он кашлянул, и она перевернула страницу и положила блокнот на кофейный столик, чтобы он не увидел, чем она занималась. Она делала так уже не меньше сотни раз, и он предпочитал ее не расспрашивать. Леон всегда с уважением относился к чужому личному пространству. – Вы тоже пропускаете дискуссию об экономических прогнозах, – заметила она.