Часть 10 из 18 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
История, к сожалению, вышла довольно неприглядной. Однако нельзя не признать — если бы не энергия Георгия Леонидовича Северского, «Адъютант его превосходительства» вообще не появился бы на свет.
Правда вымысла
Как это часто бывает с историко-приключенческими лентами, отправной точкой сюжета стало событие, которое в действительности произойти не могло. Красным ни разу не удалось внедрить своих агентов в штабные структуры белых, чему имеются документальные свидетельства, хранящиеся в архивах спецслужб. Агентура красных эффективно работала среди солдат, но в офицерской среде её разоблачали практически моментально — подводило отсутствие воспитания и образования. Аристократизм Юрия Соломина во многом и обеспечивает фильму «достоверность». Впрочем, надо отдать должное режиссёру, в самом начале картины подчеркнувшего исключительность разворачивающихся в ней событий. Когда руководителю Всеукраинской ЧК Мартину Лацису, роль которого сыграл сам Ташков, докладывают об успешном внедрении Кольцова в штаб белых, помощник подчёркивает, что о такой удаче чекисты и мечтать не могли.
В фильме, благодаря Кольцову, чекистам удается полностью разгромить белогвардейское подполье в Киеве. На самом же деле оно действовало ещё достаточно долго и даже относительно успешно. Ещё одна заслуга капитана — срыв отправки эмиссара белых к Симону Петлюре с целью объединить усилия в борьбе с большевиками. В действительности белые считали для себя невозможным сотрудничество с украинскими националистами и, по мере возможности, вели против них боевые действия.
Кульминацией фильма стал эпизод, когда капитан Кольцов, рискуя жизнью, пускает под откос состав с танками, которые союзники предоставили белым, поскольку они могли, якобы, изменить ход Гражданской войны. Эпизод этот полностью вымышлен, хотя танки и другое вооружение действительно поставлялось войскам Деникина по инициативе Уинстона Черчилля, занимавшего тогда пост военного министра Великобритании. Но переломить ситуацию на фронте они не смогли бы. Во-первых, их было поставлено не так уж и много, чуть более 70 машин, а во-вторых, английские танки отличались тихоходностью и низкой маневренностью, что делало их отличной мишенью для артиллерии.
До последнего вздоха
Генерал Ковалевский, блистательно сыгранный Владиславом Стржельчиком, сохранил имя и отчество своего реального прототипа — командующего Добровольческой армией Владимира Зеноновича Май-Маевского. Сын офицера из небогатой шляхты, Май-Маевский получил прекрасное образование, окончив лучшее военное заведение царской России — Николаевскую академию Генерального штаба, и участвовал в Японской и Первой мировой войнах. Генерала Ковалевского мы видим только в кабинете. Но Кольцов, представляясь ему, упоминает о реальных заслугах Май-Маевского, действительно отличавшегося невероятной отвагой. Генерал был награжден Георгиевским оружием и орденом С в. Георгия 4-й степени — высшими боевыми наградами русской армии, а также солдатским Георгиевским крестом 4-й степени с лавровой ветвью, предназначенным для офицеров.
Владимир Май-Маевский
Между прочим, визит союзников в ставку командования Добровольческой армии — эпизод реальный. Премьер-министр Великобритании Ллойд Джордж, выступавший в поддержку Белого движения, однажды заявил: «Мы должны оказать всемерную помощь адмиралу Колчаку, генералу Деникину и генералу Харькову». Название населенного пункта премьер (или тот, кто писал ему текст речи) перепутал с фамилией, а король Георг V удостоил этого «потомка» подпоручика Киже ордена С в. Михаила и Георгия. Когда курьёз разъяснился, награду вручили Май-Маевскому. Он был выдающимся военачальником, но крах империи, по всей видимости, был тем ударом, от которого генерал, в конечном итоге, так и не оправился.
Потомственный кадровый офицер, Май-Маевский давал присягу на верность царю и Отечеству. В картине есть эпизод, который может служить ключом не только к образу Ковалевского. Когда он подписывает приказ о производстве в генералы одного из командиров Добровольческой армии, Кольцов не скрывает изумления — командир войскового соединения оказывается в том же звании, что и главнокомандующий! И Ковалевский отвечает: «Меня в генералы произвел государь-император». По иронии судьбы, среди тех, кто склонил государя отречься от престола, были и будущие руководители Белого движения — высшее офицерство, присягавшее ему на верность. Разрушив устои великой державы, что могли предложить они — нарушившие воинскую присягу, изменившие долгу — стране, измученной хаосом и беззаконием, на какие подвиги вдохновить её защитников? В материалах о Май-Маевском, кочующих по интернету статей доблестный генерала щедро поливают грязью, приводя цитаты из воспоминаний его бывших начальников, на совести которых, в сущности, и лежит основания вина за трагедию Белого движения.
Осознал это Владимир Зенонович, вероятно, не сразу, поскольку вначале успехи Добровольческой армии были весьма значительны — он довел её до Курска и Орла, появилась надежда дойти и до Москвы. Но прозрение всё же наступило. В финале фильма есть потрясающая сцена, когда Ковалевский приходит в тюрьму к своему бывшему адъютанту, и Кольцов очень тихо и медленно произносит: «Владимир Зенонович, я думаю, что последнее слово останется не за вами…» В действительности всё было не так, но сути произошедшего это не меняет. Генералу Май-Маевскому открылась та же истина, что и полковнику Турбину из легендарной пьесы Булгакова — «не только защищать некого, но и командовать нами некому». Так что дело совсем не в алкоголе, влиянию коего был подвержен реальный командующий армией генерал Май-Маевский. Его отстранение от должности — следствие иных, куда более глубоких и трагичных причин.
Владимир Зенонович Май-Маевский умер в ноябре 1920 года в Севастополе, когда Белая армия навсегда покидала Родину. До спущенного с корабля трапа он не дошёл — сердце не вынесло вечной разлуки. По легенде его последними словами было «Как хорошо умереть на родине».
12 «присяжных»
Всенародно любимый фильм разменял шестой десяток своей истории. Его по-прежнему смотрят и по-прежнему любят. Между тем, судьба его могла сложиться весьма трагично, если бы не наследники первых чекистов, которым была посвящена лента. Евгений Ташков и его киногруппа совершили невозможное — сняли фильм в оговоренный руководством киностудии срок. Но, когда в ноябре 1969 года худсовет телевизионного объединения «Мосфильма» собрался на приёмку картины, случилось непредвиденное. После просмотра многолетний член худсовета сценарист Александр Юровский, пылая гневом заявил, что «белогвардейское отребье за границей будет в восторге от такой фальсификации истории». И фильм положили на полку. Сказать, что Ташков и его соратники пришли в отчаяние — ничего не сказать.
Несколько месяцев Евгений Иванович мучительно искал способы спасти свое детище, пока кто-то не посоветовал ему обратиться за помощью к первому заместителю председателя КГБ СССР Семену Цвигуну, курировавшему, помимо прочего, Пятое управление, отвечавшее за борьбу с идеологическими диверсиями: мол, генерал и сам пишет книжки про разведчиков (под псевдонимом Семён Днепров), и телевидению симпатизирует. И коробки с плёнкой отправились на служебную дачу Цвигуна.
Семёну Кузьмичу фильм понравился, и он организовал просмотр картины высшим руководством Комитета госбезопасности. В просмотровом зале на Лубянке двенадцать генералов смотрели все серии подряд. Где-то на середине третьей Ташков, еле справлявшийся с волнением, из зала вышел и стал наматывать круги по коридору. Фильм кончился. Генералы в полном молчании вышли. Впавший в отчаяние режиссёр задавать вопросы не посмел. Несколько ночей кряду Евгений Иванович не мог заснуть. Наконец, пришло заключение — идеологических претензий к фильму нет. В мрачном здании на Лубянской площади работали люди далеко не глупые, прекрасно разбирающиеся в человеческой природе. Они понимали, что те, кто был в Гражданскую по ту сторону баррикад, были не картонными злодеями, а живыми людьми, способными вызвать и уважение, и искреннюю симпатию, а главное, они тоже любили свою Родину. Собственно, главный парадокс ставшего культовым фильма в том и состоит, что и сегодня, когда отраженный в нем период истории страны оценивается разными слоями общества с диаметрально противоположных точек зрения, его смотрят и пересматривают с той же горячей симпатией к героям — и «красным», и «белым».
Глава 7
Море, дюны, сосны и война…
Светло и просто
Владимир Корольков в фильме «Человек в проходном дворе»
В 1969 году журнал «Юность» опубликовал повесть молодого журналиста Дмитрия Тарасенкова «Человек в проходном дворе». В небольшом курортном городке на берегу Балтийского моря среди бела дня убит безобидный старичок-отдыхающий, неподалёку от тела обнаружен немецкий кастет времён войны. Минут за двадцать до гибели этот человек столкнулся на улице с бывшей связной партизанского отряда — женщина узнала в нём товарища по подполью, но тот ответил, что она обозналась. Параллельно с милицией за расследование взялись сотрудники Комитета госбезопасности, и оно привело к разгадке тайны гибели местного подполья. Его выдал фашистам провокатор по кличке «Кентавр» буквально накануне освобождения города советскими войсками.
Дебют начинающего литератора оказался удачным. Нелинейные характеры, обманчиво простая интрига, динамичный сюжет, от которого ничто не отвлекает, поскольку ни идеологическими пассажами, ни лирическими отступлениями автор старался не злоупотреблять. Хорошо разработанная детективная история так и просилась на экран. Желательно — телевизионный, вторая половина 60-х стала началом золотого века советского многосерийного фильма. Боевик с погонями и перестрелками легко уложить в одну серию — любимый формат кинопрокатчиков. А «Человек в проходном дворе» интересен, прежде всего, системой логических построений, приводящих героя к разгадке и только что совершённого убийства, и давнего предательства. Решение психологической головоломки требует показа в пошаговом режиме, тут и двух серий, пожалуй, будет маловато. Режиссёр Марк Орлов получил добро на четырёхсерийную картину, притом, что в повести едва-едва набирается сотня страниц.
Орлов был опытным телевизионщиком, законы жанра знал досконально. И к тому же его предыдущая работа — многосерийная лента «Сердце Бонивура» о комсомольцах 20-х годов — была очень тепло принята зрителем. Героическая романтика была по душе режиссёру, обладавшему природным чутьем на актёров, способных искренне и достоверно сыграть роль рыцаря без страха и упрёка. Таким был и Лев Прыгунов, сыгравший Виталия Бонивура, и Геннадий Корольков, приглашённый режиссёром на роль молодого оперативника Бориса Вараксина — стопроцентно положительные персонажи (а иными они в те времена быть не могли) требуют от артиста особой органики и обаяния. Королькову они были отмерены самой щедрой мерой. Популярность к артисту пришла после фильма «Три дня Виктора Чернышёва». Сыграть современника сложнее, чем человека другой эпохи — зритель поневоле будет сравнивать героя с собой, своими друзьями и знакомыми. Проверку на узнаваемость и достоверность пройти непросто, но Корольков этим даром обладал. Это и определило выбор режиссёра.
Однако актёру решение сниматься далось непросто. Геннадий уже был занят в телесаге «Тени исчезают в полдень» по одноимённому роману Анатолия Иванова, съёмки которой проходили в Свердловской области. Полтора года он, можно сказать, провёл между небом и землёй, курсируя из Свердловска в Таллин и обратно, транзитом через Москву. Однако желание попробовать себя в новом амплуа было слишком велико. Так в послужном списке Геннадия Королькова появился молодой оперативник старший лейтенант госбезопасности Борис Вараксин, мечтающий уничтожить всю нечисть на земле. Он понимает, что для него эта цель недостижима. А для его сына, рождения которого он так ждёт? Тоже нет: «Возможно, для сына моего сына — рассуждает Борис. — Но если я мало сделаю сейчас, она будет недостижима и для него…» Но градус пафоса вовремя снижается: когда о цели в жизни его спрашивает красивая девушка, он читает ей стихи Ярослава Смелякова:
Вечерело. Пахло огурцами.
Лёгкий дым над полем поднимался,
Как дымок от новой папиросы,
Как твои усталые глаза…
Стихотворение под названием «Точка зрения» поэт написал в 1932-м, за два года до ареста. Начало его кажется довольно легкомысленным, но зрители начала 70-х хорошо знали, о чём там речь…
Геннадий Корольков — не единственная актёрская удача картины Марка Орлова. Режиссёр собрал ансамбль, который можно без преувеличения назвать звёздным: Вацлав Дворжецкий (гроссмейстер интеллектуальных многоходовок полковник госбезопасности Кыргемаа, эдакий «Лансдорф наоборот» из «Щита и меча»), Николай Ерёменко-старший (цепкий и дотошный капитан милиции Сибул), Ирина Скобцева («весёлая вдова», ослепительная Клавдия Юшкова), Эве Киви (умница и красавица Кристина, связная Вараксина), Хари Лиепиньш (предприимчивый «негоциант» Пухальский), Антс Эскола (вечно мучающийся сомнениями Мартин Мягер). Каждая актёрская работа — точнейшая психологическая характеристика вверенного исполнителю персонажа.
На роли самых колоритных персонажей режиссёр пригласил артистов из своей предыдущей картины. Виктор Чекмарёв сыграл Генриха Буша, приятеля погибшего — скромного инженера мебельной фабрики и по совместительству перестраховщика, человека, каждый свой шаг подчиняющий принципу «как бы чего не вышло». Чекмарёв частенько играл колоритных преступников (вспомним картины «Дело Румянцева» или «Сержант милиции») — и это тоже помогало держать интригу. А одну из ключевых ролей — старого моряка Войтина, рискнувшего провести своё собственной расследование и не побоявшегося встретиться с убийцей один на один — получил Иван Переверзев, актёр необъятного диапазона, способный с равной органичностью сыграть великого флотоводца (Фёдор Ушаков в фильме «Корабли штурмуют бастионы») и иностранного шпиона (Незнакомец в «Деле пёстрых»), обаятельного вельможу (генерал-губернатор Одессы в «Опасных гастролях») и вышколенного, невозмутимого дворецкого (Бриггс в «Чисто английском убийстве»).
Сосны с непокрытой головой
«Человек в проходном дворе» — картина очень атмосферная. И соткана эта атмосфера из разительных контрастов. Вот мчится автобус по трассе, петляющей меж высоких сосен с пышными кронами. Вот шумит и волнуется площадь посреди старинного городка. Вот нежатся на скупом балтийском солнышке беззаботные курортники, не рискующие окунуться в прохладные изумрудные волны, лениво накатывающие на низкий берег. Ощущение такое, что перед нами не детектив, а романтическая история. Роль гения места взял на себя старый Таллин, сверкающий островерхими черепичными крышами, завораживающий переплетениями средневековых улочек, а заодно помогающий главному герою красноречиво молчать в кадре. Пространные внутренние монологи на длинных перспективных планах, которые позже будут названы штирлицевскими, отнюдь не были изобретением Татьяны Лиозновой. «Семнадцать мгновений весны» выйдут на экраны спустя почти полтора года после «Человека в проходном дворе».
Этот самый проходной двор, по правде говоря, никакой не двор, а переулок Катарийна кяйк (Katariina käik), существующий чуть ли не с XV столетия и соединяющий улицы Вене и Мююривахе. Одну его сторону составляет глухая стена бенедектинского монастыря св. Катарины, основанного ещё в XIII веке, другую — фасады жилых домов, которым давно перевалило за 500 лет. По сюжету, убийце удаётся расправиться со своей жертвой, притаившись за крутым поворотом, который делает проходной двор. Переулок Катарины имеет целых два таких поворота и в кадре они обыграны просто мастерски. Надо отдать должное оператору фильма Владимиру Давыдову, сумевшему превратить довольно оживлённую улочку в совершенно безлюдное и глухое место. Все эти побитые временем стены, тяжёлые дубовые двери с массивными навесными замками, контрфорсы, подслеповатые окошки, забранные массивными решётками — и посреди этого почти инфернального пейзажа стоит человек, пытающийся вычислить преступника. Хичкок отдыхает…
Большую часть городских сцен маэстро кинокамеры умудрился снять на одной-единственной, правда, очень протяжённой улице Старого города. В те времена она и называлась Длинная, сегодня это Pikk tänav. «Ассистировал» Таллину приморский Пярну, причём не только в пляжных сценах. Гостиница «Эндла» так же реальна, как и ресторан «Раннахооне», где моряк Войтин просит музыкантов исполнить свои любимые «Сосны». Эту песню Людгардаса Гядравичюса на слова Наума Олева тоже можно считать героиней фильма. Поэт, никогда не державший в руках оружия, сочинивший для кино неимоверное количество шлягеров с юмористическим уклоном, считал себя «злостным, закоренелым романтиком». Наверное, только такой и смог сложить стихи, от которых на глаза наворачивались слёзы даже у бывалых фронтовиков:
Сосны с непокрытой головою
book-ads2