Тайное противостояние. Юрий Соломин в роли Кольцова, Владислав Стржельчик в роли Ковалевского Евгений Ташков, по его собственному признанию, был восьмым по счету режиссёром, которому руководство «Мосфильма» предложило снять фильм о «красном резиденте» в стане белых. Его предшественники под разными предлогами постарались уклониться от этой «чести» — сценарий был откровенно слаб. Обычно с безнадёжными опусами на студии не церемонились, но этот отправить корзину было невозможно — одним из соавторов был человек уважаемый и заслуженный — подполковник в отставке Георгий Леонидович Северский, много сделавший для организации партизанского движения в Крыму в годы Великой Отечественной войны. Ему, собственно, и принадлежала идея картины. И, по всей видимости, Северский, используя старые связи, заручился очень серьёзной поддержкой в высоких сферах. В противном случае худсовет «Мосфильма» не стал бы с таким упорством продолжать поиски камикадзе. Ташкова обрабатывали с особым тщанием — речь шла о телевизионном многосерийном фильме, а на его счету уже был «Майор «Вихрь», снискавший горячую любовь телезрителей. Режиссёр сопротивлялся, как мог: «Это абсолютная графомания! Снимать такое невозможно!!» Но на «Мосфильм» давили «сверху», студия давила на Ташкова и тот, в конце концов, согласился, при условии, что ему разрешат переделать сценарий. Ультиматум был принят. Ещё и потому, что поджимало время: на пятисерийную ленту режиссёру дали год с небольшим — срок, за который обычно снимали один кинофильм. Но руководство во что бы то ни стало хотело получить картину к 20 декабря 1967 года — к 50-летию создания ВЧК. Фильмов о революции и Гражданской войне в то время выпускалось немало, но рассказывали они, в основном, о пламенных ниспровергателях старого мира и лихих комдивах. Достаточно вспомнить «Чапаева» братьев Васильевых, «Александра Пархоменко» и «Олеко Дундича» Александра Лукова, «Сердце Бонивура» Марка Орлова. А вот первые чекисты пока оставались в тени. Видимо, всесильное ведомство решило исправить ситуацию. Однако сделать это было не так просто, как кажется на первый взгляд. Дело в том, что среди документов, хранившихся в архивах КГБ, был доклад, датированный 1919 годом, в котором сообщалось, что, несмотря на все усилия, красным не удалось внедрить в штабы Белой армии ни одного своего человека. Что ж, если агента не существует, его нужно придумать. Вернее… додумать! Вся съёмочная группа знала, кто является прототипом главного героя, поначалу носившего подлинное имя — Павел Васильевич Макаров. В 1918–1919 годах Макаров, которому тогда было чуть больше двадцати, служил в штабе командующего Добровольческой армии, о чем впоследствии написал книгу воспоминаний «Адъютант генерала Май-Маевского». Однако вскоре по прямому указанию из высоких сфер режиссёру было «рекомендовано» отказаться от всего, что могло бы указать на реального человека, биография которого изобиловала, мягко говоря, сомнительными эпизодами. Так что мемуары Макарова, как и написанный по их мотивам сценарий Георгия Северского и Игоря Болгарина, послужили для Ташкова лишь отправной точкой. Большая часть событий картины никакого отношения не имеет ни к тому, ни к другому. Сменить коней на переправе В роли капитана Кольцова худсовет «Мосфильма» видел Михаила Ножкина. Только что по экранам страны победным маршем прошла «Ошибка резидента», и Павел Синицын с оперативным псевдонимом (он же воровская кличка) «Бекас» в одночасье стал эталоном советского разведчика. Артиста чуть не силой навязывали Ташкову, однако Михаил Иванович, сославшись на занятость в театре и другой картине, от роли отказался. Рискнём предположить, что талантливому артисту просто не хотелось тиражировать уже найденный образ. Режиссёр был этому только рад — своего героя он видел иначе. Но времени на поиски исполнителя было в обрез и Ташков решил пересмотреть фотографии артистов, пробовавшихся на другие роли. Выбор Юрия Соломина можно, пожалуй, назвать озарением. На тот момент за плечами актёра было всего восемь картин, в том числе одна о разведчиках — «Сильные духом» режиссёра Виктора Георгиева. Но играл там Соломин не главного героя (в этой роли блистал статный красавец Гунар Цилинский), а гестаповского майора. Ташков эту картину видел, работа Соломина ему запомнилась, и Евгений Иванович пригласил его в «Адъютанта» на роль белогвардейца-контрразведчика в сцене допроса пленных красноармейцев в тюрьме. Острохарактерная роль актёру нравилась, и форма ему удивительно шла, а играть на контрасте внешнего и внутреннего для настоящего мастера истинное удовольствие. Но отказ Ножкина круто изменил расклад и Ташков решил сделать Соломина капитаном Кольцовым. Проба снималась за пробой, но руководство оставалось непоколебимым — не может быть советский разведчик таким щуплым, невысоким и маловыразительным. Конфликт подогревал и главный соавтор: Северский не уставал повторять, что придуманный им герой должен быть настоящим былинным богатырем. Однако Георгий Леонидович лукавил, и сильно: героя он не придумал, а списал с реального человека, который богатырским сложением не отличался. Юрий Мефодьевич уже утратил всякую надежду сыграть роль, которую впоследствии назовёт главной в своей жизни. «Мы с капитаном Кольцовым, — признавался Юрий Мефодьевич автору этих строк, — больше полувека идем по жизни, можно сказать, рука об руку. И в кино, и в театре у меня впоследствии было немало интересных и, признаюсь, профессионально гораздо более сложных и важных для меня, как для артиста, ролей, но для нескольких поколений зрителей я, наверное, навсегда останусь адъютантом его превосходительства. во время первого показа папина сестра, тётя Катя, когда дошло до сцены ареста, закричала на всю квартиру: «Люди добрые, что же это делается, Юрку нашего арестовали!». У наших людей с кино складывались какие-то совершенно особые отношения. Мне ведь до сих пор письма пишут! Дома их целый чемодан на антресолях, и еще парочка на даче. И даже в театре моим помощникам пришлось для них отдельный ящик завести». Худсовет пересматривать своё решение не собирался, и Евгению Ивановичу, человеку достаточно мягкому, пришлось проявить характер. «Как Евгений Иванович Кольцова во мне разглядел — до сих пор удивляюсь, — улыбался Соломин. — Интуиция у него была потрясающая. Без этого качества в режиссуре, как мне кажется, делать вообще нечего. Он пытался объяснить им, что в разведчике в первую очередь важны не мускулы — он не собирался снимать боевик с погонями и трюками — а интеллект, воля, целеустремленность, умение логически мыслить и принимать решения. Но стереотип был очень прочным. Я и сам прекрасно понимал, что на супермена никак не тяну. И даже не особо этому обстоятельству огорчался, поскольку боялся, что в театре меня не отпустят. Раньше ведь с этим строго было. Одно дело короткий эпизод, который можно снять за несколько дней, и совсем другое — главная роль в пятисерийной картине». В итоге Ташков начал съёмки на свой страх и риск — когда будет первый материал на пересъёмку времени уже не будет. «Переназначение» Соломина было не единственной «рокировкой» в картине. Виктор Павлов изначально должен был играть красноармейца Сиротина, судьба же распорядилась, чтобы он стал Мироном Осадчим. Актёр, назначенный на эту роль, не смог приехать на репетицию ключевой для образа сцены — объяснения с Оксаной. И Ташков попросил Павлова подыграть Людмиле Чурсиной, а тот провел сцену на таком нерве, что у всех, кто был на площадке — от гримёров до осветителей — в глазах стояли слёзы. После этого никого другого в роли Осадчего режиссёр видеть уже не хотел. И оказался прав, ведь на зрителей Мирон тоже произвел неизгладимое впечатление — артиста долгое время чуть ли не отождествляли с его персонажем. Сам Павлов вспоминал, что вскоре после премьер, однажды в магазине попытался осадить девушку, норовившую пролезть без очереди впереди пожилой женщины, и девица, в ответ на его более чем вежливый упрек, выпалила: «Вот вы и в жизни такое же гад, как в кино!» На роль Тани, дочери начальника контрразведки Щукина, пробовалось несколько популярных актрис. В альбоме с пробами сохранились фотографии Ирины Мирошниченко, Ларисы Голубкиной, Екатерины Градовой, Людмилы Чурсиной. Но у всех этих замечательных актрис не очень ладилось с аристократизмом, и, главное, в них светилась их женская опытность. А Ташкову нужна была чистая, неискушённая девушка, чтобы фраза «Пусть ваша холостяцкая жизнь скрашивается иногда такими вечерами» в её устах звучала абсолютно целомудренно. Чурсина без колебаний согласилась попробоваться на Оксану и в итоге получила свою долю безмерной зрительской любви. А на роль Тани ассистенты нашли в хореографическом ансамбле хора им. Пятницкого хрупкую и нежную Татьяну Иваницкую. Худсовет, естественно, высказался против непрофессиональной актрисы. И снова режиссёр вступил в неравный бой и победил. Правда, в этом случае, на нем отыгрались позже — на приёмке картины его заставили вырезать слишком откровенную по советским меркам любовную сцену. Ташков был огорчён, а вот Соломин, как оказалось — нет: «Всё самое важное для наших героев мы с Таней сыграли, и в картине это есть. Ведь главное для этих двоих — любой ценой сохранить чистое, искреннее чувство, несмотря на весь кошмар, который их окружает. Ежу было понятно, что постельную сцену вырежут, хотя она снималась предельно целомудренно. И, на мой взгляд, фильм от этого ничего не потерял. Мне даже кажется, что это был такой хитрый ход режиссера. Ташков прекрасно понимал, что цензоры будут смотреть картину очень придирчиво — тема уж больно «неудобная» — и нужно будет чем-то второстепенным пожертвовать, чтобы сохранить главное. Не сочтите меня ханжой, но я убеждён — не всё в отношениях двоих должно выноситься на всеобщее обозрение, даже если речь всего лишь о кино. Должна быть хоть минимальная недосказанность, непроявленность. У зрителя должно оставаться пространство для собственных чувств и мыслей. А когда все в лоб, слишком легко скатиться в обыкновеннейшую пошлость». Если сомнения киноначальства относительно неопытной Иваницкой можно было понять, то их претензии к суперпрофессионалу — корифею Ленинградского Большого драматического театра Владислава Стржельчика ничего, кроме недоумения не вызывало. Не спасало даже то, что артист удивительно походил на прототип своего персонажа — Владимира Зеноновича Май-Маевского, в картине получившего фамилию Ковалевский: ну, не должен белый генерал быть таким благородным и обаятельным! «Между тем, — уверял автора этих строк Соломин — Владислав Игнатьевич, как настоящий мастер, шел не столько от внешности, сколько от правды характера. Он тщательнейшим образом изучил все, что можно было раздобыть о Май-Маевском, читал воспоминания белых генералов, в том числе и барона Врангеля, сменившего Май-Маевского в должности командующего Добровольческой армии (и меня, кстати, этим заразил), несколько раз перечитывал «Белую гвардию» Булгакова. Погружение в тему у него было абсолютным. При этом многое он вложил в этот образ от самого себя. Финальная сцена в тюрьме — это не Ковалевский, это сам Владислав Игнатьевич. Он играл не по сценарию, а так, как сам чувствовал эту ситуацию. Это невозможно «сыграть», только прожить! И представьте, когда встал вопрос о государственной премии, его чуть не вычеркнули из списка — мол, как же можно награждать артиста, сыгравшего отрицательную роль! И снова не обошлось без вмешательства Ташкова. Он умел отстаивать свои убеждения». Практически в каждой статье о фильме есть пассаж про диалог Кольцова с сыном полковника Львова: «Пал Андреич, а вы шпион?» Пошутив по поводу отсутствия в картине ответной реплики «Видишь ли, Юра», авторы считают свою «миссию» выполненной. А линия Юры придаёт всей истории особую глубину, и Саша Милокостый, которому на момент съёмок было всего тринадцать, прекрасно справился с трудной задачей. Актёры часто признаются, что с детьми в кадре работать трудно: ребёнок почти всегда перетягивает внимание зрителя на себя и возникает желание «переиграть» его, с которым очень трудно бороться. Впрочем, у Соломина и его коллег такого желания не возникало. «Переиграть» не стоит и пытаться, — уверен Юрий Мефодьевич, — а вот сделать так, чтобы между вами сложились доверительные отношения — совершенно необходимо. Не раз убеждался в том, что дети, как правило, абсолютно включаются в то, что им предстоит сыграть. И Юра не был в этом смысле исключением. Он прекрасно умел передать драматизм ситуации. Если помните, в самом начале фильма есть сцена, когда на поезд нападают ангеловцы, и Мирон Осадчий пытается отобрать шубу, которой укрыта бредящая в горячке Юрина мама. По сценарию Юра кричит «Не трогать маму!» и вцепляется в Мирона, а тот вытаскивает его в коридор и, в конце концов, выталкивает из вагона. Так вот Юра, позабыв обо всем на свете, упирался так, что далеко не слабый Витя Павлов, игравший Мирона, никак не мог вытащить его из купе. Он тогда чуть всю сцену не сорвал». Профессиональная интуиция у Ташкова была исключительной. Не только на второстепенные, но даже на эпизодические роли он выбирал актеров со снайперской точностью. Сцена, в которой заняты Елизавета Ауэрбах и Борис Новиков, идёт чуть больше пяти минут, но эту колоритную пару зрители цитируют до сих пор: «Софа, не загоняй пожалуйста меня у гроб! Оставь эти намёки!», «Исаак не валяй дурака. Им нужен Федотов!» А сколько горькой иронии в рассуждениях ротмистра Волина, которого играет Олег Голубицкий: «Может быть, в этой самой революции, во всём этом есть какой-то биологический смысл, как в браке дворянина с крестьянкой?» Герой Валентина Смирнитского — «счастливчик» капитан Ростовцев — гибнет на 38-й минуте, прикрывая товарищей, вырвавшихся из плена батьки Ангела, но этот последний отчаянный рывок, этот исполненный невыразимой муки взгляд намертво впечатывается в память. Анатолий Папанов старше настоящего батьки Ангела почти втрое — тому было чуть больше двадцати, но замени режиссёр исполнителя, весь «экскремент» провалился бы с треском. У обаятельнейшего Игоря Старыгина — младшего адъютанта командующего Микки — и не роль сама по себе, а «деталь интерьера», но даже то, как он говорит по телефону, сообщает о его персонаже больше, чем длинный монолог. Где эта улица, где этот дом За срок, который обычно отводится на съёмки одного полнометражного фильма, Евгению Ташкову и его группе, фактически, нужно было снять пять. Семь с половиной месяцев, забыв про отпуска и выходные, ежедневно снимали в две смены, валились с ног от усталости, но атмосфера на площадке царила удивительная — все работали на общее дело и поддерживали друг друга как могли. Все участники «процесса» вспоминают о нём, как об одном из самых прекрасных отрезков своей жизни. Дело не в премиях и наградах, хотя это очень и очень приятно, это было творчество самой чистой пробы, никто о «политическом аспекте» картины и думать не думал. «Однажды, мы снимали натуру в Киеве, я вышел на площадку и не смог произнести ни слова, — вспоминал Юрий Соломин. — Не просто забыл реплику, а вообще не мог сообразить, какую сцену мы играем. Меня чуть не под руки вывели из кадра, усадили в тенёчек и стали ждать, пока я приду в себя. Отменить съемку невозможно — каждый день надо отчитываться о количестве отснятого материала. Я сижу, понимаю, что задерживаю всех, а в голове просто туман качается. Сам не помнил потом, как заставил себя встать и снова войти в кадр». Действие фильма разворачивается летом и ранней осенью 1919 года в Киеве, который был у красных, и Харькове, находившемся в руках белых. Штаб Май-Маевского располагался в гостинице «Метрополь», а не в частном доме, как в фильме. А жил генерал не в нескольких комнатах позади собственной приёмной, а с комфортом расположился по соседству — в здании Дворянского собрания на тогда ещё Николаевской площади (ныне — Конституции). Оба здания были разрушены в Великую Отечественную. А вот оперный театр, куда его превосходительство со своей свитой отправился слушать «Севильского цирюльника», до сих пор стоит на Рымарской улице. Сейчас это филармония. Сохранился и особняк купца Жимудского (Пушкинская, 31), где на балы собиралось местное общество, включая и командующего с верным адъютантом. По легенде Владимир Зенонович ухаживал за дочерью хозяина дома. Когда Май-Маевского отстранили от командования и белым пришлось покинуть город, любимая женщина уговаривала его уехать за границу, но генерал отказался. В отличие от харьковских сцен, киевские снимали, практически в подлинных пейзажах. Семейство Сперанских, до которого с таким трудом добрался Юра Львов, обитало на Малоподвальной улице. Дом № 5 цел до сих пор. Правда, от него не мог быть виден пожар «Ломакинских складов», поскольку их на самом деле никогда не существовало, а вот поджог белым подпольем пороховых погребов, располагавшихся под знаменитой Лысой горой — исторический факт. Конспиратор Бинский, к которому заботливый дядюшка посылал наивного племянника, жил в Дарнице, роль которой с успехом сыграл переулок Зелинского неподалёку от Боричева тока, где ещё целы домики, попавшие в кадр. А сама эта улочка предстала во всей своей живописности в сцене, когда чекист Красильников выслеживает Мирона Осадчего. Чтобы попасть к всё и всех знающему ювелиру Либерзону, чекисты сворачивают во двор дома № 2 по Андреевскому спуску, а в роли дома 12 по Большой Васильковской, где жил столь нужный им Федотов, снялись подъезд дома 21 по Пушкинской и колоритный «замок Ричарда» на том же Андреевском спуске. Как видите, многие, как теперь бы сказали «локации», существуют до сих пор. Экскурсий, как в былые времена, по ним не водят, но старожилы ничего не забыли и по возможности с удовольствием передают эстафету памяти дальше. Агент, которого не было В апреле 1970 года пять вечеров кряду вся страна провела у телеэкранов. А потом на «Мосфильм» хлынул поток писем от зрителей: кем на самом деле был капитан Кольцов и как сложилась судьба этого человека? Верить в то, что он погиб, было невозможно, всем хотелось в скором времени увидеть продолжение. Интуиция поклонников картины не подвела — настоящему адъютанту генерала Май-Маевского действительно удалось бежать из тюрьмы. Но о том, чтобы снимать новые серии о его приключениях и речи быть не могло. В судьбе Павла Васильевича Макарова всё сложилось не так однозначно, как у экранного кумира миллионов советских зрителей. Снимать продолжение Евгений Ташков отказывался категорически, хотя руководство, судя по всему, рисовало перед ним весьма заманчивые перспективы. В 1971 году создатели картины — авторы сценария, режиссер и исполнители главных ролей Юрий Соломин и Владислав Стржельчик — были удостоены Государственной премии им. братьев Васильевых. Судя по всему, сценаристы вошли во вкус и привели в действие имевшийся в их распоряжении административный ресурс. Но на сей раз уговорить режиссёра не удалось. Ташков прекрасно понимал, что «вытянуть» на должный уровень новое творение Болгарина и Северцева, будет гораздо труднее. И снова интуиция его не подвела — смирившись с тем, что нового телетриумфа им не видать, соавторы сначала написали по мотивам сценария роман, точнее новеллизацию фильма. Позднее Игорь Болгарин сочинил ещё семь томов приключений бравого адъютанта — две вместе с Северским, две с Виктором Смирновым, остальные сам. Увы, событием в литературе эти произведения не стали. К реальным событиям из жизни Павла Макарова они, разумеется, никакого отношения не имели. Но кем же в действительности был этот человек — талантливым разведчиком или дерзким авантюристом? В начале 20-х годов в ленинградском издательстве «Прибой» вышла книга Павла Макарова, в годы Гражданской войны возглавлявшего один из партизанских отрядов в Крыму. Называлась она «Адъютант генерала Май-Маевского» и рассказывала о том, как ещё в допартизанские времена Павел Васильевич служил в штабе командующего Добровольческой армии, по мере сил содействуя его деморализации. Сын железнодорожного служащего, погибшего при крушении поезда, Павел рано начал самостоятельно зарабатывать на жизнь, за партой посидеть не довелось — экзамены за четыре класса реального училища сдал экстерном. А тут и Первая мировая. На фронт ушел добровольцем. В 1917 году, окончив в Тифлисе школу прапорщиков, был отправлен на Румынский фронт, где служил в 134-м пехотном Феодосийском полку под командованием полковника Н. И. Шевердина. В картине его тёзка, представляясь генералу Ковалевскому назовет 42-й Тигринский, но имя командира останется. А прапорщик Макаров повысит себя в звании самовольно, вынужденный непредвиденными обстоятельствами. После революции он примкнул к красным и в 1918 году был направлен агитировать вступать в Красную армию, и во время этой экспедиции случайно натолкнётся на разъезд дроздовцев. Части под командованием полковника, а впоследствии генерал-майора Михаила Гордеевича Дроздовского считались в Добровольческой армии одними из самых боеспособных и преданных. Смекалка подсказала — надо представиться дворянином и, следовательно, офицером. И Павел выдаёт себя за сына начальника Сызране-Рязанской железной дороги. Юноше поверили. Впрочем, проверить его всё равно было бы крайне затруднительно. Эта линия из мемуаров перекочевала в фильм. От Макарова Кольцов унаследовал умение вызывать доверие и располагать к себе людей. Но в реальном адъютанте авантюрная жилка была развита куда сильнее. Ничем иным — при полном отсутствии не только благородного воспитания, но и элементарной грамотности — его головокружительную адъютантскую карьеру объяснить невозможно. Появление воспоминаний Макарова о доблестной «белогвардейской» юности на излёте 20-х годов было отнюдь не случайным. Власть наводила порядок в рядах граждан страны Советов, награждая преданных и наказывая отступников и даже просто заблуждавшихся. Служившие ей верой и правдой, могли рассчитывать на различные преференции, подчас весьма и весьма значительные. Нужно было только представить соответствующие доказательства своей деятельности в первые годы становления этой власти. Те, кто служил в регулярных частях Красной армии, как правило, могли раздобыть нужные бумаги. Остальные действовали, как умели, на свой страх и риск. У ушедшего в красные партизаны экс-адъютанта белого генерала надёжных бумаг, судя по всему, не было. Тем не менее, на первой странице мемуаров напечатано предуведомление от редакции: «Все факты, сообщаемые т. Макаровым, проверены Испартом Ок ВКП (б) Крыма и рядом партийных работников, работавших в крымском подполье». Без визы Комиссии по истории партии, существовавшей при Госиздате, подобная книга не могла быть напечатана в принципе. Написанная довольно живо и увлекательно, она выдержала несколько переизданий, пока бывшие соратники Макарова по партизанской борьбе не начали засыпать разнообразные инстанции требованиями изъять её из продажи и из библиотечных фондов, поскольку в ней… нет ни слова о руководящей роли партии и рабочего класса в разгроме Белой армии. Но главное, они настаивали, что никто Макарова в штаб белых не внедрял и никакой полезной разведдеятельности он там не вёл! Однако Павел Васильевич и не утверждал, что попал к белым по заданию красных. И подвигов себе не приписывал. Он, может, и рад был передавать своим какие-нибудь ценные сведения, да только связи с харьковским подпольем у него не было, в чем он честно и признавался. Только когда в 1919 году Добровольческая армия добралась до Крыма (куда в своё время перебралось семейство Макаровых), он через старшего брата Владимира вышел на подпольщиков, и смог время от времени передавать им какие-то полезные данные. Но продолжалось это недолго. В январе 1920 года, незадолго до восстания, которое планировалось поднять в Севастополе, контрразведка арестовала и расстреляла почти всю подпольную ячейку, включая Владимира Макарова. Вскоре арестовали и Павла. В тюрьме его навещала любимая девушка — Мария Ундянская, между прочим, «из благородных». В отличие от Павла Кольцова, Павлу Макарову удалось бежать из-под стражи и уйти в партизаны. Свидетелей его партизанских подвигов было немало, но в 1929 году книгу всё-таки запретили, а её автора начали таскать по всяким комиссиям. Одни и те же люди то превозносили его заслуги, то обвиняли во всех возможных грехах. В итоге Макарова несколько раз то лишали персональной пенсии и прочих льгот, то снова возвращали, пока в 37-м не арестовали вместе с младшим братом Сергеем, который из застенка уже не вышел. А Павлу снова повезёт, когда в 1939 волна репрессий ненадолго стихнет и тех, на ком не было серьёзных грехов, выпустят. Осенью 1941-го немцы займут Крым, Макаров, на этот раз вместе с женой, снова уйдет в партизаны и будет командовать одним из самых больших отрядов. Фашисты расправятся с матерью Павла Васильевича и родителями жены. Сын погибнет на фронте. А его самого, в состоянии крайнего истощения, в конце 42-го переправят на Большую землю и наградят орденом Красной звезды. Представление к награде составит его непосредственный начальник — подполковник Георгий Северский. Четверть века спустя Георгий Леонидович выступит на радио с воспоминаниями о своем боевом товарище. И история адъютанта его превосходительства получит неожиданное продолжение. Автора! Украинская республиканская газета «Юный ленинец» предложила журналисту Игорю Росоховатскому написать по мотивам радиопередачи повесть. Во время войны Георгий Леонидович Северский был заместителем командующего партизанскими соединениями Крыма. В редакции рассудили, что он сможет предоставить молодому писателю фактаж, а тот придаст ему художественную форму. Разногласия между соавторами возникли с самого начала. Росоховатскому не хотелось рисовать белых одной лишь чёрно краской, на чём настаивал Северский. Он вообще был человеком крутого нрава — после войны возглавлял Ростовское УГБ. Наметилась и еще одна странность — Георгий Леонидович под любыми предлогами отказывался знакомить Росоховатского с героем их повествования — самим Павлом Макаровым. Вскоре выяснилось, что у Маркова вышла книга воспоминании «Партизаны Таврии», в которую отдельной частью были включены и его адъютантские воспоминания. И Росоховатский переделал почти уже готовую повесть, основываясь, так сказать, на первоисточнике. Повесть «И всё-таки это было» публиковалась в «Юном ленинце» из номера в номер с июня по ноябрь 1967 года. Главным героем — газета ведь детская — был мальчик Миша, сын белого офицера, оказавшийся в жерновах Гражданской войны между красными и белыми, и начиналась повесть с эпизода нападения банды батьки Ангела на поезд, в котором ехали Миша с мамой. Адъютант командующего носил фамилию Маканов, но сюжет повести имел мало сходства с реальной биографией Павла Макарова. Повестью заинтересовалось республиканское издательство «Молодь». Для выхода книги требовалось согласие соавтора, но, по словам Росоховатского, Северский перестал выходить на связь. Почему Игорь Маркович сам не приехал к нему в Севастополь, он ни в одном интервью так и не рассказал. А может он и приехал, но его не пустили на порог? Тем временем Северский принёс на «Мосфильм» заявку на сценарий, каковой и был вскоре написан совместно с писателем Игорем Болгариным, отрывки опубликованы в журнале «Вокруг света». Игорь Росоховатский ничего об этом не знал, пока по телевидению не показали фильм. Сюжетная линия Юры Львова имела много общего с приключениями, выпавшими на Миши из повести Росоховатского, совпадали и некоторые другие эпизоды. Игорь Маркович попытался заявить о своих правах. На его сторону встал режиссёр картины, киностудия заняла сторону сценаристов. Дело фактически чуть не дошло до суда, но в конфликт вмешалась тогдашний министр культуры Екатерина Фурцева и уговорила стороны кончить дело мировым соглашением: Игорю Росоховатскому была выплачена денежная компенсация, а тот, в свою очередь, отказался от прав на соавторство. Обойдённым почувствовал себя и главный герой всей этой истории — Павел Васильевич Марков. Те, кто близко знал его, узнали в Кольцове своего земляка и однополчанина. Макаров предпринял попытку заявить о своей причастности к картине, но на ветерана обрушился новый поток клеветы и сердце его не выдержало. Павел Васильевич скончался в декабре 1970 года, как раз тогда, когда съёмочная группа получала вполне заслуженную награду. Могила его затерялась на одном из кладбищ Симферополя.