– Мама не спросила, почему я раньше не звонила. Она велела мне перезвонить. Это на нее так непохоже. Я ее вообще не узнаю. – Да расслабься. – Асия высунулась из-под одеяла и перевернулась на другой бок. – Может, она за рулем, мало ли, ну не могла разговаривать. Но Армануш покачала головой, тревога омрачила ее лицо. – Господи, что-то случилось, что-то ужасное! Роуз вся распухла от слез, и нос ее уже покраснел самым жалким образом. Всхлипывая, она вытащила из пачки бумажное полотенце. Она всегда и только в одном и том же магазине покупала полотенца марки «Блеск»: прочные и абсорбирующие. Фирма выпускала разные варианты, но Роуз пришлись по душе те, что назывались «Порт назначения». Они были с лазурным принтом: ракушки, рыбы, лодки и слова: «Я не могу изменить ветер, но могу развернуть паруса, чтобы всегда добираться до порта назначения». Роуз вдохновлял слоган, и кафель на ее кухне идеально сочетался с рисунками на полотенцах. Кухня была особой гордостью Роуз. Несмотря на то что изначально ей все вроде бы понравилось, она принялась переделывать кухню, как только они купили дом: повесила шкафчики с выдвижными полками, поставила в угол лакированный винный стеллаж на тридцать шесть бутылок, хотя ни она, ни Мустафа особо не пили, и расставила по всей кухне крутящиеся дубовые табуретки. На одну из них она сейчас и опустилась, охваченная паникой. – Господи, у нас пятнадцать минут. И что мы ей скажем? Мы должны все решить за пятнадцать минут! – Роуз, дорогая, пожалуйста, успокойся! – поднялся со стула Мустафа. Табуретки ему не нравились, и он оставил на кухне два стула из массивной медовой сосны, один для себя и другой тоже для себя. Он подошел к жене и взял ее за руку, чтобы как-то унять ее тревогу. – Ты будешь разговаривать спокойно, очень спокойно. Ты спокойно спросишь, где она сейчас находится. Первым делом спросишь, договорились? – А если она не скажет? – Скажет. Если ты спросишь вежливо, она тебе вежливо ответит. – Мустафа говорил нарочито медленно. – Только не ругай ее, надо сохранять спокойствие. Выпей-ка водички. Роуз приняла стакан дрожащими руками. – Как же так? Моя девочка мне солгала! Какая я идиотка! Доверяла ей. Я же все это время была уверена, что она в Сан-Франциско, у бабушки, а она всех обманула… А теперь еще и бабушка… Господи, как я ей скажу? Это случилось вчера. Они были на кухне, она пекла блины, он читал «Аризона дейли стар», и вдруг зазвонил телефон. Роуз взяла трубку, не выпуская из рук лопатку. Звонили из Сан-Франциско. На проводе был ее бывший муж Барсам Чахмахчян. Сколько лет они не разговаривали? После развода им пришлось много общаться по поводу малышки. Но когда Армануш выросла, они стали разговаривать все реже и реже, а потом и вовсе перестали. От недолгого брака у них остались только две вещи: взаимная обида и дочь. – Извини за беспокойство, Роуз, – сказал Барсам мягким, но безжизненным голосом, – это срочно. Мне нужно поговорить с моей дочерью. – С нашей дочерью, – язвительно поправила его Роуз и сразу пожалела о злобной ремарке. – Роуз, прошу тебя, у меня для Армануш плохие новости. Пожалуйста, позови ее к телефону. Ее мобильник не отвечает, пришлось звонить сюда. – Погоди, погоди, она разве не там? – Ты о чем? – Она разве не у вас в Сан-Франциско? От ужаса у Роуз дрожали губы. Уж не морочит ли ему бывшая голову, удивился Барсам, но постарался не выдать раздражения. – Нет, Роуз, она решила на весенние каникулы вернуться в Аризону. – Боже мой! Но ее тут нет! Где моя девочка? Где она? – зарыдала Роуз, ощущая подступающий приступ паники вроде тех, что случались раньше, но, как она думала, остались в прошлом. – Роуз, пожалуйста, успокойся. Я не знаю, что происходит, но уверен, что всему есть объяснение. Я всецело доверяю Армануш. Она ничего дурного не натворит. Когда ты в последний раз с ней разговаривала? – Вчера. Она каждый день звонит из Сан-Франциско! Барсам молчал. Он не стал говорить, что ему Армануш тоже звонила, только из Аризоны. – Это хорошо, значит, с ней все в порядке. Мы должны ей доверять. Она умная девочка, на нее можно положиться, ты сама это знаешь. Когда она позвонит, попроси ее перезвонить мне. Скажи, это срочно. Хорошо, Роуз? Сделаешь? – Господи! – расплакалась Роуз еще громче, но вдруг ей пришло в голову спросить: – Барсам, ты сказал, у тебя плохие новости. Что случилось? – Мама… – только и смог выдавить из себя Барсам после тяжелого молчания. – Скажи Армануш, что бабушка Шушан умерла во сне. Просто не проснулась сегодня утром. Это были самые долгие пятнадцать минут на свете. Асия озабоченно наблюдала, как Армануш металась из угла в угол. Наконец можно было звонить. На этот раз Роуз сразу взяла трубку. – Эми, я тебе задам один-единственный вопрос, и ты скажешь мне правду, обещай, что скажешь правду. – (Армануш живот свело от страха.) – Где ты? – прохрипела Роуз срывающимся голосом. – Ты нам соврала! Ты не в Сан-Франциско, ты не в Аризоне, где же ты? Армануш сглотнула: – Мама, я в Стамбуле. – Что?! – Мама, я все объясню, только, пожалуйста, успокойся. Роуз гневно сверкнула глазами. Все только и знают, что просить ее успокоиться. Как это бесит! – Мама, мне очень, очень жаль, что я тебя так напугала. Зря я так поступила. Прости меня, но поверь, волноваться совершенно не о чем. Роуз прикрыла ладонью трубку. – Моя деточка в Стамбуле! – сообщила она Мустафе с некоторым упреком, словно это он был во всем виноват, а потом рявкнула в трубку: – Что, черт возьми, ты там делаешь?! – Вообще-то, я гощу у твоей свекрови. Это такая чудесная семья. Вконец ошарашенная, Роуз повернулась к Мустафе и крикнула: – Она живет у твоих родственников! Но мертвенно-бледный и едва живой от испуга Мустафа Казанчи не успел ответить на это ни слова. – Мы едем, – заявила Роуз, – не исчезай. Мы едем. И чтобы не смела выключать мобильник! – И бросила трубку. – Ты, вообще, о чем? – сам того не желая, Мустафа слишком сильно сжал руку жены. – Я никуда не поеду. – Поедешь, поедешь, – возразила Роуз, – мы поедем. Моя единственная дочь в Стамбуле! – воскликнула она, словно Армануш похитили и держали в заложницах. – Я не могу, у меня работа. – Возьмешь отпуск на пару дней. Или я поеду одна, – отрезала Роуз или какая-то похожая на нее женщина. – Мы туда поедем, убедимся, что с ней все в порядке, и заберем ее домой. Поздно вечером, когда все уже ложились спать, в особняке Казанчи вдруг зазвонил телефон. – Иншаллах! Ничего плохого не случилось, – прошептала Петит-Ma. Старушка уже лежала в постели и испуганно перебирала четки. Она протянула руку к стакану со вставной челюстью и, не переставая молиться, отпила глоточек. От страха только водичка помогает. Тетушка Фериде еще не спала, потому и подошла. Она больше всех в доме любила болтать по телефону. – Алло? – Фериде, привет, это ты? – спросил мужской голос и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Это я… Из Америки… Мустафа… От восторга тетушка Фериде расплылась в улыбке: – Почему ты так редко звонишь? Как поживаешь? Когда в гости приедешь? – Послушай, дорогая, Армануш у вас? – Да-да, разумеется, ты же ее к нам прислал. Мы ее обожаем. – Тетушка Фериде просияла. – Что же вы с женой вместе с ней не приехали? Мустафа сидел неподвижно, недовольно нахмурив лоб. За окном простиралась земля Аризоны. На нее всегда можно положиться, она умеет хранить тайны. Со временем он научился любить пустыню, ее бесконечные просторы помогали ему меньше бояться прошлого, ее совершенное спокойствие облегчало страх смерти. В такие моменты он вспоминал, бессознательной памятью тела, злую участь, предначертанную всем мужчинам в их роду. В такие моменты он бывал близок к самоубийству – чтобы опередить смерть. Он проживал две совсем разные жизни: как Мустафа и как Мостафа. И порой ему казалось, что есть только один способ перекинуть мост через пропасть между этими двумя именами: сделать так, чтобы они одновременно умолкли, положить конец обеим его жизням. Он отогнал от себя эту мысль. Раздалось что-то вроде вздоха. Может быть, это был он. А может быть, пустыня. – Думаю, мы приедем. Мы приедем на пару дней – забрать Эми и вас повидать. Да, приедем. Казалось, ему ничего не стоило произнести эти слова, как если бы время было не чередой разрывов, но непрерывным целым, которое, несмотря на трещины, все равно может гнуться. Мустафа навестит их, как если бы он не отсутствовал целых двадцать лет.