— Это значит, что и меня теперь клеймят? — в ужасе спросила Юнис. — Ну вот ещё глупости, — отрезала вдова маршала Венадио, — конечно же, нет. Не думаю, что кто-то в курсе тайны твоего происхождения, но даже если бы это и выплыло на поверхность — представляю, какой бы случился скандал, если бы какому-нибудь идиоту пришло в голову так с тобой поступить. Нет, это решительно невозможно! И, тем не менее, историю твоего появления на свет следует держать в секрете. На мой счёт можешь не беспокоиться, я обещаю и дальше беречь эту тайну. Кстати, если пожелаешь, твоё наследство может по-прежнему оставаться у меня, может статься, так оно будет сохраннее. — Нет-нет, — торопливо воскликнула Юнис. — Если вы не возражаете, я заберу и шпагу, и письмо. — Ну разумеется, это твоё право, — проворчала герцогиня. — Только будь добра потрудись беречь свои сокровища от глаз тех, кому нельзя доверять. В этом мире всегда можно быть уверенным лишь в одном: есть много людей, которые желают нам зла. Порой беда приходит откуда не ждёшь и врагом оказывается тот, кого ты считаешь своим другом. Нам, женщинам, следует особенно опасаться. Так что я призываю тебя быть крайне осторожной с той информацией, которая теперь тебе известна, и с тем, кому ты её доверишь. Юнис молчала. — Но кто может желать мне зла? — наконец спросила она. — Я не думаю, чтобы у меня были враги. — Любой, кто захочет выгадать что-нибудь для себя, пользуясь твоим затруднительным положением, девочка. И потом, смерть твоего отца ведь была довольно странной, правда? Подумай об этом. Юнис стало страшно. Ей уже не раз приходилось слышать нечто в таком роде. Разумеется, те слова не были предназначены ей лично, но порой друзья графа Пиллара, окрестные дворяне, даже некоторые из слуг в доме, перешёптывались о чём-то подобном, и эти домыслы нет-нет да и достигали её ушей. — Держу пари, я совсем тебя запугала, — усмехнулась старая женщина. — Но это и хорошо, ведь теперь ты, смею надеяться, станешь держать ухо востро и получше обдумывать свои действия. Ну а если так случится, что твоё положение совсем ухудшится, знай, что ты можешь рассчитывать на мою помощь. — Спасибо вам за ваше участие, — неловко поблагодарила Юнис. Ей всё ещё нелегко было увидеть в старой герцогине добрую фею. — Не стоит, милочка. Поверь, для моего интереса в этом деле есть веские причины. Юнис не нашлась, что ответить, и в комнате повисло молчание. — Может, ты ещё о чём-то хочешь меня спросить? — поинтересовалась через некоторое время герцогиня Эличе. — Если так, то не стесняйся, сделай милость. Юнис почудилось, будто бы он неё ждут чего-то определённого, словно она забыла спросить что-то очень важное, по мнению её собеседницы. Но что именно это может быть, оставалось неясным. Не в силах найти ответ, Юнис помотала головой. — Я полагаю, у меня больше нет вопросов, ваша светлость. Мне сейчас, наверное, нужно побыть одной и как следует подумать надо всем, что я сегодня узнала. — Ну коли так, можешь идти, — разрешила госпожа Венадио. — Ещё раз благодарю за вашу доброту ко мне, — проговорила Юнис и почти бегом выскочила из комнаты, прижимая к груди драгоценные футляр и письмо. *** Герцогиня вместе со своей свитой уехала вскоре после разговора. Юнис же спряталась от любопытных взглядов в своей комнате и, как и обещала, принялась обдумывать всё, о чём ей только что стало известно. Всё, что она узнала, казалось слишком сложным, слишком ошеломляющим, чтобы держать правду в себе и не поделиться ни с одной живой душой. Вот только подходящих кандидатур на роль конфидента в таком вопросе Юнис придумать не смогла: близких подруг, а тем более друзей у девушки никогда не было. Нет, конечно, она водила знакомство со сверстниками — от отпрысков аристократов из круга общения графа Честона, до деревенских девушек, которых приставляли к ней в детстве для совместных игр. Но всё это были в лучшем случае приятельские отношения, а никак не тесная дружба. Оставалось только поделиться с графиней Соланж, правда, решиться на это было страшно. Речь ведь шла о таких вещах, которые могли совсем не понравиться приёмной матери Юнис. И всё же другого выхода не оставалось. Вдове графа Пиллара наверняка было весьма интересно, о чём говорили престарелая герцогиня и юная воспитанница, но виду Соланж не подала и мучить Юнис расспросами сразу после отъезда герцогини не стала. Может быть, мудрость, приходящая с годами, подсказала вдовствующей графине, что нужно лишь немного подождать, смирив любопытство, и тогда знание само придёт к ней. Как бы то ни было, ещё до ужина Юнис уже стояла у дверей музыкальной гостиной, где уединилась с книгой её опекунша. Шпагу девушка оставила лежать в своей комнате, но вот конверт с письмом взяла с собой. — Матушка, я хочу кое о чём с тобой посоветоваться, — начала Юнис. И задумалась о том, как странно звучит это обращение. Ведь, хотя с графиней они совсем не родня, давным-давно в семье так повелось, что Юнис зовёт её этим ласковым словом. Другое дело — Честон Пиллар. К нему на людях полагалось обращаться только «господин опекун» или, ещё чопорнее, «ваше сиятельство». А ведь на самом-то деле он ей отец — куда более родной и близкий человек. Конечно, наедине Юнис звала Честона иначе. Ей ужасно нравилось называть его «генерал», это звучало так гордо и благородно. Даже когда Честон Пиллар получил ранг маршала, а девочка прекрасно знала, какое из званий выше в военной иерархии, она продолжала обращаться к нему по-прежнему, это прозвище было словно бы частью их совместной игры. Предаваясь воспоминаниям, Юнис вновь ощутила, как горько тоскует по самому близкому человеку. Между тем Соланж ожидала, когда же девушка выскажет, что у неё на уме. — Конечно, милая, ты можешь сказать мне всё, что тебя беспокоит. Полагаю, это как-то связано с визитом её светлости, не правда ли? — Да, именно так и есть, — заверила Юнис и снова замолчала. Мысли у неё путались, и придумать вопрос, тот самый, настоящий, правильный, который следовало задать, никак не получалось. В конце концов, девушка просто отдала приёмной матери листок с посланием отца. — Прочти это, пожалуйста, — тихо попросила она. Соланж не потребовалось много времени, чтобы пробежать глазами письмо. — Что ж, милая, я ждала, когда же мой муж решит открыть тебе правду, и, коль скоро он предпочёл такой способ, так тому и быть. Эту вещь тебе передала герцогиня Эличе? Юнис кивнула в ответ. — Довольно странный выбор поверенного на мой взгляд, — заметила Соланж. — Герцогиня Венадио и твой отец, разумеется, хорошо друг друга знали, но вряд ли они могли быть близкими друзьями. — Её светлость ничего не сказала о том, почему господин граф, то есть почему батюшка выбрал её в качестве хранительницы этого послания, — поделилась Юнис и призадумалась. А ведь и вправду, что связывало отца с этой могущественной женщиной, такое, чтобы доверять ей важные семейные тайны? Какая же она глупая, могла бы ведь и спросить, откуда герцогиня знает, что было в том письме. А вдруг её светлости и ещё что-то важное известно? — Как бы то ни было, она сделала что должно, и теперь тебе известна история твоего рождения. Надеюсь, это письмо не только раскроет для тебя тайны прошлого, но и позволит лучше планировать свою будущность. — А ты, получается, всё это знала и раньше? — Конечно, девочка моя. Честон ни в коем разе не смог бы скрыть от меня своё к тебе отношение. Разве что, я была не в курсе некоторых деталей, которые раскрывает это письмо, да я и не слишком ими интересовалась. — Значит, ты не прогонишь меня теперь из дому из-за того, кто я есть? — робко спросила Юнис. — Ну что ты! — воскликнула графиня. — Не говори глупостей. Я всегда относилась к тебе как к дочери и больше всего на свете желаю твоего счастья. Услышав это, Юнис порывисто бросилась на шею своей приёмной матери. Соланж в ответ крепко сжала её в объятиях и принялась гладить по голове. Слёзы радости и облегчения потекли по щекам девушки. Это чувство близости было ей очень непривычно — раньше две женщины держались друг от друга на известном расстоянии. Со всеми своими детскими бедами и обидами Юнис всегда шла только к отцу, он же и защищал её порой от недовольства учителей и гувернанток, в то время как Соланж вела себя с приёмной дочерью гораздо строже. Но теперь, когда она потеряла самого любимого человека, как же приятно и важно знать, что рядом всё ещё есть кто-то, кто любит её. Юнис страстно хотела бы выплеснуть переполнявшее её чувство, но никак не могла подобрать правильных слов и лишь продолжала рыдать. — Ну что ты, девочка моя, успокойся, всё хорошо, — только и оставалось повторять Соланж, нежно перебирая пальцами светлые волосы приёмной дочери. Когда наплыв чувств немного схлынул, Юнис решилась задать ещё один вопрос из тех, что её мучили. — Матушка, а как быть с тем, что женщина, которая меня родила, была из тех, кого называют клеймёными? Госпожа Венадио говорит, что меня саму не смогут клеймить только из-за моего происхождения, это ведь и вправду так? — Конечно, нет! Пусть только посмеют! — горячо воскликнула Соланж. — Но, всё равно, если о моём происхождении когда-нибудь станет известно, это ведь будет конец всему? Никто не захочет обратить на меня внимание, если узнает, кто была моя мать, так ведь? — Но ведь об этом никто не узнает, дочка. Мы сохраним всё в тайне. Но, если уж на то пошло, гримасы судьбы порой бывают весьма причудливы. Я, пожалуй, расскажу тебе одну любопытную историю. Ты ведь знаешь, кто такой герцог Ревийон Динкеллад? Юнис ответила без запинки, благо она не раз слышала это имя на уроках, посвящённых аристократическим семьям королевства. — Конечно, знаю. Он единственный сын Мадален, старшей дочери его величества Адальберга, и старого герцога Динкеллада, ныне покойного. Приходится племянником его величеству Скоугару, хотя и старше того почти на десять лет. Его светлость — один из самых богатых людей во всей стране, а двор его, говорят, своей пышностью не уступает королевскому. Его даже прозвали Золотым Герцогом из-за этого. — Совершенно верно, дитя моё, — похвалила осведомлённость дочери Соланж. — И, представь себе, несколько лет назад разразился ужасный скандал: этот виднейший из аристократов разорвал помолвку со своей наречённой, девушкой из семьи под стать его собственной. И все, как оказалось, из-за любви к женщине, которая носит клеймо, как и твоя родительница. Жениться на своей пассии Ревийон, разумеется, не смог: такие браки запрещены законом, и даже его влияния не хватило на то, чтобы уломать короля Адальберга. Но в остальном эта особа, её зовут Тасталай, живёт так, будто она и вправду герцогиня. Весь свет был вынужден смириться с её присутствием, и я бы даже сказала, люди постепенно свыклись с этим. Справедливости ради, ни в красоте, ни в манерах, ни в иных талантах возлюбленной Ревийона Динкеллада не откажешь. Когда начнётся сезон, ты наверняка увидишь её своими глазами и сможешь сама оценить, чего иной раз способна добиться женщина, несмотря на столь низкое происхождение. — Какая чудесная история, мне и вправду любопытно было бы познакомиться с этой дамой, — заявила девушка. — Я непременно представлю вас, милая, как только выпадет удобный случай. Госпожа Тасталай устраивает просто великолепные приёмы, и было бы большой удачей тебе получить приглашение на один из них. Эти слова напомнили Юнис о том, что скоро лето закончится, а вместе с ним и её детство, и придёт пора вступать во взрослую жизнь. Грядущий сезон, вероятно, станет решающим для её будущности. Ах, посмотреть бы хоть одним глазком, что уготовила ей судьба! Глава 2 Тем временем приближалась осень. Несмотря на траур по покойному мужу, Соланж Пиллар вознамерилась во что бы то ни стало сделать дебютный сезон Юнис триумфальным. Девушка, конечно же, не могла похвастать ни титулом, ведь официально наследницей графа она не считалась, ни — что уж скрывать — особой красотой, но зато ей было положено достойное приданое, да и благосклонность семейства Пиллар не следовало сбрасывать со счетов. Перед началом сезона графиня Соланж вела весьма активную переписку. Юнис без конца выслушивала от неё поступающие сведения о том, на кого именно из перспективных кавалеров следует обратить внимание. И, положа руку на сердце, должна была признать, что эти разговоры нимало её не занимают. Разумеется, она непременно когда-нибудь выйдет замуж, иначе и быть не может, но прямо сейчас мысль связать свою жизнь с каким-то чужим человеком казалась до крайности странной и нелепой. Юнис пока ещё было неведомо чувство влюблённости. Нет, лет в тринадцать, будучи ещё совсем ребёнком, она испытала нечто подобное по отношению к молодому офицеру — другу или, скорее, протеже её отца. Но это чувство, во-первых, осталось тайной для всех окружающих, а во-вторых, стремительно истаяло, стоило молодому человеку покинуть поместье Пилларов. С тех пор отношения с противоположным полом, казалось, не слишком интересовали графскую воспитанницу. Юнис, однако, не хотелось огорчать матушку, которая была к ней добра и наилучшим образом пыталась устроить её судьбу, посему девушка безропотно делала всё, что от неё требовалось для подготовки к сезону. Ранней осенью, перед самым отъездом в столицу, выяснилось, что на сей раз семейство отправится в город кружным путём, чтобы по дороге заглянуть в гости к старым друзьям. — Юнис, по пути в Элатею мы остановимся на несколько дней у барона Эйвена с семьёй. Помнишь, мы как-то у них гостили? — сообщила графиня Соланж — Как же, матушка, помню, — честно порывшись в памяти, отозвалась Юнис. — У них ещё дочь жуткая плакса. Мы, было, собрались поиграть, но она укололась о розовый куст и полдня проревела. — Но это было пять лет назад, милая. Сейчас Ания — очаровательная девушка, она лишь немного тебя младше, и ей тоже предстоит первый сезон. Уверена, вам будет, о чём поболтать. А её брат — Реневар, его ты тоже должна помнить, в этом году заканчивает университет. Кстати, на сей раз Эйвены собираются устроить небольшой приём в честь нашего приезда, ты сможешь веселиться и танцевать сколько тебе захочется. — Но матушка, я не очень-то хочу танцевать и развлекаться, когда прошло так мало времени с тех пор, как… — Юнис не договорила, голос её дрогнул. — Ну что ты, милая, я уверена, твой отец был бы совсем не против. Больше всего на свете он желал видеть тебя счастливой. — Только вот как мне быть счастливой без него? — всхлипнула Юнис. Её приёмная мать не нашлась, что сказать и лишь порывисто обняла девушку. *** Линн, город, где находилась резиденция барона Эйвена, оказался совсем не похож ни на столичную Элатею, где семейство Юнис обычно проводило зимний сезон, ни на расположенный неподалёку от загородного поместья Пилларов скучный пыльный городок, где Юнис часто доводилось бывать летом. Это был в первую очередь университетский город, что сразу бросалось в глаза приезжим благодаря его особому колориту. Элатея тоже могла похвастаться неплохим университетом — её Королевская академия числилась среди лучших учебных заведений страны, но в столице студенты и преподаватели отнюдь не составляли большинства, они были лишь частью общей, весьма пёстрой, картины. В Линне же именно эта публика заправляла городской жизнью, в чём Юнис убедилась в первую же ночь, что они с матушкой провели в гостях у Эйвенов. Тогда крики и песни гуляющих студиозусов раздавались от заката до утра, а около полуночи прямо под окнами баронского дома разразился жаркий научный диспут, окончившийся, судя по всему, парой сломанных носов. На внешнем облике города университетская специализация также сказывалась немало. По крайней мере, столько книжных лавок и магазинов с писчими принадлежностями в одном месте Юнис никогда прежде видеть не доводилось.