За пару часов до ужина я постучался в комнату гостя и держа подмышкой шахматную доску, предложил поразмышлять над фигурами, напомнив старику о давних традициях нашей семьи. Чуда, как я и предполагал, не произошло. После второго подряд 'детского мата', Аполлинарий Николаевич совсем охладел к игре. Это было чертовски интересно, поскольку в шахматы в своё время играла даже Евдокия Никитична, неоднократно рассказывавшая о проходивших давным-давно и затягивавшихся на недели баталиях между её покойным мужем и братьями с дядьками, и я ждал объяснений. Но ничего не последовало, поскольку старик был намерен встать и уйти. И тут над моей головой раздался внезапный скрип. Инстинктивно я поднял глаза на источник шума, и с потолка посыпалась побелка. Кто-то грузный ходил по чердаку над гостевыми покоями и поскольку Степан в это время оставался с Полушкиным, а кухарку можно было заставить залезть туда лишь под страхом смерти, то оставался только приехавший со стариком кучер. - Вы ничего не слышали? - поинтересовался я, но в ответ получил лишь удивлённый взгляд. Тем временем на чердаке установилась тишина, и, встав из-за стола, я подошёл к окну и поправил занавеску. Мой слух был обострён до предела и спустя пару мгновений я чётко уловил крадущиеся и удаляющиеся шаги наверху. Наши взгляды на мгновенье встретились, а затем старик посмотрел в окно, через которое было видно, как Полушкин в сопровождении двух прибывших вооружённых солдат уже двигались от конюшни. - Это ещё кого недобрая принесла? - спросил гость. - Это по ваши души, - ответил я ему. - Вы напрасно полагаете, что Вам удалось бы получить от меня что-либо! То, что Вы разыграли сегодня передо мной, самый настоящий шантаж. Я, конечно, ещё допускаю, что Вы - достойный человек, но всё поведение свидетельствует о том, что Вы не тот, за кого себя выдаёте. - Вы что, за самозванца меня принимаете?! - резко оборвал меня старик. - Да я... - У меня не было намерения торопить Вас. Возможно, мне хотелось дать Вам последний шанс, но пытаясь сделать это, я только упрочил Ваше мнение, что Вам удастся задуманное. Я же вижу, что ваша судьба - отражение того, как одно преступление порождало другое. Остановитесь, зло плодит свои сущности, стирая и сомнения, и грани, и в принципе ощущения неотвратимости наказания. А оно ведь неизбежно придёт. Я ничего Вам не сделаю, если Вы расскажете мне, что произошло с Аполлинарием Николаевичем. - Ну, конечно... каждый отмеряет по своему аршину, - с ухмылкой сказал старик. Не обращая внимания на его слова, я продолжал давить. - У Вас осталось меньше минуты на правдивый ответ. Когда сюда войдут солдаты, наш разговор будет окончен. Старик злобно посмотрел исподлобья и произнёс: - Что бы тебе ни взбрело в голову, но я уже шестьдесят лет Аполлинарий. Впрочем, сейчас я кое-что покажу. Повернувшись ко мне спиной, он подошёл к комоду и, распахнув дверцу, стал рыться. - На чердаке ваш сообщник? - тем временем спросил я. Тихо перебирая слова брани, гость буркнул что-то вроде 'наконец-то', раздался механический щелчок и перед моими глазами на золотой цепочке стал раскачиваться кулон. Амплитуда покачивания сопровождалась тихим постукиванием, словно кто-то пощёлкивал механическими пальцами. - Племянничек, ты отдашь мне всё! - убаюкивающим голосом произнёс старик, снимая бесполезные для него очки. - Всё, что забрал у Казимира и прихватил у растяпы Макрона. Всё до последнего медяка! Поначалу, всё, что происходило этим днём, даже казалось забавным, можно было потрафить своей любви к тайнам и загадкам, но в итоге всё обернулось подлинным кошмаром. Когда прямо в лицо смотрит предмет гипнотического оружия, а голос напротив выражают исключительную уверенность, желание уступить начинает тянуться за белую тряпку капитуляции и вовремя одёрнуть его руку стоит серьёзных усилий. Передо мной был либо превосходный актёр, играющий роль моего дяди, либо никудышный комедиант, пытающийся скрыть тот факт, что он действительно тот, за кого себя выдал при встрече. В любом случае у старика имелась какая-то тайна, чёткий план и вера в свою правоту, а потому он мог оказаться куда опаснее любого лицедея. Тем более лицидея-гипнотизёра. - Уберите побрякушку, - твёрдо произнёс я. - Эти ваши штучки на меня не действуют. Не усугубляйте вину. Несмотря на предостережение, старик злобно ухмыльнулся и всё же убрал кулон. - Глупости говоришь! Наказания достоин тот, кто не просчитывает свои поступки наперёд. Думаешь, я здесь один? Не понимаю, что происходит с людьми, - добавил он. - Раньше они были готовы упорно трудиться и жить честно, но теперь... - Его голос зловеще умолк и дверь в комнату распахнулась. Вместо Полушкина с солдатами в проходе появился кучер с двумя пистолями и ещё какой-то тощий тип, держащий в руках завязанную на узел скатерть, из которой чуть ли не вываливались пачки с польскими талерами и долговые расписки, привезённые из Польши. Но самое любопытное было в том, что на расхристанной груди худощавого болталось ожерелье с клыками. - Нашли, барин - обронил кучер. - Много больше. Одного серебра с полпуда. Старик быстро обернулся, и даже повеселел. - Ну что бестолковый племянничек? Жизнь за жизнь, или смерть за смерть? По моему кивку он догадался, что выбран первый вариант. - Мы сейчас уйдем, и не вздумай глупить. За тобой наблюдают. Не только здесь или в Брюсселе, в Смоленске или Риге и стоит мне захотеть, как однажды ночью ты не проснёшься... Забудь обо мне, а я не вспомню про тебя, если погасишь вексель, новоиспечённый племянничек. И обращаясь к своим клевретам произнёс: - Не стойте столбом, олухи! Подопри дверь! Живо стул к подоконнику. Первым через окошко сиганул тип с добычей, за ним, потеряв всякую старческую немощь, перелез старик, и когда спина кучера показалась в проёме, в запертую дверь стал ломиться Полушкин. Вовремя, так сказать. - Мне тут одна идея пришла в голову, - сказал я, когда дверь не выдержала богатырского напора и Иван Иванович, с раскрасневшимся от натуги лицом предстал передо мной, - а не призвать ли нам в подкрепление надёжного друга и верного товарища - Диониса? - Что? - спросил Полушкин и завертел головой в поисках недавних гостей. - Присаживайтесь, думаю, бокал славного кальвадоса нам не помешает. Я отпустил преступников. Впоследствии Полушкин сконфуженно признавался, что произнёс в этот момент ругательство, характерное для дешёвого дома свиданий, даже не подозревая, что оно ему известно. - Но почему? - Потому, - со вздохом произнёс я, - что надо уметь достойно проигрывать. Всё шло так, словно кто-то с небес руководил событиями. - Я не люблю проигрывать, - зло обронил Полушкин, опустошая бокал залпом. - Иван Иванович, это я потерпел фиаско, так как оказался самонадеянным болваном, но никоим образом не Вы! Вы-то с ними не договаривались и посему... - Как это понимать? - Всё просто. Отправьте солдат во двор. После короткого распоряжения, мы остались вдвоём и я продолжил: - Я вынужден был договориться. Так сказать, жизнь за жизнь и слово придётся держать вовсе не из благородности, а исключительно из рассудительности. Как не прискорбно, но он знал, что мы делали в Польше, знал о Казимире, Макроне и был весьма хорошо осведомлён о тех делах, о которых не должен был иметь, ни малейшего представления. Не сложно догадаться, что мне это сильно не понравилось, ибо, когда знают двое, знает и свинья. Вот эту свинью я бы и хотел расспросить. - Вы же не собираетесь, в самом деле, оставить всё, как есть. Нужно поспешить. - Ни в коем случае. - Тогда как? - Во-первых, благодаря солдатам, они бросили карету во дворе (лошадь не машина, нужно запрягать), и будучи вооружёнными сейчас пробираются по лесу, без потерь может не обойтись; во-вторых, уже смеркается и им придётся искать ночлег, но старик обладает паталогической жадностью и никуда отсюда не уйдёт, пока не заберёт своего. Значит, они будут где-то поблизости. Я бы на их месте затаился и на рассвете рискнул бы вернуть средство передвижения. Если у них нет какого-нибудь запасного плана, и банду поджидают где-нибудь по дороге, то мы с ними встретимся очень скоро. - А в-третьих? - Преступник опрометчиво позволил разглядеть мне своих подручных и не продумал одну деталь. Я прекрасно смогу запечатлеть каждого из них на бумаге, а Вы, их отыскать. К тому же он хочет заставить меня погасить его вексель, а значит, если все наши домыслы окажутся неверны, то на момент передачи бумаг появится шанс повязать всех скопом. - Как вариант про запас, вполне, вполне. - Ко всему прочему, Вы окажете мне значительную услугу, если я никогда более в жизни не увижу этого противного старика с его подельниками. - Как-то это всё дурно попахивает, - кривясь, словно надкусив лимон, сказал Полушкин. Не ожидал я от него таких слов, чем это он так смутился? Неужели он подумал, что я его подбиваю совершить убийство? Стараясь успокоиться, я провёл пальцем по краю бокала, заинтересовав собеседника необычным звуком от резонирующего стекла. - Позвольте мне напомнить нашу первую встречу и те обстоятельства, из-за которых она произошла. Тот, кто именовал себя Аполлинарием Николаевичем, ни чем не отличается от беглого каторжанина, разбойника или шантажиста, у которого вместо имени собачья кличка. - Я никогда не ловил дворян. И если до сего момента где-то перегибал палку, то никому до этого не было дела. - Всё когда-то происходит в первый раз, Иван Иванович. Теперь по делу: если не удастся их перехватить здесь, мне нужно знать, куда отправился старик, с кем встретился, о чём вели разговор. Если это не представляется возможным, то хотя бы определите место, где его можно найти, а ещё лучше, его собеседника. - Вы упомянули про деталь... - Ах, да. Деталь. Я сейчас про неё расскажу и даже покажу. Мы просидели за столом почти час, пока не пришлось поменять свечи. Полушкин спрятал в свою сумку портреты 'героев', так и не притронулся к амулету с клыками, зато старательно делал записи, выуживая из моего рассказа имена и некоторые события. Наконец, он поднялся и задал последний вопрос, уточняя нюансы: - А если существует вариант, при котором они, как Вы говорите: 'залягут на дно'? - Тогда мы пройдёмся по дну мелкоячеистой сетью. Но я не думаю, что они такие незаурядные, обладающие навыками конспиративной работы и прошедшие специальную подготовку. Просто попавшийся нам экземпляр оказался дружащим со своей головой. К моему сожалению, ни ночью, ни утром (как я думал) старик со своей бандой не объявились. Чертыхаясь, Полушкин с солдатами прошлись по маршруту следования беглецов, и вышли к речке Лущенка, где чётко прослеживались следы лодки. Казалось, шайка растворилась. Зато через неделю всплыли интересные подробности. Размножив с помощью нехитрого прибора из дерева, стекла и свечи портреты, и раздав их своим информаторам, Полушкин смог получить результат, о котором мы даже не могли и помыслить. Подручный Аполлинария, которого я называл 'тощий', засветился в Смоленске и что любопытно, в конторе Ежа. *** Едва забрезжил рассвет и из темноты проступили первые краски погожего дня, как в трактире уже проснулся Сильвестр, подсобный рабочий, которого оставляли там за ночного сторожа; поднявшись с соломенного тюфяка, он отправился за водой к колодцу, расположившегося посреди ив на противоположной стороне улицы. Сильвестр всегда вставал раньше всех и первым выходил во двор, то пополнить поленницу, то как сейчас, принести воды. Он нисколько не удивлялся, что сегодня ещё никто не вставал: после вчерашних купеческих гуляний, все работники заведения легли поздно и хозяин разрешил спозаранку не приниматься за работу. Сильвестр не был в их числе и тарелку мясного бульона или каши, ломоть хлеба или кусок пирога да кружку пива приходилось отрабатывать на особых условиях. Его хозяин, отставной унтер похвалялся своей добротой, говоря, что из милости к солдатскому братству приютил однорукого ветерана, однако на самом деле Сильвестр был хорошим работником и с лихвой оправдывал все затраты хозяина на своё содержание. Вместительная деревянная бадья с подбитыми и ставшими щербатыми за долгое время службы краями показалась из глубины колодца, сверкая под косыми лучами утреннего солнца. Сильвестр наполнил водой два ведра, и только было собрался опрокинуть бадью обратно в колодец, как вдруг из ворот вышел худющий как жердь вчерашний гуляка. Тощий покрутил головой, что-то крякнул и побрёл к колодцу. - Дай испить, - потребовал он, поравнявшись с Сильвестром, - и не услышав разрешения, подхватил ведро. На следующий день в трактир приехал бывший поручик их полка, Иван Иванович Полушкин. Хозяин собрал всех работников и указал внимательно рассмотреть разложенные на столе рисунки. На одном из листков, Сильвестр опознал вчерашнего тощего, за что тут же был награждён гривенником. ***