Внутри контейнера пахло хуже, чем он надеялся. Он не предполагал, что здесь окажутся использованные подгузники и мусор, собранный уборочными машинами. Судя по всему, блудные сардины, которыми награждали животных во время шоу, каким-то образом оказались на территории парка – птицы часто их воровали – и томились в течение нескольких часов. Джаспер начал дышать ртом. Это все ради Беллы, напомнил он себе. Фактически, он залез в солнечную печь в форме ламантина. Через пять минут он уже весь взмок, его тошнило, слегка кружилась голова. Он забеспокоился: ему нужны были все его силы, чтобы поместить Беллу в контейнер в микроавтобусе. Нужно будет напиться воды из раковины в медицинском центре. Джаспер купил себе наручные часы с будильником на случай, если он заснет в контейнере – сейчас он, конечно, понимал, что это невозможно, но, с другой стороны, был риск потерять сознание из-за теплового удара. Он надеялся, что, если он отключится, настойчивый писк Casio вернет его в реальность, и что в баке останется достаточно воздуха, чтобы Джаспер смог вытащить наружу свое ослабшее тело. Ситуация его тревожила. Неожиданно рядом с его плечом что-то шевельнулось – он подумал, что это голубь или крыса, или, возможно, какой-то вид, представляющий собой гибрид голубя и крысы и водящийся исключительно в этом мусорном контейнере. Оказалось, что это был вымазанный чили хот-дог, скатившийся по стенке смятой банки из-под газировки. Пару раз глаза Джаспера начинали косить, и пятна на внутренней стороне контейнера принимали форму пятисантиметровых тараканов. Но когда обезвоживание достигло той степени, когда в его мозгу начала сама проигрываться кинолента видений, стало намного легче. Когда часы наконец запищали, он представлял, как спит, покачиваясь на надувном плоту в бассейне рядом с арендованным домом, его волосы каким-то чудом отросли до своей прежней длины, и Белла будит его, сдвигая холодным мокрым носом густую прядь, упавшую ему на щеку и глаза, и – почему бы нет? – игриво касается его соска, прежде чем отплыть, приглашая его нырнуть в воду и присоединиться к ней. В сумерках в медицинском центре океанариума в окружении оборудования для работы с морскими млекопитающими Джаспер чувствовал себя рабом, бегущим по сельской больнице в параллельном мире, похожем на «Планету обезьян», – только этим миром правят не приматы, а дельфины: на висящих на стенах постерах была схематически изображена анатомия дельфинов, а не людей; смотровые столы заменяли прямоугольные, похожие на ванны, углубления в полу со сливными отверстиями и со смесителями сверху. Джаспер никогда не увлекался БДСМ. Он слишком плохо переносил физический дискомфорт, чтобы быть мазохистом, а роль садиста противоречила его профессиональным инстинктам: он получал выгоду, обращаясь с людьми лучше, чем, как он считал, они заслуживали, относился к ним с такой заботой и нежностью, чтобы они поверили, что нравятся ему – или даже что он влюблен – намного сильнее, чем на самом деле. Но сейчас Джасперу было приятно представлять тот страх, который он испытывал бы в этой параллельной вселенной, если бы сбежал из резервуара для содержания людей, попытался спрятаться от преследующих его дельфинов и ждал, пока они его найдут и, возможно, даже будут пытать. Наконец он нашел подъемник, лежавший не на обычном месте, а убранный в нишу. Он добродушно пригрозил ему пальцем, как будто родственнику с Альцгеймером, который по неосторожности ушел не в том направлении, и принялся собирать все необходимое. Подъемник для перемещения хранили так, что он напоминал сложенную гладильную доску на колесиках. Джаспер обернул ее верхнюю часть простыней, прикрывая металлическую раму и ярко-синие тканевые чехлы, затем замотал простынями себя, словно мумию, закрывая руки и ноги, но сохраняя возможность свободно двигаться. Не прикрытыми остались только глаза и нос, которые все равно будут обращены вниз. Он предполагал, что лучшее решение проблемы с камерами – совершать одно быстрое движение за раз, а затем минуту сохранять совершенную неподвижность. Каждое движение должно было длиться не больше мгновения. Он приоткрыл наружную дверь ровно настолько, чтобы рама подъемника проскользнула боком, колесами к стене, затем досчитал до шестидесяти и так быстро, как только мог, уложил ее плашмя на землю. Еще через минуту он вышел за дверь сам и замер, прижавшись к стене здания и почувствовав, как подпрыгнул желудок, когда приоткрытая дверь закрылась за ним. Теперь он снова был снаружи, под взглядами камер. Через минуту он присел на корточки. Еще через минуту – распластался на подъемнике. Наконец, оттолкнувшись от двери медицинского центра, он, как серфер, выкатился из зоны видимости камеры над входом и только тогда поднялся, чтобы снять с себя простыни и в укрытии собрать подъемник. Джаспер почти не заметил, как проделал остаток пути, толкая подъемник вдоль деревьев до зрительного зала: он оказался в помещении с аквариумами неожиданно для себя. Дельфины в воде не издавали ни звука: они спали. Он с трудом мог вынести это зрелище – лицо его возлюбленной, спящей и уязвимой. Он подружился с дневным сторожем, чтобы получить как можно больше информации. Однажды Джаспер купил ему кофе, послушал в его пересказе шутки его товарищей из лиги по боулингу («Что одна ягодица сказала другой? Вместе мы сможем остановить этот поток дерьма!»), по-братски клал руку ему на плечо, когда тот смеялся, наклоняясь вперед, и смог изучить на экране панели управления зону охвата камер. После модернизации на территории бассейна образовалось слепое пятно. Передний край новой секции не попадал в поле зрения камер, и Джаспер собирался подманить сюда дельфинов сардинами и, пока они в неистовстве ни о чем другом не смогут думать, надеть рукав подъемника на Беллу. Он понятия не имел, пройдет ли все гладко или нужно будет приложить усилия. Ему просто нужно было, чтобы она оказалась в рукаве – он вытащит ее из воды, и потом до его машины останется не более трех минут ходьбы, только вот ее двухсоткилограммовое тело не так-то просто передвинуть. У подъемника был намордник, и мысль о его использовании Джаспера отвращала (он гадал, нельзя ли будет просто кормить ее по пути к машине, чтобы она не шумела?), но до тех пор, пока они благополучно не вернутся в его квартиру, осторожность была необходима. Он покрыл стены ванной звукоизоляционной пеной и потратился на несколько шумовых аппаратов Гоголя, помехи которых, как он надеялся, заглушат ее тревожные крики. Но в своем плане он не учел красоту ее спящего тела. Когда Белла спала, казалось, что ее глаза прикрыты от удовольствия, а мягкий изгиб ее носа выглядел так, словно она благосклонно улыбалась трудящемуся над ней любовнику. Джаспер незамедлительно ощутил пульсирующую эрекцию – он этого ожидал, но сила возбуждения привела его в замешательство: дельфины покачивались на воде, как яблоки соблазна, и его тело отказывалось понимать, почему оно не может получить удовлетворение прямо сейчас, ведь это не заняло бы много времени. Джаспер попытался игнорировать возбуждение. Он подошел к холодильнику, наполнил большие ведра рыбой и поставил их на крутящуюся платформу подъемника. Ходить было тяжело. Не глупо ли пытаться следовать плану, когда влечение так мешает, – особенно если лекарство было таким простым и очевидным? Да, подумал он, в идеальном мире они с Беллой убрались бы отсюда как можно скорее. Но почему бы не задержаться на минутку и не облегчить свое положение? Когда дельфины так близко, когда их и Джаспера не разделяет стекло, ему потребуется не больше времени, чем на чих. Джаспер залез на лесенку бассейна, чтобы вид был лучше (что ему едва удалось на четвереньках: вся нижняя часть его тела была надежно обездвижена) и обнаружил, что решение, казалось, только его и ждало: дельфин (не Белла, а Свен – на биографическом стенде в зрительном зале его характер описывался как «задумчивый») спал у самого бортика бассейна, словно подводная лодка на якоре. Когда ушла мама, первые несколько месяцев его отец пытался найти спасение в религии. Они часто ходили в церковь, и теперь Джаспер вспомнил притчу о больном человеке, который, проходя мимо Иисуса, прикоснулся к его плащу и тотчас исцелился благодаря вере. Сейчас, рядом со Свеном, Джаспер понял: все, что ему нужно сделать, чтобы вылечиться, это прикоснуться членом к коже Свена. – Ты что, прикалываешься? Голос исходил одновременно из ниоткуда и отовсюду – это, несомненно, был голос бога. Он вывел бога из себя. Ни разу, ни одним своим мошенническим романом он не возмутил бога настолько, чтобы тот явился. Но, видимо, подумал Джаспер, он наконец перешел черту. Потом он понял, что включился свет. Мозгу Джаспера потребовалось несколько мгновений, чтобы перезагрузиться – как перегревшемуся ксероксу. Все, о чем он мог думать, и все, что он видел, – это пронзительная яркость. Но когда он наконец осознал происходящее, он понял, что все очень плохо. О черт. Его застал Малыш. Надетая на кого-нибудь другого, хипповская рубашка Малыша свидетельствовала бы о пацифизме, но растянутая на его широкой груди, особенно в сочетании с его нынешним выражением лица, она придавала Малышу вид злодея, наделенного сверхъестественными силами. Переплетающиеся красные линии казались не узором на одежде, а мышцами вокруг червоточины в центре живота. Джаспер почти ждал, что из нее вылетит огненный шар. Малыш, как полицейскую дубинку, сжимал длинную деревянную флейту. – Я понимаю, люди иногда злятся на существ, за которыми по долгу службы должны присматривать, – сказал он. Он подошел ближе, сдержанно похлопывая флейтой по ладони. – И это нормально. Все чувства имеют право на существование. Но действия – нет. Действия – неприемлемы, и ты переступил черту. Ты не первый из моих подчиненных, кто сорвался. Один парень нарисовал свастику на лбу керамической белуги в морских садах. Но мочиться в дыхало дельфина – не просто подростковая выходка. Это пытка. Ты представляешь себе, каково будет этому невинному созданию, чья жизнь в неволе, возможно, и так довольно печальна? Он будет мучиться, как будто его топят. И, должен сказать, насколько мне известно, даже когда наше правительство прибегает к самым чудовищным и незаконным варварским действиям, они используют воду, а не собственную мочу. Насколько я знаю. Так что, если подумать, ты еще хуже, чем американское правительство. Я понимаю, насколько неприятно это будет слышать, но я должен сказать тебе как одно живое существо другому: думаю, это тревожный звоночек. В штате океанариума есть психолог. Если ты согласишься сходить к нему… Джаспер выпрямился, и глаза Малыша вылезли из орбит. – Я люблю дельфинов, – смог выдавить из себя Джаспер. – Я бы попросил тебя надеть штаны, – сказал Малыш. Его голос переполняла настороженность и легкий страх – он сомневался, что Джаспер согласится. – Охрана знает, что я здесь, – продолжил Малыш. – Меня сюда сегодня привело альтруистическое беспокойство о твоей безопасности, приятель. Ты забыл погасить свет и запереть дверь отделения технического обслуживания – то есть, я так подумал, когда они все проверили и обнаружили, что отделение открыто и там горит свет. Поскольку у тебя нет мобильного телефона, я заволновался и решил удостовериться – просто на всякий случай – что ты не ударился головой и не потерял сознание от холода в бассейне – или что-то в этом роде. Да, я случайно оказался свидетелем того, что ты не хотел бы, чтобы я видел; у нас, конечно, есть кое-что общее, но меня сюда привели добрые намеренья. Ты же не хочешь испортить себе карму, причинив вред тому, кто действовал в твоих интересах, верно? То, что я увидел, говорит о том, что у тебя и так есть проблемы в жизни. Ты несешь свой крест. Тебе ни к чему усугублять ситуацию. И, думаю, я могу сказать – потому что это объективно, и я не погрешу против скромности: карма – мой второй пилот. Карма – это верная собака, которая каждую ночь будет спать на моей могиле, если я умру. Думаю, она и правда вцепится зубами в плоть того, кто причинит мне зло, особенно если я сам не смогу добиться справедливости, потому что буду, скажем, мертв. – Я против насилия, – сказал Джаспер. Глаза Малыша на мгновение скользнули вниз, на голый пах Джаспера. Джаспер пожалел, что у него так много болячек и раздражений от натирающих прорезиненных трусов. – Ты не причинишь мне вреда? – спросил Малыш. – Любым способом? В том числе – не будешь домогаться? Для ясности: сейчас любые твои прикосновения будут домогательством. Джаспер начал натягивать штаны. Словам человека в штанах поверить легче. – Конечно, я ничего тебе не сделаю. – Что ж, хорошо, – сказал Малыш. – Поехали дальше. Ты, разумеется, уволен. Я просто скажу всем, что поймал тебя на краже чистящих средств – это в моих интересах, не в твоих: я не хочу это кому-либо пересказывать. Но если ты совершишь какую-нибудь дичь, например, сошлешься на меня, чтобы я дал тебе рекомендацию для следующей работы, я, не моргнув глазом, расскажу, что ты пытался вступить в сексуальные отношения с дельфином. – Но я не собирался, – сказал Джаспер спокойно. – Я только хотел прикоснуться к боку дельфина. – Мне придется окурить здесь все шалфеем, – сказал Малыш. – На самом деле, везде, где ты патрулировал. Нужно выкурить последствия твоего присутствия. Когда Джаспер возвращался в свою студию, он плакал, и из-за этого его мотало из стороны в сторону по полосе. Его переделанный микроавтобус вез теперь огромный холодильник – казалось, заполненный погибшими мечтами Джаспера. Он хотел направить машину на пляж – и прямо в океан, но он знал, что в итоге, к его разочарованию, микроавтобус заглохнет прежде, чем задние колеса коснутся воды; кроме того, пляжный патруль выпишет ему большой штраф и потребует документы, а при его нынешнем везении наверняка всплывет, что права краденные. Вероятно, его бы все равно скоро уволили за мошенничество. Сегодняшний шанс был единственным. А он все испортил. Вид его дерьмовой квартиры это только подчеркнул. Он говорил себе, что жизнь в нищете – мимолетный период на пути к цели. Он помнил, как читал интервью с генеральным директором «Гоголя», компании, выпускавшей все телефоны, гаджеты и прочие штуки, без которых люди уже не могли обойтись в повседневной жизни. Компании, производившей микрокамеры с профессиональным качеством съемки, с помощью которых сфотографировали и засняли на видео Джаспера на пляже с дельфином на руках. Генеральный директор говорил, что в начальный период, только переехав в офис, он работал, сидя на полу в углу – не купили даже мебель! – потому что дело настолько его захватило, что создание комфорта интересовало его в последнюю очередь. Джаспер сказал себе, что это справедливо и для него самого; его поле зрения сузилось до туннельного, потому что единственное, что имело значение, – заполучить Беллу. Теперь пришло время зайти в квартиру и принять решение. Стоит ли ему ехать в арендованный дом с бассейном, олицетворяющий всю радость, которую он никогда не испытает? Стоит ли ему поехать в другой город, где он по-прежнему не сможет спать с женщинами и, следовательно, не сможет зарабатывать достойные деньги, тем более, если он хочет работать под псевдонимом? Использовать настоящее имя небезопасно; бывшие, которых он обманул и у родственников которых были тугие кошельки, вероятно, наняли частных детективов, установивших его личность и пускающих слюнки в ожидании, когда он объявится. Войдя, он увидел в углу студии очертания своего надувного матраса, заваленного плюшевыми дельфинами, которых он приносил из сувенирного магазина океанариума и использовал постыдными способами. Он подумывал отнести их в прачечную, но беспокоился, что кто-нибудь увидит, как он стирает гору плюшевых дельфинов, и позвонит в полицию, интуитивно заподозрив неладное. Стены квартиры были беспорядочно увешены вырванными страницами с изображениями, которые он нашел преимущественно в детских учебниках. На одном листе было задание «соедините точки», где получался дельфин. Его Джаспер повесил прямо над своей подушкой. Ему казалось, что это почти пещерная живопись, символическое изображение, еще более значимое в силу своей топорности: самый примитивный образ, в котором можно было попытаться обобщить величие этого животного. С точки зрения его представлений и чувств относительно межвидовой романтики, Джаспер показался бы стороннему наблюдателю первобытным человеком – в том смысле, что он такой был первый – и наверняка любой, кто услышал бы о его планах, захотел бы объяснить ему, почему он не должен пытаться выкрасть принадлежащую океанариуму дельфиниху и вступить с ней в гражданский брак. Но первый человек, использовавший огонь, тоже, вероятно, столкнулся с волной скепсиса. Так Джаспер и чувствовал себя последнее время – избранным первопроходцем. В конце концов, он не просил об этом влечении. Оно не было врожденным. Оно свалилось на него – почти буквально; дельфиний купидон поразил его треугольными зубами, и с тех пор люди его не интересовали. Но теперь Джасперу было очевидно, что он не вершина естественного отбора. Состав игроков уже сформирован, и он не вошел в команду. Он посмотрел на ванну, которую с утра наполнил для Беллы. Теперь только эта вода, в которой, он надеялся, Белла должна была оказаться, сближала его с возлюбленной. Малыш лишил его шанса спасти свою жизнь от шекспировской трагедии. Возможно, подумал Джаспер, стоит просто смириться. Если дельфин, напавший на него на пляже, хотел, чтобы Джаспер нашел свою смерть в водной могиле, – что ж, его желание сбудется. Он прожил неплохую жизнь. Джаспер, мерзавец, ты прожил неплохую жизнь, – подумал он, взглянул в темное зеркало и подмигнул себе. Поначалу он мог бы жить на деньги, которые у него остались, – многолетние доходы от мошенничества, сбережения, на которые он собирался обустроить свою жизнь с Беллой. Но как именно жить? Все, что доставляло ему удовольствие, – секс и развод на деньги (в процессе которого он занимался отличным сексом), и теперь последнее стало для него невозможным, а с первым все дороги закрыты, если у него нет живого дельфина. А дельфина нет. Он мог оставить записку и сообщить, что он и есть настоящий Спаситель Дельфинов. Неизвестно, поверил бы в это кто-нибудь или нет, но можно было попытаться. В качестве доказательства он мог положить свои накопления в банк, составить список женщин, которых он обманул, – по крайней мере, он приложил бы все усилия, чтобы всех вспомнить, – и приложить к записке с признанием. Джаспер мог притвориться, что его гложет чувство вины из-за того, как он поступил с этими женщинами. Мог написать, что, увидев, как другой человек обманывает людей, понял, каким обманщиком был сам, и хочет, чтобы его жертвы разделили между собой его деньги так, как они сочтут справедливым. Но сил у него на это не было. Пришло время двигаться дальше. Джаспер ощущал знакомое беспокойство, сосредоточенное в животе и пустившее корни ниже, в пах и бедра. Это чувство он испытывал накануне всех переездов, но сейчас оно достигло такой силы, что Джаспер понял: это действительно конец. В этот раз не было необходимости покидать город или штат. Он отправится куда-то еще. Навсегда. Джаспер слил воду из ванны, набрал теплую, залез в нее и положил бритву на тумбочку. Он хотел сделать разрез под водой. Тогда она стала бы красной и непрозрачной, и ощущение было бы таким же, как во время нападения, с которого начался этот кошмар. На него напали, и это сделало его другим человеком, а он не хотел идти по жизни, будучи тем, кем он стал. С Беллой, имея возможность чувствовать удовлетворение, он бы справился. Он не жалел, что хотя бы попытался. Это была бы не слишком беззаботная жизнь, и вести ее было бы непросто. Все могло бы обернуться куда хуже, чем сейчас. Он выходил победителем так часто и так долго. Он знал, что невозможно побеждать всегда. Но не ожидал, что череда побед закончится так скоро и так странно. Однако это произошло, и вот чем это кончилось. Просто чтобы убедиться, что ему хватит мотивации совершить задуманное – он не хотел передумать на полпути – Джаспер взял планшет Гоголя, который позаимствовал на неограниченный срок в одном из обучающих кабинетов океанариума, и запустил ставшую хитом песню Спасителя Дельфинов. Когда песня заиграла, в углу экрана выскочила реклама: ему соблазнительно подмигивала женщина в бикини. Ее лицо немного напомнило ему кого-то из его бывших любовниц – Неле? Кристину? Возможно, это был знак. Он щелкнул по рекламе и решил еще раз попробовать добиться возбуждения от вида человеческой женщины. Жизнь или смерть. Женщина в бикини наклонилась, готовясь заговорить, и ее губы оказались прямо над декольте. «Проблемы каждого человека требуют индивидуальных решений, – сказала она, слегка покачивая бедрами. – Решения так же уникальны, как и люди, которые их ищут». Зазвучали звуки обнадеживающей струнной музыки. Джаспер убавил громкость. Содержание рекламы оказалось не таким сексуальным, как он надеялся. Но тело у женщины было великолепным – на нем и следовало сосредоточиться. «Мы работаем один на один с людьми, желания которых обычные технологии не могут удовлетворить», – продолжала женщина. Ему пришлось заставить себя не таращиться на колышущуюся воду. Он понял, что надеется на появление дельфина. Вздохнув, Джаспер перевел взгляд на другую одетую в бикини женщину, катящую по пляжу в инвалидном кресле парализованного мужчину на несколько десятков лет старше нее. К ним подходили еще женщины – они тоже были одеты в бикини, еще на них были защитные очки и расстегнутые лабораторные халаты. Они вместе несли что-то, удерживая на правых плечах. Байдарку? Не байдарку. Женщины остановились и вертикально поставили на песок свою ношу. Она напоминала заднюю половину водолазного костюма. Вместе женщины вынули мужчину из коляски и надели на него костюм, как надевают чехол на мобильный телефон. Теперь мужчина стоял прямо. Он пронзительно свистнул, и беспилотный скутер примчался по воде на большой скорости и с не заглушенным двигателем остановился у его ног, как хорошо выдрессированная собака. Мужчина залез на скутер. Сколько лет было этому человеку? Восемьдесят пять? Женщина в бикини, толкавшая инвалидное кресло, села на скутер следом, и мужчина наклонился, чтобы она могла забраться ему на плечи. Другие женщины тоже присоединились: шагнув из своих медицинских халатов, сбросив защитные очки на песок, они прижались к мужчине так, что получился бутерброд. Скутер съехал в воду, и почему-то сквозь шум мотора, даже когда они отъехали далеко, был отчетливо слышен их дружный смех. «Возможности завтрашнего дня могут стать доступными уже сегодня, – вдохновлял голос за кадром. – Приезжайте в „Биотехн Медикал“, и будущее поможет вам. „Биотехн“ – это дочерняя компания „Гоголя“». 13 Хейзел заехала в дом и застала папу сидящим на диване между Дианой и еще одной куклой, тоже рыженькой. – Стучаться надо! – крикнул он. – Ты мог запереться, пап, – Хейзел остановилась, обернулась, незаметно достала пачку купюр из штанов и положила ее на кофейный столик. – У меня тут наличка. Хватит примерно на год аренды. Но у меня есть предложение получше: я забираю тебя в клинику Байрона. Спасибо, конечно, что ты пытался меня не волновать, и, если хочешь, мы можем не обсуждать эту тему. Можешь просто собрать вещи и сесть со мной в машину. Всю дорогу мы будем болтать о погоде, бейсболе или составлять подробный, пронумерованный список того, в чем я тебя разочаровала. О раке я не скажу ни слова. Я могу провести с тобой все дни от рассвета до заката или оставить тебя в покое, меня устроит любой вариант. Я буду приходить так часто или так редко, как ты скажешь. Можешь делать все, что захочешь.