– О чем это он? – сиплю я. После той выходки Кассиана мой голос так и не восстановился. Он хриплый и часто срывается. Моя шея переливается всевозможными цветами от багрового до фиолетового. Я выгляжу так, словно меня пытались повесить. – Разве Кассиан не едет на этот… Ритуал? Не хочу произносить выбранное им слово, мне противно. – Увы, но едет, – отвечает Арманда, утешающе касаясь меня искалеченной рукой. – Но королевский поезд редко выдвигается в путь сразу весь целиком. Сначала – дозорные, они двинулись в путь еще до рассвета. За ними едет верхом отряд стольника и легкие повозки. Они посещают все поселения, через которые проходит маршрут, смотрят, все ли в порядке. – И собирают налоги, – почти рычу я. – Да, это тоже. Мы с вами поедем в свите. Это самая многочисленная и защищенная группа. Нам полагаются все удобства, какие только можно вообразить, чтобы путешествие не было для вас слишком утомительным. Вздрагиваю. Неужели я выгляжу так нездорово, раз Арманда не разрешает мне поехать верхом? – Мне нужно собраться. – В этом нет необходимости, Ваше Величество, ваша дорожная одежда уже лежит в карете. Мне не нравится, как она это говорит. – Вам нужны только личные вещи. Спустя несколько минут я смотрю на себя в зеркало, осознавая, насколько все плохо. Под глазами пролегли темные круги, на нездоровой бледной коже синеют гематомы, глаза из голубых стали почти белыми. Раньше я думала, что глаза у меня совершенно обыкновенные, даже скучные. А теперь очень хочу, чтобы они стали прежними. Вернувшись в спальню, беру платье. Теперь понятно, почему Арманда просила у меня прощения. Кассиан назвал меня Чертополохом. И в насмешку приказал сшить для меня лиловое платье, которое адски царапает кожу. Спустя несколько минут у меня возникает ощущение, будто в этом платье сделано множество крошечных разрезов. Но я не осмеливаюсь надеть что-то другое и, стиснув зубы, упаковываю перья, чернила, бумагу, две книги, расческу и все самое необходимое, что хранится в прикроватной тумбочке и в ванной комнате. Особенно важна баночка с миндальным кремом для лица, который мне подарила Арманда. Крем мне совсем не нужен, а вот в баночке есть двойное дно, куда я прячу Церцерис. Кассиан меня так разозлил, что я из вредности беру с собой золотисто-розовое платье, напоминающее рассвет. В платье-чертополохе – настоящем орудии пыток – я иду в Тронный зал, где собралось столько людей, что яблоку негде упасть. Кассиан ждет меня у самых дверей. Он окидывает меня довольным взглядом: – Вижу, тебе понравился мой выбор. Это платье тебе очень идет. Оно совсем мне не идет, но я воздержусь от комментариев. Не хочу, чтобы по твоему приказу с моей швеи содрали кожу и сделали из нее платье. – У меня есть для тебя еще один подарок, – с этими словами Кассиан протягивает мне сверток из тонкого шелка кремового цвета. Сделав реверанс, я открываю сверток и с трудом сдерживаю горькую усмешку. Это шейный платок, из того же колючего материала, что и платье. Им я должна скрыть предательские синяки, которые напоминают, что Кассиан чуть меня не убил. Знаю, надо делать так, как он велит, нельзя его раздражать. Под его ледяным взглядом я завязываю на шее платок. Он кажется шелковым, но кожа под ним быстро начинает зудеть. Кассиан делает знак какому-то королевскому воину, и тот протягивает ему хлыст для верховой езды. Сердце у меня норовит выскочить из груди, но Кассиан просто постукивает хлыстом по своим до блеска начищенным сапогам. – Мне пора, миледи. Увидимся на ритуале, который очистит Лиаскай от скверны минувшего года. Щелкнув каблуками, Кассиан уходит. Смотрю ему вслед, пока он не скрывается за колоннами, ведущими во двор, и не пропадает из виду. Мне нужно дать аудиенцию. В Тронном зале собралось множество людей: они поют песню, прославляющую плодородную Весну, Матерь и Утро. Закрыв глаза, молча слушают гимн, который исполняется на виолончелях, альтах и скрипках. Затем просители выстраиваются друг за другом, преклоняют предо мной колени, рассыпают сушеный шалфей и лаванду у подножья фальшивого трона, желая мне удачной поездки и здоровья. Сначала мне кажется это очень трогательным. Но посетители просят меня сурово покарать заключенных, и мое умиление быстро сменяется безмолвным ужасом. Сознание ускользает, и на несколько секунд мне кажется, будто я теряюсь среди чувств, которые обуревают Лиаскай. Люстра над нашими головами трясется – выглядит как предупреждение. Мне нельзя потерять над собой контроль. Лиам. Представляю, как мы вместе скроемся, когда все закончится. Только мы двое, он и я. Убежим туда, где никто нас не знает, где нас не найдут, потому что больше не станут искать. Передо мной опускается на колени пожилая женщина. На губах у нее добрая улыбка, а лицо изборождено сотнями морщин – похоже на карту, на которой отмечены все дороги. И как назло, эта старушка, раскладывая передо мной свои дары, тоже умоляет не проявлять снисхождения к преступникам. – Знаешь ли ты осужденных? – тихо спрашиваю я. – Или кого-нибудь из преступников? Ты уверена, что эти люди действительно виновны? И что именно я выношу им приговор? Видимо, она не знает, что ответить и, продолжая сердечно улыбаться, быстро уступает место другому просителю. Снаружи раздается трубный глас рожка – значит, отряд, возглавляемый Кассианом, выдвигается в путь. А просители все желают всяческих благ мне и жестокой смерти людям, которых не знают, которых никогда не видели и которые им лично ничего не сделали. «Почему?» – спрашиваю я просителей, желая понять причину этой ненависти. А если бы их сыновей и дочерей отправили в Бездонное Ущелье, как бы они поступили? Но мои вопросы только пугают людей, и я очень злюсь, что не могу донести до них такие очевидные вещи. Около полудня я наконец-то сажусь в карету рядом с Армандой. Моя советница не приукрашивала, когда говорила, что карета очень удобная: на сиденьях мягкая обивка. Карету почти не трясет на улицах города, а внутри нее так просторно, что мы даже можем встать в полный рост. Если бы не варварская цель нашей поездки и не проклятое платье-чертополох, я бы наслаждалась дорогой. Через распахнутое окно вижу толпящихся на улицах людей. Они машут мне вслед, будто зная, что я больше не вернусь. Любой, кто видел меня вблизи, замечал белые пятна в моих глазах. Мне ничего не говорят, но, по слухам, скульпторы уже приняли решение. Моя статуя будет белой. Глава 54 Вот уже три часа мы едем по проселочной дороге мимо деревень, которые кучкуются вокруг Рубии, словно утята вокруг мамы-утки. Я больше не могу сидеть в карете. Мы передвигаемся очень медленно: мне кажется, если я обернусь, то увижу стены Рубии. – А мне нельзя бежать рядом с каретой? – спрашиваю я Арманду. Она занята вышивкой, но из-за тряски каждые две секунды попадает иголкой по пальцам и тихонько ругается. – Кассиан ведь далеко… – продолжаю я. Договорить не успеваю, потому что Арманда вдруг усмехается: – Все зависит от вашего желания, Ваше Величество. Если вы предпочтете бежать, а не ехать верхом… Я смотрю на нее взглядом ребенка, которому в марте сказали, что Рождество случится в этом месяце. – Ехать верхом? – У нас есть верховые лошади. Арманда открывает маленькое окошко и что-то говорит кучеру, а я чувствую себя ужасно глупо. И почему я не спросила об этом раньше? Не дожидаясь, когда карета остановится, открываю дверь и собираюсь выпрыгнуть на ходу, но Арманда хватает меня за руку. – Ваше Величество, не обижайтесь, но мне нужно сообщить вам кое-что, – с извиняющейся улыбкой говорит она. – Воины, которые нас сопровождают… – Схватят меня, если я попытаюсь сбежать. Ясно. Улыбка Арманды гаснет: – Они застрелят вашу лошадь, поднимут вас с земли, словно переспевший фрукт, и больше не позволят высунуться из кареты. Вздрогнув, я киваю. Выбраться из кареты не представляет труда – она двигается с черепашьей скоростью. Случайно замечаю на земле фиолетовые пятна. Цветущий чертополох. Да, сейчас повсюду прорастает молодая зелень, но цветы в это время года – большая редкость. С другой стороны, я никогда не бывала в Лиаскай весной. «Королева-чертополох», – так назвал меня Кассиан. А почему бы и нет? Ко мне подвели лошадь, и я совсем воспрянула духом. С огромным трудом сдерживаю испуг и радость, которые меня охватили при виде молчаливой служанки с опущенным взглядом. Это Алис! Остановив лошадь, она приседает на корточки, чтобы подтянуть подпругу седла. Я подхожу к ней, чтобы проконтролировать процесс. Теперь мы стоим очень близко и можем перекинуться несколькими фразами. – Ты не одинока, – шепчет Алис. Сердце у меня в груди почти поет от благодарности. – Около десятка твоих союзников затесались среди прислуги. Целое войско под предводительством Натаниеля ждет тебя в Ущелье. Потерпишь? Ее слова и пугают меня, и вселяют мужество. Удивительно, но эти два чувства не противоречат друг другу. Битвы не избежать, она необходима и потребует жертв. Не в первый раз я задаюсь вопросом: «Почему именно мне приходится брать на себя всю ответственность?» Эту ношу. А с другой стороны, кому еще это сделать? – Ты не одинока, – повторяет Алис, помогая мне забраться в седло. Моя пышная юбка на мгновение скрывает ее лицо. – Спасибо, – говорю я, надеясь, что Алис поймет, как глубоко я ей благодарна. Дамское седло меня поначалу пугает – как вообще в нем ездить? Но я расслабляюсь. Я знаю, как обращаться с лиаскайскими лошадьми, так что седло роли не играет. Оказавшись на лошади, я, наконец, вздыхаю полной грудью. Кроме того, теперь я могу рассмотреть свою свиту. Наша карета окружена экипажами министров и множеством небольших повозок, в которых путешествуют прислуга и музыканты. Следом скачет целый отряд из королевских воинов и солдат. Остальные едут друг за другом по двое, промежутки в процессии становятся все больше. Вот вижу телеги с шатрами, провизией и всем необходимым, а за ними везут оружие и боеприпасы. Следом едет полевой госпиталь и черт знает что еще. Дальше снова солдаты: они – словно звенья цепи, связующей процессию воедино. За солдатами неотступно следуют закрытые фургоны из черного дерева: это из-за них мы едем так медленно. В них перевозят заключенных. Я насчитала около десяти таких фургонов. Как чувствуют себя те, кто внутри?.. От одной этой мысли мороз по коже. Фургоны напоминают гигантские гробы. Прищурившись, пытаюсь разглядеть, что там, за ними. Кажется, за фургонами катятся маленькие повозки – катятся рядом с крытыми экипажами. Помимо лошадей я замечаю ослов и волов. Всадники, пешие путники, несколько собак, по обочине вприпрыжку бегут дети. Наверное, в хвосте процессии находятся те, кто присоединился к нам по доброй воле. Народ, желающий воочию увидеть, как людей сбросят в Ущелье под звуки барабана. Не знаю, сколько таких охотников до зрелищ, но процессии не видно конца. «Может, они присоединились к этой чудовищной процессии из страха», – думаю я. Люди следуют за нами, словно за гигантским драконом, который не ест их, думая, что они – продолжение его хвоста. Безумный крестовый поход. Но я не теряю самообладания, и за это надо сказать спасибо моей лошади. Я еду рядом с воинами, которые возглавляют процессию, и они отвечают на мои вопросы о местах, которые мы проезжаем. Иногда я подъезжаю к повозкам слуг: они хранят молчание, но вскоре начинают общаться со мной без слов. Среди тех, кто вечером ставит, а утром убирает шатры, я замечаю Алека. Это так удивительно – за несколько минут появляется или исчезает необычный маленький городок из столбиков, деревянных настилов и тканей цвета слоновой кости. Здесь есть кухня, баня и даже храм. Их стены выкрашены во всевозможные цвета, которые постоянно меняются, перетекают один в другой, образуя странные геометрические узоры, а затем снова расплываются. Я смотрела бы на это часами. Мне запрещено общаться с людьми, идущими в хвосте процессии. Один мой вид вызывает среди них оживление: они начинают толкаться, пытаются подобраться ближе, но я держу дистанцию и остаюсь в начале процессии. Иногда я немного подотстаю и еду на фургонах, в которых перевозят заключенных. Перебрасываюсь дружескими шуточками с солдатами, они рассказывают мне о своих заботах, а еще мы играем в «Элементу» с теми, у кого есть карты. Это позволяет незаметно рассмотреть фургоны вблизи, попытаться определить, где их слабые места. Также я запоминаю, кто и когда охраняет фургоны. К моему неудовольствию, стражники никогда не открывают фургоны, когда я рядом. Ничего, рано или поздно я узнаю, когда и как они это делают. В конце концов, Кассиан придет в ярость, если хоть один заключенный погибнет прежде, чем мы доберемся до Бездонного Ущелья. Их надо живьем сбросить в пропасть. Часто вспоминаю совет Люсинды: «Если соперник сильнее тебя, наберись терпения. Танцуй с ним. Не спускай с него глаз. Пусть он почувствует себя в безопасности. Жди подходящего случая». Спустя неделю все больше людей при виде меня приветливо улыбаются, а не благоговейно трепещут. Они разговаривают со мной, радуются моему присутствию. Я считаю это успехом и возможным преимуществом. К тому же мне приятно, что люди относятся ко мне дружелюбно.