– Полагаю, что о Церцерисе. Увы, у меня его больше нет. Даже понятия не имею… – Твой Церцерис у меня. Пожалуйста, позволь мне его оставить. Да, я могла бы не спрашивать разрешения, и мы оба это знаем. Но Церцерис – наследство моего клана. Время папы еще не прошло, и забрать Церцерис, не получив его согласия, кажется мне кощунством. – Значит, ты хочешь перенестись обратно в Лиаскай? – растерянно уточняет папа. – И перенесусь. – А как же мама? Попал не в бровь, а в глаз. – А тебе есть до нее дело? – огрызаюсь я. – Сам-то думал о ней, когда ушел? – Прости, ты права, – примирительно поднимает руки папа. – В отличие от меня, у тебя хватило смелости донести до нее правду. – И это было непросто. Весь последний год она не оставляла попыток упечь меня в клинику. – Прости, я оказался слабаком, – опускает взгляд папа. – У тебя были свои причины, у меня свои. Все в порядке. Папа потирает лоб. Припоминаю, что раньше он так делал, когда о чем-то размышлял. Тогда брови у него были черные, а не пепельно-серые, как сейчас. – Ну допустим, я попрошу тебя вернуть мне Церцерис. Ты вернешь? Я улыбаюсь, хотя мне нелегко справиться с нахлынувшими чувствами. – Конечно. Но потом выкраду обратно. Папа кивает, будто именно так он и думал. – Она очень сильна? – Лиаскай? – Да, – взглянув на меня, папа удивленно качает головой. – Ты ведь не из-за нее хочешь вернуться? Из-за того юноши. – Ой, что это тут у нас? – весело спрашиваю я. – Папа хочет провести с дочерью воспитательную беседу о мальчишках? Но, кажется, папа настроен серьезно. – Я смутно помню последние несколько лет. Все как в тумане. Но твоего Лиама я помню. Он хороший парень? – Нет. Лиам не хороший. У него множество имен, за его голову обещают огромные деньги. Возможно, он и сам точно не знает, за которой из бесчисленных личин скрывается его истинная суть. Благодаря Лиаму я бесконечно доверяю только себе, потому что не могу слепо довериться ему. – Он лучший. – Смотри, не потеряй голову, – предупреждает папа. – Только в Лиаскай я чувствую себя собой, и Лиам тут совсем ни при чем, – со смехом отвечаю я. – В любом другом месте я – лишь тень себя, тихая и застенчивая. Однако в Лиаскай… я становлюсь настоящей. Папа неуверенно кивает: он явно не очень понимает, что я имею в виду, но не спорит. – Ты будешь в безопасности? – Спроси о чем-то другом, тогда я, возможно, отвечу «да». – Майлин? Я не заберу Церцерис. Он давно твой. Четвертый день, пятый… Я подумываю навестить Натаниеля. Надо бы обзвонить больницы в Дублине или спросить у соседей, куда его госпитализировали. Увидеть Натаниеля безвольно лежащим на больничной койке… Мне придется пересилить себя. Однако я не делаю ни того ни другого. Это станет последней каплей, которая переполнит чашу, и я сойду с ума. Еще пять дней. Нет. Я знаю Лиама, а он знает меня, поэтому прискачет в Ущелье заранее. Как же хочется сделать из оставшихся пяти дней три! На шестой день мама сует мне под нос планшет. С экрана смотрит Натаниель. Одна из биометрических фотографий, возможно, с паспорта или водительского удостоверения. На таких снимках все выглядят очень глупо. Все, кроме Натаниеля. Он смотрит с фотографии спокойно и прямо, как солдат. – Поверить не могу… – голос мамы звучит неуверенно. Фотография опубликована в газете «Вечерний Геральд», и я быстро пробегаю глазами заметку: «Находящийся в бодрствующей коме пациент бесследно исчез из больницы при загадочных обстоятельствах. Пациент неожиданно пришел в себя и теперь потерянно бродит по Дублину или же его похитили?» На миг меня охватывает невыразимое облегчение. Раз Натаниель исчез из больницы, значит, он нашел свой Церцерис и воспользовался им. И все-таки странно, что он не попытался связаться со мной. Может, не хотел терять время? Все прошло успешно? Церцерис в кармане слегка вибрирует. Кажется, нам обоим не помешает успокоиться. Пытаясь отвлечься, я собираю вещи. На следующий вечер я сижу у себя в комнате и пытаюсь придумать, как попрощаться с мамой, не причинив ей снова ужасной боли. Можно ли не причинить вреда, когда вырезаешь сердце? Без шансов. Меня это очень печалит. Вдобавок ко всему Церцерис больше не вибрирует. Он гудит и жужжит, его магия завлекает меня чарующей мелодией. Если открою медальон и взгляну на кусочек ночного неба, магия проникнет в меня и я испарюсь. Позабуду про тень Истинной Королевы, про свою цель, про все наши планы. Вдруг раздается тихий стук в дверь. – Входите! – кричу я. В комнату заглядывает мама и нерешительно замирает. На кресле – куча одежды, которую я вытащила, пока искала в шкафу спальный мешок. Он стоит свернутый у письменного стола, и мама его замечает. Я немного пододвигаюсь на кровати, освобождая ей место. Мама садится рядом. Она очень напряжена, будто в любой миг готова вскочить на ноги. – Мы тут с Макером поговорили… – Я тоже с ним пообщалась. Как он тебе? – Говоришь так, будто он какой-то незнакомец, пригласивший меня на свидание, – нервно улыбается мама. – И ты согласилась? – Ах, Майлин, все непросто… – А чего тут сложного? Я бездумно касаюсь подарка Лиама. Чувствую опал, впаянный в кожу. Интересно, когда иллюзия рассеется? – Вы можете просто слушать вместе музыку, смотреть старые фильмы. Это ведь ни к чему не обязывает. – Не обязывает, – эхом отзывается мама, весело блеснув глазами. – Ну да. Ты ему ничегошеньки не должна, – смеюсь я. – Черт побери, вы ведь уже женаты! Проклятье, ты права, все гораздо сложнее. Но в случае чего… Мама пропускает мои ругательства мимо ушей и вопросительно приподнимает брови. – В случае чего ты можешь развестись и пойти с ним на свидание! – договариваю я. Мы обе хихикаем, и напряжение между нами исчезает. И вдруг мы крепко обнимаемся, словно ничего и не было. Несколько слезинок капают на рукава худи и ткань блузки, но им от этого ни жарко ни холодно. – А я рассказывала, о чем думала, когда родила тебя? – спрашивает мама. Я качаю головой. – Ты была особенной малышкой, совсем не похожей на Вики, – шепчет мама. – Ты появилась на свет быстро. Меня только отвезли в родильное отделение, твой папа искал, где припарковать машину, а ты уже родилась. Я была совсем сбита с толку, мне казалось, что после таких быстрых родов ребенок должен кричать что есть сил. А ты не кричала, Майлин. Лишь критически посмотрела по сторонам, не издавая ни звука. И тебе не понравилось, что ты увидела, я в этом не сомневалась. Взгляд у тебя был серьезный, акушерка даже заволновалась… Сбросив тапочки, мама с ногами забирается на кровать и обхватывает колени руками. – И тогда я почувствовала, что ты уйдешь, – тихо продолжает она. – В течение недель… ах нет, месяцев, мое сердце сжималось каждый раз, когда ты спала чуть дольше положенного. Каждый раз я думала: «Слишком долго. Сейчас она исчезнет». Но ты оставалась. Скоро я уйду. – Почему ты мне это рассказываешь? – Потому что я была несправедлива к тебе. Я ничего не знала о Лиаскай и магии – и прошу, не обижайся, но я не скоро смогу простить твоего отца за то, что он держал меня в неведении. – Он хотел защитить тебя. – На это мне плевать. В общем, я понятия не имела о Лиаскай, но с первого же дня знала, что этот мир для тебя чужой. И ты этого никогда не скрывала. Ты подросла и почувствовала жажду странствий, а я подумала, что какая-нибудь Австралия сможет сделать тебя счастливой. Но это не так?