– Духосветы, Лиам. – При чем тут они? – Духосветы же не вызывают галлюцинации? – Нет, – качает головой Лиам. – А почему ты спрашиваешь? – Когда ты вышел из сторожки, чтобы отвлечь духосветов… ты выглядел иначе. Я видела камень, Лиам. Камень на твоем лице. Лиам бледнеет: – Я же говорил тебе, что это помогло мне пережить пытки в подземелье. Дыхание у меня сбивается – я права. – Да, но встреча с духосветами произошла раньше. Во дворце ты прибегнул к магии, это не в первый раз. Той ночью в лесу ты воспользовался ею, чтобы обхитрить духосветов. Так они не смогли навредить тебе. – Тогда во время пыток это тоже сработало бы, – беззвучно шелестит он. – Всем стало бы ясно, что во мне есть магия. – Тебя мучили днем, а ты черпаешь магию из луны и ночи. Но вчера вечером, когда я освободила перрина, ты снова это сделал. – Сделал что? – Ты приказал мне исчезнуть. И я исчезла. Не по-настоящему, разумеется! Но ты создал иллюзию, из-за которой я стала… невидимой. Перрин меня не видел, и Натаниель тоже. Я поняла это гораздо позже, когда обдумала все случившееся в тишине и спокойствии. Но теперь оно кажется очень логичным. – Майлин, прости уж, но ты выдаешь желаемое за действительное. Может, это была твоя магия. Ты ведь сама понятия не имеешь, какой силой обладаешь. – Не окажешь мне услугу? – со вздохом прошу я. – Конечно, только… – Тогда просто поверь мне! Я видела, как ты применил магию. Лиам хочет покачать головой, но я обхватываю его лицо ладонями. – Лиаскай позволила мне увидеть магию, – настаиваю я. – Лиам, сомнений нет, твоя магия все еще в тебе. Я ожидала всего. Что Лиам не поверит, что будет все отрицать или, наоборот, очень обрадуется. Но в его взгляде я вижу глубокую и мучительную печаль, которую он больше не может скрыть. – Ты чего? – Просто очень надеюсь, что ты ошибаешься, – осипшим голосом произносит он. – А если нет, значит, всякий раз, когда я закрываю глаза, магия вступает со мной в бой. Если ты права, она хочет меня прикончить. – Чепуха. Просто живи с ней дальше. Может, она так бурлит в твоих кошмарах, потому что ты не даешь ей волю. Если долго подавлять какую-то свою сторону, она проест в душе дыру. «Глубокую темную дыру, в которой однажды сгинет, что делает тебя тобой», – вдруг мелькает у меня в голове. Я испуганно вздыхаю. Откуда взялась эта мысль? – Пойдем дальше, – просит Лиам. Следуя опаловым прожилкам на стенах, мы идем по городу, забредаем в районы, где преобладает зеленый и золотой. Лиаскай будто одарила город сокровищами, которые извлекла из неизведанных недр. Лиам выглядит отстраненным. Он погружен в свои размышления, и я чувствую себя одинокой, поскольку не знаю, к какому выводу он придет. Завечерело. Солнце клонится, с востока дует ветер, от которого пахнет морем. В конюшне я встречаю Натаниеля. – Все хорошо? – интересуется он, прислонившись плечом к стене. – Золотце ненавидит стойла. Ей хочется пробежаться, но пастбищ здесь нет. Придется мне ехать на тикающей бомбе. – Ты боишься? Натаниель спрашивает не о верховой езде. – Нет. Конечно, да. – Это мой единственный шанс. – И все же? – Вдруг у нас получится? Что будет, если Лиаскай лишится Королевы? – Мы не знаем. Может, ничего. – А может, миру придет конец. Натаниель тихо смеется: – Не исключено. Я старалась ни о чем не думать, на душе у меня неспокойно. Теперь чувства берут надо мной верх, и я нервно прохаживаюсь по конюшне. – Понять бы еще, зачем близнецы этим занимаются. Подвергают себя такой опасности – ради чего? Зачем им мне помогать? Что им от меня нужно? Натаниель скрещивает руки на груди: – Ты ведь знаешь, кто они? – Еще один вопрос, на который у меня нет внятного ответа. Они твои брат и сестра. Натаниель не перебивает, и я расцениваю это как: «Да». – Но ты ведешь себя так, словно вы незнакомы. – Так и есть. Натаниель беззвучно шевелит губами, будто ищет нужные слова, но не находит. Наконец он произносит: – Впервые я услышал про них, когда был уже взрослым. Воображал, что раз они мои брат и сестра, значит, мы связаны невидимыми узами. – А потом? – Я на несколько дней приехал сюда. Выяснилось, что сестра устроила в трактире публичный дом, а брат живет один где-то в диких землях. Я служил во дворце, и они много лет ненавидели меня за это. А связь наша оказалась полной ерундой. – Взрыв мозга, – бормочу я с легкой улыбкой. Натаниель кривится, как от боли, но по его лицу я понимаю, что он со мной согласен. – Возможно, ты слишком многого ожидал от этой связи? – предполагаю я. – Не думал, что она может измениться? Я бы с удовольствием познакомилась с близнецами поближе. А ты? – Не хочу быть их должником, – серьезно отвечает он. – Мне известно, чем они руководствуются. Им ненавистно рабство магии и людей. Вся их жизнь строится на этой ненависти. Пристально смотрю на Натаниеля, поэтому он поясняет: – Мама уже тогда жила в Рубии. Она должна была отдать магически одаренных детей во дворец, но ей этого не хотелось. Поэтому она родила тайно и убедила всех, что дети умерли. На самом деле близнецов воспитывала кормилица. И во дворец их не забрали. – Почему она отдала тебя? Натаниель опускает взгляд. – Мама совершила ошибку. Доверилась моему отцу, рассказала, что близнецы живы и в безопасности. Он помешал ей спрятать еще одного ребенка. Несмотря на толстую шубу, чувствую холодок. Страшно представить, через что пришлось пройти той женщине… Она разрывалась между мужчиной, которого любила, которому верила, – и желанием не позволить сделать из своих детей рабов. – Ты можешь им доверять, – Натаниель берет меня за руку. – И я тоже. Но не сказал бы, что мне это не нравится. Мы встретились за городом на какой-то горе, как только стемнело. В свете наших факелов под снежным покровом вспыхивают опаловые прожилки, ведущие к плато на самой вершине. По словам Камаила, летом здесь устраиваются празднества, проводятся ритуалы, но мы выбрали эту гору, потому что здесь нам никто не помешает. В такую погоду на эту гору тяжело подниматься. Над нами раскинулось ясное ночное небо, на котором видны звезды, все до единой. Наверное, это добрый знак. Месяц похож на чашу, которую можно наполнить чем-нибудь и спокойно перенести в другое место. Например, наполнить надеждой. Или мужеством. – Начнем с меня, – говорит Натаниель. Он все-таки решился. На губах Лиама мелькает улыбка. Чему он радуется? Не знаю. Тому, что Натаниель собирается сбросить с себя оковы винкуласа? Или Лиам просто думает, что, если Натаниель будет первым, мне будет не так страшно? Счастливая Серафина расстегивает пуговицы, помогая Натаниелю снять верхнюю одежду, и расстилает ее на земле. Стянув рубашку, Натаниель садится. Винкулас поблескивает золотом на его темной коже. – А тебя они тоже здесь расколдовывали? – шепчу я Лиаму.