По коже бегут мурашки, и зимняя ночь тут совсем ни при чем. – Потому что Лиаму приходилось ее скрывать? – И поэтому тоже. Но прежде всего он должен был научиться управлять магией самостоятельно, без наставника. Лиаму потребовалось много времени, чтобы заставить магию делать то, что ему нужно. И все равно она вытворяла разные вещи. – Что именно? – шепчу я. – Магия создает сны и иллюзии, которые выглядят очень реально. Никому и в голову не придет, что это мираж, – объясняет Эмма. – И магии все равно, на кого воздействовать. – Даже на вас? – Даже на Лиама. Все детишки видят дурные сны. А Лиам реагировал на них так остро, будто сам являлся их частью. Когда он был совсем маленький, мне часто казалось, что он больше не проснется и навсегда останется во снах. Сладких грезах или ужасных кошмарах. Вот что творит эта мерзкая магия. Она погребает разум под видениями, и откопать его нечеловечески тяжело. Чувствую ком в горле. Как это невыносимо – быть не в силах помочь собственному ребенку… Зато теперь я понимаю, почему Лиам в одиночку принимает решения, которые причиняют столько боли другим. С малых лет он привык, что ему не могут помочь даже люди, которые его любят. Единственный, кто может его защитить, это он сам. – Я вздохнула с облегчением, когда Лиам лишился магии, – из-за чувства вины голос Эммы почти срывается. – Только не рассказывай ему, пожалуйста, он не поймет и не простит. Лиам всем сердцем любит это ужасное чудовище, хотя оно принесло ему столько горя. Я никогда не могла этого постигнуть и очень обрадовалась, когда магию уничтожили. Думала, что мой сын наконец-то освободился от магии. Я знаю, что чувствовала Эмма, и даже ее понимаю. Но эти слова неподъемной тяжестью ложатся на сердце. Может, я сама люблю чудовище. И оно куда ужаснее магии Лиама. Оно убьет меня. Я ни на секунду об этом не забываю, но порой мыслю, как фаталистка. Словно моя судьба предрешена. Только я не готова с этим смириться. Мне хочется самой решить, кто я такая. – Летом, встретив тебя, – продолжает Эмма, – я подумала, что ты сможешь исцелить его раны. Лиам больше не был одинок. Он был счастлив. – А затем я все испортила, – чуть слышно шепчу я. Подойдя, Эмма берет меня за руки: – Глупости. Ты подвергла себя огромной опасности, и я навеки твоя должница. Благодаря тебе вызволили Шеймуса. Я отмахиваюсь. Ничего героического, про план-то мне не сказали. А знай я о нем… до сих пор не уверена, что согласилась бы рискнуть. – Когда Лиам вернулся из дворца, – с этими словами Эмма достает платочек и прикладывает его к носу, – вернулся без тебя, но с Шеймусом и со множеством новых демонов, мне показалось, что чудовище снова овладело им. Меня как холодной водой окатило. – Ты имеешь в виду магию? В моей памяти что-то зашевелилось, но я не поняла, что именно. Эмма кивает: – Лиам снова потерялся. Но не во снах, а за улыбкой и уверениями, что он в полном порядке. Он снова стал тем, до кого я не могла достучаться. Никто из нас этого не может. Даже Алис. Слова Эммы меня не удивляют – они лишь причиняют мне боль. Готова поспорить, что знаю о похождениях Лиама в дворцовых подземельях гораздо больше, чем он рассказал своей семье. Я видела сны Лиама, и если в них хоть частично отражается то, что ему пришлось пережить, значит, все его заверения, мол, он в полном порядке – только личина. Защита, благодаря которой он еще держится. – Он заслуживает лучшего, – просто заключает Эмма. Не придумав ничего лучше, я крепко ее обнимаю. Она переводит дух. – Мне хотелось бы пообещать, что я присмотрю за ним, – говорю я, осторожно подбирая каждое слово. – Только… – Никто не может защитить Лиама, – перебивает меня Эмма, с печальной улыбкой вытирая глаза. – Кому, как не мне, это знать, я ведь пыталась… Но вдруг Лиаскай на такое способна? – Не знаю. Еще как знаю, но не хочу рушить надежды Эммы. Смерив меня долгим взглядом, она с удивлением щурится: – Ты что-то делаешь с людьми… Тебе об этом известно? Понятия не имею, о чем это она, поэтому мотаю головой. – Я собиралась поговорить не о Лиаме. А теперь стою здесь и изливаю душу. Почему? – Может, тебе было нужно о нем рассказать. Эмма вдруг сделалась до обидного подозрительной. – Так о чем ты хотела поговорить, если не о Лиаме? – допытываюсь я. – Лиаскай, – голос Эммы звучит твердо. Скрестив руки на груди, она придерживает свою шубу. – Прошу, Майлин, не думай, что я тебе не доверяю. Только… – Ты не доверяешь ей? Я чуть не рассмеялась. С чего Эмма взяла, что я доверяю Лиаскай? Да, мне нравится чувствовать у себя в голове ее нежность, любопытство и дружелюбие. Но я ни на секунду не забываю, что она убивает меня, медленно, украдкой, ласковыми прикосновениями. – Мы – в смысле, жители деревни – долго размышляли. Ясное дело, для раздумий уже поздно. Однако ты должна сказать нам правду, Майлин. Сердце у меня забилось быстрее. – Конечно. О чем вы хотите узнать? – Лиаскай знает, что мы здесь? Мне это известно, и я готова ответить в ту же секунду. Но почему-то решаю пойти по шепчущим нитям, которые Лиаскай прядет в моих мыслях, и становлюсь единым целым с ней. Вижу, что видит она. Чувствую, что чувствует она. Она расстилает передо мной свой дар – Ночь. Она темным покрывалом лежит на земле, мягко окутывает все живое, дышит мечтами, слезами и тихим смехом, прославляет каждую человеческую жизнь, будто она бесценна. Все снежинки, падающие с неба, с благоговением касаются жизни. Эмма неуверенно сжимает мою руку, и я понимаю, что увлеклась. Улыбаюсь в небо – до чего глупо это выглядит со стороны. – Не переживайте, – говорю я. – Лиаскай знает, что здесь живут люди. Лицо Эммы словно заледенело. – И всегда знала, – объясняю я. – Она знает о каждой жизни – и каждая жизнь для нее бесценна. В Лиаскай многого стоит бояться. Но только не ее саму. Она гораздо старше культа, который создали люди в ее честь. Из всех ритуалов значение для нее имеет только коронация Королевы, – я меланхолично улыбаюсь, ведь этот ритуал касается меня самой. – Скажи другим, чтобы они поверили в увиденное – в Утро. В чистую воду рек, в ветра, которые несут дождь и зной, поля и леса, разных животных и ломящиеся от припасов кладовые. И спроси их, действительно ли они боятся, что Лиаскай их не любит. Мать Лиама смотрит на меня, как на божественное чудо. Я даже испугалась, что она вот-вот падет ниц. – Нам… нам возвести храм? – В деревне есть нуждающиеся, кому нечего есть? – Нет. Мы заботимся обо всех. – Это, – шепчу я, – и есть истинный храм. Другого Лиаскай не нужно. Мы вернулись в таверну. Алис с Лиамом шутливо препираются, Зара, Томас и Джонатан рубятся в «Элементу». Это дурацкая игра с картами и деревянными кубиками, и я непременно хочу научиться в нее играть. Шеймус, положив голову на стол, медленно моргает: глаза у него слипаются. Скрипачка больше не играет, а инструмент она отдала какой-то девчушке помладше, которая терпеливо пытается извлечь из него хоть один мелодичный звук. Наверное, владелец таверны попросил их об этом, чтобы люди наконец разошлись по домам. Лиам улыбается мне и слегка пододвигается на скамье, освобождая место. Сажусь рядом с ним. Не удержавшись, встряхиваю волосами, и капли растаявшего снега летят прямо на Лиама. Но он этого словно не замечает. – Вот и ты, отлично! – Алис с надеждой смотрит на меня, будто ожидая помощи. – Лиам сообщил, мол, вы собираетесь вызволить Церцерис Бэджета. Я медленно киваю: – Истинная Королева сказала, что в руках Босуорт от него будет много вреда. – Об этой Королеве мы еще поговорим. Такое впечатление, будто Алис сомневается в моей истории. – Уверена, о ней что-то написано в старых книгах. А пока не будем верить всему подряд. – Почему это ты решаешь, кому или чему Майлин верить? – выгнув бровь, интересуется Лиам. – Разве ты ее советница? – А что, ей советница без надобности? – язвительно парирует Алис. – Подумайте вот над чем: в голове Майлин кроется огромная сила, – перегнувшись через стол, она стучит по моему лбу. – И эта сила может влиять на ее разум. – Нет, – отвечаю я. – Сначала она пыталась это делать, но смирилась с моим отказом. Она скорее гостья. – Гостья, которая тебя отравляет. – Алис делает глоток, глядя на меня поверх кружки. – Очень мило. Увы, с этим не поспоришь. Как глупо, что в голове нет обратного отсчета, который дал бы понять, сколько я еще проживу. Лиам кладет мне на плечо руку: он может только утешить, но не защитить. – Давайте смотреть правде в глаза, – говорит Алис так, будто речь идет о каком-то пустяке. – Гостью надо прогнать. Лиам полагает, что ничего у нас не выйдет, однако… Лиам тяжело вздыхает: