Через стенку ощущались лабиринты. Бросив последний взгляд на трехстишие, я завернула в соседнюю пещеру, где измученные Рейнельда и Ля Тараск играли в Таро. Неподалеку, завернувшись в спальный мешок, храпела Иви – целая и невредимая, если не считать ссадины на лбу. И такая умиротворенная. – А, темная владычица. – Рейнельда подняла на меня заплаканные глаза. – Очнулась наконец. Как самочувствие? – Могло быть и хуже. – Я плотнее запахнула кардиган. – А как твое? – Относительно неплохо. – Она отложила карты. – Мальпертюи… мы воспринимали его как младшего брата. – Сочувствую. Мне он показался добрым парнем. – Он таким и был. – Рейнельда подавила вздох и кивнула на товарку. – Это Камилла по прозвищу Ля Тараск. – Темная владычица, – низким голосом поприветствовала Камилла. Небрежно заплетенные льняные волосы ниспадали до талии. Внешне очень похожая на брата, только нос чуть шире, а подбородок не такой массивный. – Спасибо, что помогла спуститься в туннель. Переселением из меня высосали все соки. – Пустяки, – отмахнулась я. – Как Иви? – Нормально. – Камилла покосилась на спящую хиромантку. – Она может оставаться здесь сколько пожелает. – Леандр хочет с тобой переговорить, – вмешалась Рейнельда. – Заглянешь к нему? – Нет. – С Леандром разберусь позже. Его наглая физиономия будет напоминать о тех несчастных, брошенных на произвол судьбы. – Рейнельда, ты знала о его планах в отношении большинства заключенных? – Никто не знал. Я чувствовала: у него что-то на уме, но, клянусь, понятия не имела, что именно. Когда он отправил нас с Надин и Сироткой вперед, мне и в голову не пришло проверить, идут ли за нами остальные. Камилла, потупившись, теребила косу. – Если хочешь искупаться, не стесняйся, – сменила тему Рейнельда. – Уборная там же. – Спасибо. Стараясь не думать, какую мученическую смерть принял Мальпертюи, я направилась к источнику. Разумеется, Тубан Саргас не сгинул в огне – о таком подарке нельзя и мечтать, – зато Нашира наверняка сурово накажет того, по чьей милости она лишилась колонии. Для тесного алькова, куда кучка гангстеров справляет нужду, уборная выглядела более чем пристойно: ведра с водой для смыва, вырубленная в полу дыра, за которой простиралась очередная бездонная пропасть. Исторгнув в нее содержимое желудка, я заметила замызганный осколок, служивший зеркалом, но смотреться в него не рискнула. Сквозь разлом в стене виднелся источник. От его поверхности поднимался пар. В купальне царил полумрак, разбавляемый лишь мерцанием свечей. Сердце учащенно забилось, но усталость приглушила страх. Раздевшись до майки и шорт, я попробовала воду ногой. Пламя свечей дрогнуло. Гладко вытесанная ступенька позволяла сидеть, погрузившись в источник по плечи. Я опасливо сделала шаг, другой, стараясь не замечать пощипывание в ранах и мурашки, покрывшие руки и живот. Вскоре по телу разлилось приятное тепло. И я действительно наслаждалась им. Получала удовольствие. Возможно, моя фобия просто достигла пика. Возможно, мне удалось побороть ее в пещерах. Возможно, она исчезла ненадолго, но пока я ощущала, как это восхитительно – не бояться. Горячий пар расслаблял напряженные мышцы, проникал в каждую клеточку. Я и забыла, каково это – сидеть в горячей ванне. На потолке набухли капельки влаги. На меня снизошло какое-то сонное умиротворение. Впервые за несколько месяцев я по-настоящему расслабилась и дышала полной грудью. Взгляд зацепился за нишу, где виднелся бюст женщины из темного камня с венком на курчавых волосах. Заинтригованная, я подалась вперед. – Ее зовут Марианна, – послышался голос. Я вздрогнула, отчего поверхность источника пошла волнами. В разломе темнел чей-то силуэт. – У нас принято купаться вместе, – приглушенно сообщил силуэт. – Если, конечно, темная владычица не возражает. Уединение действовало на меня благотворно, однако я догадывалась, кто передо мной. И какие выгоды принесет наш разговор. – Ни в коем случае, – откликнулась я. – Прошу. – Благодарствую. Гость направился к противоположному краю источника. Сквозь клубы густого пара мне удалось разглядеть, что он примерно моего роста, может чуть выше, темнокожий, жилистый. Смоляные курчавые волосы острижены под расческу. Длинные аристократические пальцы. И аура оракула. Когда он погрузился в воду, я заметила, что его лицо скрыто элегантной золотой маской. Цветочный орнамент обрамлял прорези для глаз. В полумраке они казались пустыми. – Марианна. – Брюнет снова кивнул на бюст. – Олицетворение Французской революции. Воплощение свободы и разума. Она есть в каждом моем убежище. Иногда я беседую с ней. С ней и со статуей Орлеанской девы подле трона. Так он любит болтать с неодушевленными предметами? Прелестно. – А с черепами не ведешь диалоги? – Hélas, pauvre Yorick![90] – процитировал он и, заметив мое недоумение, констатировал: – Ты не читала Шекспира. – А, Шекспир, – забубнила я. – Его пьесы периодически всплывают на черном рынке. Но мне попадалась только «Буря». – Местные паранормалы от нее в восторге. И да, время от времени я консультируюсь с черепами наших великих предшественников, однако самыми неоспоримыми авторитетами для меня остаются Жанна и Марианна, хотя они такие разные. Орлеанская дева учит прислушиваться к эфиру. Отстаивать свое мнение любой ценой. А Марианна напоминает, почему Франция покорилась Сайену. Французы – республиканцы до мозга костей, ярые противники религии и монархии. Якорь тоже не питает к ним любви. Его речь лилась плавно, умиротворяюще, однако ей недоставало бархатных ноток, присущих другим адептам тихих голосов, например Арктуру, недоставало легкой шероховатости, как от чиркающей спички. – Да, Марианна с честью несет Якорь. Но французы – не только республиканцы, но и революционеры в придачу. Тираны у нас надолго не задерживаются. В моих ушах набатом звучит старый напев: liberté, égalité, fraternité[91]. Мы лишились всего. А взамен получили иллюзию безопасности. – Приятно познакомиться, Дряхлый Сиротка, – нарушила я короткую паузу. – Или обращаться к тебе Игнас Фолл? Мой собеседник наклонил голову: – Позволь спросить, откуда тебе известно это имя? – Прочла. В гроссбухе, принадлежащем Человеку в железной маске. – Ясно. Он облокотился на край источника. На одном из пальцев поблескивало серебряное кольцо причудливой формы. – Вье-Орфеля. Дряхлый Сиротка. Tu ne me parais pas particulièrement vieux[92], – присовокупила я. Вье-Орфеля звонко расхохотался: – Анку предупреждал, что ты говоришь по-французски. Приятный сюрприз. Однако, если не возражаешь, мне бы хотелось вести диалог на английском, языке нашего общего врага. Мне доставляет удовольствие обсуждать крах Сайена на навязанном им же диалекте. – Как пожелаешь. – По затылку у меня струился пот. – Не знала, что в Париже бьют горячие ключи. – Один-единственный, в самых недрах квартала Пасси. Мы наткнулись на него вместе с Рейнельдой. Я искал себе убежище, поскольку не доверял великим герцогам. Как выяснилось, не зря. Мы помолчали. Я осторожно окунула голову в источник, чтобы смочить волосы. – Восхитительно, – произнес Вье-Орфеля. – О чем это ты? – О твоей шее. Скажи, бросая вызов Сайену, ты представляла, как твоя прелестная шейка будет смотреться без головы? – Зачем представлять, когда такие картины транслируют регулярно. – Особенно когда твоего отца казнят «Гневом инквизитора» – мечом с позолоченной рукоятью, знаменующей торжество империи над предателем. Сайен обожает такую символику. В этом республика не уступает монархии. Я пристально наблюдала за маской. – Правители минувших эпох носили короны и драгоценности – божественную атрибутику власти. Они считали, побрякушки защитят их, и до поры до времени так и было. Но побрякушки лишь ускорили их крах, явив подданным, кто скрывается под роскошной витриной. Негодяи. Обманщики. Смертные в облачении богов. – Голос Орфели звенел в полумраке. – Насколько мне известно, при Сенном Гекторе лондонские главари мимов тоже воспылали страстью к… мишуре. – Согласна, мои предшественники чересчур увлеклись театральщиной, однако временами я и сама не прочь воспользоваться гримом. В качестве оружия – маскировка. – Не спорю, но бутафория должна служить внятной, оправданной цели. Узнав, какую речь ты произнесла на инаугурации, я подумал, у нас с тобой общие устремления. Я сочла за лучшее промолчать. Не проявлять излишнего энтузиазма. – Наше знакомство вышло необычным, но весьма перспективным, – заметил Сиротка. – Здесь, в купальне, мы друг перед другом как на духу. Без короны, украшений и прочей мишуры. – Сказал человек в маске. – Надеюсь, ты простишь мне эту вольность. – Сиротка взялся за края маски и потянул. – Она не снимается. Очевидно, имплантирована хирургическим способом. Осознание ледяной рукой сдавило мне горло. – Василиск грозился снять ее в колонии. И даже подробно расписал, какие меры предпримет. К счастью, ты его опередила. Я зачарованно слушала. – Маска позволяет выйти за пределы собственного тела и внешности. В Париже обо мне слагают легенды. Какое разочарование постигнет людей, если их кумир окажется обычным человеком. Если Латронпуш и Королева Нищих не таились от подданных, я всегда скрывался за маской, костюмом, они стали неотъемлемой частью меня. Обо мне шепчутся. Строят догадки. Домыслы переходят из уст в уста. Так рождаются герои. – Его кожа блестела от пота. – Полагаю, твои раны затягиваются?