Чудно, но про магию я и не вспомнил. Я просто как дикий зверь прыгнул на Эйванна, который одной рукой держался за горло, которое не успел раздавить Жакоб, а второй шарил по земле в поисках рукояти своей сабли. Лезвие кинжала с хрустом вошло в его тело. Доспехи ни он, ни его воины не носили, и это сослужило родственнику Меллобара дурную службу. Да и отряду его тоже. Гвардейцы-то поумнее оказались, железо с себя не снимали, плюнув даже на то, что нынче день выдался жарким, потому и смогли устоять против стражей Листвы. Конечно, он пытался меня отодрать от себя, орал что-то на своем языке, но я снова и снова вонзал сталь в его живот, выплевывая в его перекошенное лицо самые черные подсердечные ругательства, что только знал, и радуясь тому, что ощущаю на своих руках кровь этого ублюдка. И прекратил это делать только потому, что меня отодрали от него крепкие руки имперских гвардейцев. – Силен, – как мне показалось, с ноткой уважения произнес Левий. – У меня деды-прадеды служили в гвардии Айронта, сам в казармах рос, но я и половины бранных слов, что ты выдал, никогда не слышал. Эйванн хрипел, выгибаясь на земле, его руки были прижаты к животу, из которого густо сочилась кровь. Жив, подлюка! – Дайте добить! – прохрипел я, вырываясь из крепких рук усатого гвардейца. – А потом делайте со мной, что захотите. – Имеет право, – пробасил тот, кто меня держал. – Он дружка его прирезал. Сотник, надо бы дозволить. – А это решать мне, – мелодично прозвенел голос Эвангелин, а после и она сама присоединилась к нам. – Господин Левий, не хмурьтесь. Мы победили, опасность миновала, а значит, я имею право выйти из кареты. Пока шел бой, я выполняла ваше указание и не высовывалась наружу – все, как вы мне сказали тогда в Миклайте. Помните? «Я отвечаю за вашу жизнь, потому в случае опасности вы находитесь внутри экипажа или помещения до той поры, пока все не закончится или я за вами не приду». Все закончилось, а потому теперь снова главная я. – Сказано было немного не так, но – хорошо, будь по-вашему. – Левий оглядел свое изрядно поредевшее воинство. – Так, вы трое – проверьте тела. Выживших эльфов добить. Парень, сколько их всего было? – Двадцать воинов, два мага и вот эта плесень, – ответил я. – Ну и нас трое. – Трое? – заинтересовалась Эвангелин. – А кто… Хотя это подождет. Итак, господин эльф, у меня для вас плохая новость. Вы умираете. – Не хо-чу. – С каждым словом изо рта Эйванна выплескивалась кровь. – Помоги! – Это в моих силах, – покладисто отозвалась магесса, присела рядом с дергающимся в судорогах телом эльфа и ткнула пальчиком в его изрезанный живот. – Оп! И одна ранка затянулась. И не только снаружи, но и внутри, что очень важно. Ох, какая же злоба меня в этот миг взяла! Не описать мне этого, не получится. Перед глазами прямо багровая пелена встала. Тело Жакоба вон лежит, еще теплое, а эта мразь собирается лечить того, кто его убил. Я как волк взвыл и задергался, пытаясь освободиться. – Заткнись, парень, – ладонь гвардейца залепила мне рот. – Мистресс знает, что делает. – Спаси, – шептал Эйванн, выпучив глаза. – Спаси! – Почему нет? – согласилась магесса, охотно переходя с ним на «ты». – Но сначала скажи – зачем ты меня тут ждал? И откуда тебе был известен путь, по которому я следую? Эльф что-то прошептал, и Эвангелин кивнула. – Да-да, ни я, ни мои люди тебя не тронут, ты сможешь уйти туда, куда пожелаешь, даю тебе в том свое слово мага. Но лечить тебя прямо сейчас я не стану. Вы, эльфы, изрядные лгуны. Сейчас ты мне правду скажешь, а став здоровым, непременно соврешь. Говори. Я не слышал, что мой враг шептал ей почти на ухо, видел только усмешку магессы, ироничную и саркастическую одновременно. – Как-то так я и думала, – в конце концов произнесла она, вставая с колен. – Ничего нового. Поистрепался господин архимаг, пропало изящество и оригинальность его задумок. Впрочем, так всегда и бывает: за взлетом следует падение, за вдохновением – душевная пустота. Мой милый, вы можете завершить то, что начали. Отпусти мальчика, Клаус, – он, как ты верно заметил, в своем праве. И как тот, кто нас спас, и просто как юноша, потерявший друга. В молодые годы подобные потери ощущаются очень остро, по себе помню. – Ты-ы-ы-ы! – заскрипел зубами Эйванн. – Слово мага! – Ни я, ни мои люди тебя не тронут, как я и обещала. А про лечение в клятве слова не было, – передернула плечами Эвангелин. – Что до этого юноши – он твой человек, так что разбирайся с ним сам. Ну что ты насупился? Да, прием банальный, так ведь сработал же? Как говорил один мой друг: «простые планы и простые вещи – самое надежное из того, что есть на свете. В них нечему ломаться». – Спасибо, мистресс, – меня наконец отпустили; плечо ныло немилосердно, но я нашел в себе силы поклониться магессе. – И за то, что напомнили мне слова учителя, и за то, что не лишили возможности заплатить долг чести. – Не за что, – Эвангелин повернулась и направилась к карете, бросив на ходу: – И за те слова, которыми ты меня в своих мыслях называл, я тебя тоже прощаю, потому что в состоянии тебя понять. Можно было бы сжечь эту пакость магией, или вспороть ему брюхо, развесив требуху по кустам, или… Вариантов много, но это все не то. Потому я поступил проще. Я вынул кинжал из головы Жакоба, тихонько попросив у него прощения за то, что потревожил, а после, не отрывая своего взгляда от широко открытых глаз Эйванна, начал потихоньку вводить лезвие под эльфийский подбородок. Не резко вбивать, как поступил он, а легонечко так, чтобы умирающий ощутил движение смерти, проникающей в его тело. И я получил от этого удовольствие. Резкое, сильное, почти физическое. Жалко только, что нельзя его убить снова и снова, я бы не отказался. – Силен, – с уважением произнес Клаус. – Достойно. А теперь тащи его тело в общую кучу, так госпожа велела. В голове шумело, плечо болело, ноги подгибались, но я выполнил его требование. Правда, закинуть его на верхушку кучи не смог бы, но тут гвардейцы пришли на помощь, отодвинув меня в сторонку и схватив покойника за руки-ноги. – Стойте, – попросил я их, цапнул руку Эйванна и, сопя, стянул с пальца перстень с тускло поблескивающим камнем. – Мародерство в имперской армии наказывается десятью плетьми, – громыхнул голос Левия. – Это вы служите Линдусу Второму, – устало отозвался я. – Ко мне эти порядки не имеют никакого отношения. Да и не трофей это, а напоминание о долге. Платка нет, узел завязать не на чем. Вот, вместо узла перстень будет. – Оставь его, – приказала офицеру Эвангелин, стоящая у лошадей и поглаживающая одну из них. – Он ранен, вымотан, окончательно запутался. А ты, мой милый, иди в карету и жди меня там. – Нет, – помотал головой я. – Сначала мне надо Жакоба похоронить. Эй, вы, оставьте его! Двое гвардейцев было подняли тело моего друга и потащили к остальным, но мой оклик их остановил. – Мистресс велела тела снести в одну кучу, – Левия явно начало раздражать мое поведение. – Мы делаем то, что она приказала. – А его – не надо, – шатнувшись, ответил я и сплел пальцы, подготовив их для заклинания. – Я сейчас лопату с поляны принесу, выкопаю могилу и похороню его как положено. – Пусть, – снова заступилась за меня Эвангелин. – Амальрик, помоги ему. И плечо посмотри, а то он, того и гляди, чувств лишится. Я бы лишился с радостью, голова на самом деле гудела невозможно, но позволить это себе было никак нельзя. Многое еще надо было выполнить из задуманного. Сначала я с помощью гвардейцев вырыл могилу, в которую положил Жакоба и Рангвальда. От снежного мага, ради правды, очень мало что осталось, крепко его приложил эльфийский чародей. Как я и думал, одного из них наш старший товарищ успел прибрать, а второй прикончил его самого. Пока я всем этим занимался, Эвангелин спалила трупы эльфов и гвардейцев. Красиво спалила, огонь на тела словно снизошел с небес, причем такой жаркий, что никакого удушливого чада от медленно сгорающих тел не было. Вспышка – и пепел, в котором чернеют слитки сплавившихся воедино пряжек, пуговиц и прочего хлама, которого полно в карманах и напоясных сумках любого солдата. Их никто не обшаривал. Мне не до того, а гвардейцам Левий не позволил, хотя они, думаю, не отказались бы. В какой-то момент я даже стал подумывать – а не задать ли стрекача? Плечо я и сам подлечу, а ехать с нежданными союзниками желания у меня никакого нет. Но пока я думал, Эвангелин отдала соответствующий приказ, и меня просто-напросто препроводили до самых дверец. – Итак, как тебя зовут? – магесса положила ладошки на свои колени, став похожей на примерную ученицу. – Я просто не помню… Или не знаю? – Эраст, – ответил я. – А мы куда едем? – В главный лагерь имперских войск, куда же еще? – улыбнулась магесса. – Эраст, а ты… Ой! Именно это «Ой» и было последним, что я услышал. Мое сознание наконец-то взяло перерыв на отдых. Глава семнадцатая Ну насчет того, что мы едем в главное расположение войск, Эвангелин немного приврала. Нет, в результате мы направились именно туда, но перед этим еще недели две с лишним колесили по округе, посещая лагеря поменьше, где магесса подолгу беседовала с разными людьми, как правило, довольно высокопоставленными военачальниками, коллегами по цеху и даже представителями Ордена Истины. О чем, на какие темы – можно было только догадываться. Я пытался, но информации было слишком мало, подслушать или подглядеть ничего не удавалось, поскольку она меня с собой не брала. Собственно, мне толком даже ноги размять не давали. Выпускали из кареты минут на десять, и то под контролем пары гвардейцев, которые от меня ни на шаг не отходили, даже когда я нужду справлял. Но при этом сказать, что Эвангелин относилась ко мне плохо, не могу. Нет, в определенном смысле все было просто замечательно. Магесса вылечила мое плечо, я сидел с ней за одним столом, она прикупила мне новую одежду, что было совсем не лишним, поскольку старая совсем износилась, и через слово слышал «мой милый мальчик» и «славный Эраст». Не жизнь, а сказка, особенно учитывая тот факт, кем именно я являлся. Ученик врага Империи, соратник Белой Ведьмы, человек, отправившийся служить эльфам, то есть предавший свой род. Любого из этих обвинений хватило бы для того, чтобы отдать меня в лапы палача или отправить на костер. А она – ни словом ни делом ни разу на такое не намекнула. И остальным запретила подобным заниматься, двоих гвардейцев даже из отряда выгнала. Не из числа тех, кто уцелел в придорожной схватке, – те-то как раз ко мне относились более-менее нормально, а из новых, набранных Левием в первом же посещенном нами военном лагере. Просто шила в мешке не утаишь, знали эти молодцы, под чьим началом я до того служил. Ох, как же тут, по эту сторону, Белую Ведьму ненавидели! Причем отчасти за то, что она и не делала. Истории, которые о ней рассказывали, были куда страшнее того, что она творила на самом деле, – теперь-то я это знал, но это ничего не меняло. И ненависть к ней не могла не перейти на меня. Но трогать – не решались, поскольку слово Эвангелин, пусть даже не очень громкое и произнесенное нежным женским голоском, пересиливало любую ненависть и злобу. Проще говоря – ее то ли очень уважали, то ли и вовсе боялись. Я так и не понял, что из этого верно. Зато точно знал одно – о хрюшке до зимы тоже заботятся. Ее кормят, поят, чистят, и делается это ровно до той поры, пока не придет время ее украшать. Тогда ей в рот запихивают яблоко, а в живот засовывают кашу. Стоп. Что-то я забыл упомянуть? Ах да. Между первым и вторым действием есть еще одно. Перед тем, как хрюшку начинают украшать, ее забивают. А после украшения – зажаривают и съедают. Вот меня пока кормят, поят и холят, но при этом где-то там уже точат нож. Без вариантов. В результате в главный лагерь, который, кстати, находился не так уж и далеко от той самой деревеньки, где некогда проходили приснопамятные предвоенные переговоры, мы прибыли уже осенью. Вот так, лето прошло, а я его особо и не видел. То бои с походами, то вон бесконечная дорога и сиденье кареты, от которого у меня уже мозоль на заднице натерлась. Впрочем, с учетом того места, куда меня привезла Эвангелин, я бы, может, еще месяцок согласился покататься. Одно дело – собственная охрана, ей она хозяйка. Другое – огромный лагерь, где полным-полно сорвиголов, которым плевать на то, что какая-то там бабенка-магесса запрещает убить соратника Белой Ведьмы. Пусть галдит, авось после отбрехаемся. Да и дальше поля боя солдата на войне все одно не пошлют. А пока, братие, сдерем-ка с него живого кожу для начала. Медленно так, чтобы, значит, ощутил, как оно бывает на самом-то деле! Так и случится, я знаю. Достаточно кому-то одному из стражников обо мне болтнуть, и тут через пять минут выстроится толпа из желающих меня прикончить, а через десять меня уже распнут и начнут ножами полосовать. Но реальность, как обычно, оказалась еще неприятней, чем самые печальные прогнозы. Эвангелин первой выпорхнула из кареты, за ней подался Амальрик, как видно, рассудив, что здесь и сейчас за мной уже можно не приглядывать. Так-то он всю дорогу вполглаза спал, все следил, подозревая, что я только притворяюсь тихим и смирным. И, как мне казалось, даже втайне надеялся на то, что так оно и есть на самом деле. В какой-то момент я покажу свое истинное лицо, а он меня убьет и тем самым спасет прекрасную даму. Проще говоря – влюбился он в мистресс Эвангелин, потому и побежал сейчас за ней, что твой щенок. А я вот теперь очень не хотел покидать этот опостылевший экипаж. Казалось бы – видеть его уже не могу, а вот поди-ка! – Тебя зовут, – заглянул внутрь Левий, под глазами которого чернели огромные тени. Он, как мне кажется, за последний месяц спал, может, раза три, или того меньше. Ну, оно и понятно – ты сейчас уснешь, а коварный Амальрик возьмет да и спасет беззащитную магессу от нападения коварного приспешника эльфов. И сердце прекрасной дамы будет отдано ему, а не некоему рыцарю, который готов положить свою жизнь к ногам… И так далее. Короче, этот туда же. Как дети, честное слово! – Их много? – уточнил я. – Кого?